Пятый арлекин - Владимир Тодоров

— Дура, ты же ничего не понимаешь, я тебе сюрприз готовил: мы переезжаем в собственный кооператив. Хватит жить в аппартаментах твоего отца. Поняла, наконец, или нет?!

Но Ирину Александровну нелегко было сбить с толку. Она и список упакованных вещей приметила. И все же Семен Михайлович таким маневром на какое-то мгновение завоевал право на инициа­тиву и получил минуту-другую на размышление. Он сообразил, что без Ирины ему никак за рубеж не вырваться и, перейдя на шопот, предложил ей бегство за границу, признавшись, что и сборы, и упаковка вещей именно для этого. Что он сегодня же наметил вы­звать ее из Гагры, потому что заказал две туристические путевки для поездки во Францию. «Сама понимаешь,— вдохновенно шептал разгоряченный и в то же время униженный Семен Михайлович,— здесь нам всем труба. Когда такие столпы шатаются, так куда нам до них, грешным. Через месяц-другой и до меня доберутся. А там мы с тобой будем королями: Ницца, Монте-Карло, Акапулько... Все преподнесут на блюдечке с той самой голубой каймой. Конечно, за наши деньги. Идет?»

Задав вопрос и мучительно соображая, как вырвать вторую путевку, Семен Михайлович ожидал мгновенной ответной реакции Ирины Александровны, в которой восхищение должно пропорцио­нально перемещаться с чувством вины перед ним, таким умным, сообразительным и в то же время заботливым. Но произошло нечто страшное и неожиданное, что никак не укладывалось в четко выстроенную схему по отношению к личности Ирины Александровны. Ее реакция изумила даже видавшего всякие виды Неживлева.

— Ах ты, Иуда!— на предельно высокой ноте закричала Ирина Александровна,— так ты, подонок, Родину захотел продать? Что, больше торговать нечем, все продал и купил?! Ну нет, хочешь — катись без меня хоть на все четыре стороны и без этого!— она указала мизинцем (для большего жеста не снизошла от презрения) на упакованный ящик и оставшиеся на полу предметы старины, картины. Значит вбил все же в детстве в эту пустую голову Алек­сандр Филиппович какие-то гражданские принципы и чувства, да видать потом проглядел дочь.— И запомни,— продолжала уже более спокойно Ирина Александровна,— тебе в этом доме не принадлежит ничего. Все, что здесь находится, это имущество моего отца, моей матери и мое. А ты гость, вот и уметайся в свою заграницу, а мне и здесь хорошо, прохиндей!

Надо отдать должное, этим поступком Ирина Александровна возвысила саму себя над той пропастью, в которой находилась долгие годы. Конечно, нет нужды обольщаться по отношению к ней и предполагать, что с этой минуты она станет жить по-новому. Но бывает, что живет в одном человеке что-то хорошее наряду с мер­зостью и подлостью, лишний раз подтверждая, что человек сам выбирает жизненный путь, иной раз отдавая предпочтение своим слабостям, не пытаясь бороться с собой. А это в конечном итоге приводит к распаду личности. После яростной тирады Ирины Алек­сандровны Семен Михайлович, теперь уже без всякой фальши, бес­сильно опустился на ковер: рушились последние надежды на воз­можность выбраться из страны. Но состояние прострации быстро сменилось благородным возмущением человека, которого пытаются ограбить средь бела дня:

— Это как же понимать, Ирина? А картины? А фарфор? А коллекция монет и медалей?- А иконы? А серебро?! А?!

— Не докажешь,— спокойно бросила Ирина Александровна,— и вообще — катись отсюда!

«Пропал!— ахнул Неживлев,— теперь действительно труба, с этой бабой по-доброму не сладишь, и если она вызовет своего гроз­ного папочку, то мне конец в тот же день. А какого черта она вернулась так скоро из Гагры? Тут что-то нечисто, но что? Нельзя ли как-нибудь сыграть на этом?» И пока он, содрогаясь, рассуждал, в дверь настойчиво позвонили. Семен Михайлович, потрясенный всем происходящим, не придал особого значения этому звонку и пошел открывать в чем был — трусах и майке, но распахнув дверь, по-настоящему потерял дар речи: на лестничной площадке стояли трое милиционеров и двое соседей — понятых. Полковник Чернышев приложил руку к козырьку фуражки и спросил:

— Гражданин Неживлев?

— Он самый,— пролепетал Семен Михайлович, чувствуя, что сейчас рухнет на пол. Ноги неожиданно отказали и язык стал не­ послушен, будто замороженный в зубном кабинете при удалении зуба.— А что, собственно говоря, вам от меня н-нужно?

— Может пригласите в комнату?— вежливо поинтересовался Сиротин.

— Да-да, пожалуйста,— растерянно махнул рукой Семен Михайлович, приглашая войти. В гостиной Чернышев,, сопровожда­ющие его милиционеры и понятые удивленно посмотрели друг на друга: в комнате был полнейший разор. Пустые рамы слепо чернели прямоугольными и квадратными провалами, ящики всех горок и сервантов были беспорядочно выдвинуты и валялись пустые на ков­ре. На фоне всего этого ярко выделялась нарядная Ирина Алексан­дровна с побледневшим лицом.

— Что, гражданин Неживлев, переезжать собрались?— мрачно спросил Чернышев, снимая с головы фуражку.

— Да нет,— снова засуетился Семен Михайлович,— пакуем от воров, на юг хотим махнуть, вот и принимаем меры предосторож­ности...

— Ну ладно,— кивнул Чернышов,— можно присесть?

— Пожалуйста-пожалуйста,— торопливо отвечал Семен Михайлович, натягивая на себя спортивные брюки,— вот сюда. Так я слушаю вас.

Милиционеры молча расселись, понятые остались стоять. Ирина Александровна, будто это все происходило не в ее доме, присела на краешек софы.

— Жена?— безучастно спросил Чернышов, посмотрев в сторону Ирины Александровны.

— Жена-жена,— опять как заведенный проговорил Семен Михайлович, не в силах реально оценить, что происходит, но твердо зная одно, раз милиция, то это никак не связано с Глайдом, значит обойдется, может быть...

— Мне бы хотелось задать вам, граждинин Неживлев, а заодно и вашей супруге один вопрос, связанный с исчезновением гражданки Александры Андреевны Караваевой, имевшей честь быть пригла­шенной к вам на день рождения третьего июня этого года. Прошу внимательно выслушать вопрос: через какое время после того, как из вашей квартиры вышел гражданин Горин Вячеслав Андронович, находившийся в Москве проездом из Астрахани, покинула гостиную Караваева?

— Да почти сразу вслед за ним и вышла, минуты не прошло. Этому больше десятка свидетелей.

— Я тоже подтверждаю это,— холодно произнесла Ирина Александровна, входя в свою роль надменной хозяйки, дочери генерала Неживлева.— Это могут подтвердить и другие гости.

— Вы можете назвать всех гостей, кто подтвердит этот факт? Семен Михайлович замялся: ему никак не хотелось называть присутствующих, уж больно тесный круг собрался тогда и каждый был замешан в махровых противозаконных операциях. Копни одно­го, и сразу потянется столько всего, что хватит на всю оставшуюся жизнь.

— В общем-то могу, только надо вспомнить. На это потребуется время...

— Хорошо, оставим пока этот вопрос,— согласился Сиротин.— И вы ее больше не видели?

— Нет,— ответила за двоих Ирина Александровна.— Если боль­ше вопросов нет, то, пожалуйста, покиньте квартиру генерала Не­живлева. моего отца.

— Да, я знаю, что здесь проживает генерал Неживлев,— вздох­нул Чернышов,— вопросов больше нет, вот только маленький под-вопросик: с какой целью вы, гражданин Неживлев, ехали с недоз­воленной скоростью в ту ночь в машине «ГАЗ-24» с номерными знаками МОЦ 34-52, принадлежащей вам, по Рублевскому шоссе в сторону Москвы в три часа ночи? А рядом с вами на переднем сиденье находился известный вам гражданин Краснов?

Недаром генерал восхищался умением Чернышева схватить мгновенно ситуацию и выйти на противника вооруженным фактами и доказательствами. Докопался-таки полковник до докладной постового милиционера. Удивительно, но предположил: а вдруг мельк­нул где-нибудь Семен Михайлович той ночью, ведь труп надо было куда-то упрятать, а то, что убийство могло произойти без участия хозяина, это он сразу отверг. И конечно же понял, откуда гнал машину взбудораженный Семен Михайлович.

— Перестаньте заниматься провокациями!— резко вставила Ирина Александровна.— В ту ночь он спал рядом со мной и никуда не выезжал.

— Это вы спали, а он в этот момент вместе с гражданином Красновым, вам далеко небезызвестным, выезжал за город, чтобы спрятать труп Караваевой... Такие пироги, сударыня...