Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

Я спросила атамана, почему казаки не хотят драться за свой же родной Дон? Он ответил, что слишком велика агитация большевиков, и денег у них много: уже успели разложить казачество. Теперь сами казаки большевиками стали, так чего же им и драться против большевиков!

Богаевский молчал как всегда, закрыв голову руками.

— Вот, слышали, — продолжал Каледин, — карательная экспедиция из матросов собирается в Новочеркасск? Придется с ними разговаривать.

— Зачем же разговаривать? — недоумевала я.

— Ничего не поделаешь, придется разговаривать. Слушая все это, страшно становилось за судьбу офицеров.

— Хорошо, — заметила я, — если карательная экспедиция потребует выдачи вождей Добровольческой армии, тогда, допустим, вы и ваше правительство не согласитесь с требованием, но если захотят того же сами казаки, тогда что сделаете?

Мне нужно было добиться прямого ответа Каледина. Он задумался:

— Это может произойти только в случае нашего окружения в Новочеркасске. Ежели так — придется либо драться до последнего, либо распустить добровольцев кого куда…

— Но тогда их вырежут всех, вместе или поодиночке, — возразила я.

— Что делать? Выхода нет, — вздохнул Каледин.

Из всего я поняла, что мало доверяли Каледин и Богаевский казакам. После некоторого молчания Каледин начал опять, обращаясь ко мне:

— Вы говорите, нельзя ли не разговаривать с «карательной экспедицией»? Вы разумеете: нельзя ли встретить их как следует, дать пороху понюхать? Я того же мнения. Лучший был бы разговор. Но кто на это решится? На донцов надежды плохи, а ваши офицеры не сорганизованы. Жаль Алексеева. Много еще горя суждено ему и горсточке окружающих его героев. Не верю, чтобы наши толстосумы поняли трагизм положения… Но что же я‑то могу! — с отчаянием закончил Каледин.

Уже в тот день я почувствовала близость катастрофы. Простившись с атаманом и М. П. Богаевским, отправилась на Барочную. Начальник контрразведки капитан Алексеев ждал меня на улице у атаманского дворца.

— Знаете, раскрыто покушение на Алексеева и Каледина. Большевики не теряют времени.

На Барочной мы встретили Эрдели и Дорофеева. Я передала разговор мой с Калединым. Генерал Эрдели советовал все пересказать генералу Алексееву. Пришел поручик Гринберг, ехавший в Кисловодск, я передала ему пакет Н. И. Гучкова к брату. Дорофеев показал мне расписки офицеров, получивших по 50 рублей пособия. Полков–ник Кириенко попросил меня выйти к офицерам, уходившим на позиции под Ростовом. Они толпились в коридоре Какой‑то полковник заявил мне, что все уходят с чувством благодарности, спокойные за участь своих семей. Но многие этой радостной вести не дождались… И, вынув из кармана письмо, найденное на убитом поручике Тимофееве, он прочел:

— «Посвящаю дорогой сестре М. А. Нестерович».

Долины залиты братской кровью, Вся русская стонет земля Тогда к нам с сердечной любовью На помощь сестрица пришла Жалея солдат, изнуренных походом, Израненных в тяжком бою, Посвятила сестрица Марыля заботам Всю добрую душу свою…

Стихи были написаны карандашом, не окончены.

— Этот голос из гроба не лучшее ли доказательство привязанности к вам офицеров? — добавил полковник.

Все молчали, слушая чтение старого полковника в солдатской шинели, с винтовкой через плечо, идущего в бой простым солдатом. Полковник снял фуражку, просил меня благословить всех офицерских матерей, жен, сестер, детей и поцеловал мне руку. И так подходил ко мне каждый офицер.

Потом они отправились на вокзал грузиться. Мы вернулись в кабинет генерала Эрдели, которого эта сцена взволновала. Я продолжала прерванный доклад.

— Да, дело с карательной экспедицией у генерала Алексеева и у меня — вот где (он показал на шею), если так продолжится, всех нас вырежут. Я вот что думаю: пока не поздно, придется вам, Марья Антоновна, съездить к Дутову.

— Именно что поздно, — отозвался Дорофеев.

— Наведайтесь сейчас к генералу Алексееву, — предложил Эрдели.

Но я попросила его обойтись без меня, так как падала от усталости, да и рассчитывала увидеть генерала Алексеева завтра на похоронах добровольцев. На прощанье генерал передал мне список раненых офицеров, просивших меня позаботиться об их семьях.

— Когда уезжаете, Марья Антоновна? — спросил он.

— Завтра после похорон.

Когда я выходила, меня позвали к телефону. Говорил М. П. Богаевский:

— Марья Антоновна, расскажите кому следует, что в Новочеркасске обретается Керенский, переодетый матросом. Я его не принял и советовал ему поскорей убираться из Новочеркасска.

— Спасибо, передам, — ответила я.

— Завтра после похорон зайдите ко мне, буду вас ждать во дворце у атамана.

Я прошла к генералу Эрдели сказать о Керенском. Он тотчас сообщил Алексееву, который в свою очередь вызвал капитана Алексеева и полковника Дорофеева и поручил им во что бы то ни стало найти Керенского в Новочеркасске. Не знаю, что было бы с Керенским, если бы его и впрямь нашел капитан Алексеев! Но поиски оказались напрасными. Его не нашли.

Я простилась с генералом Эрдели и вместе с моей офицерской стражей смертельно усталая вернулась в гостиницу. Было уже 11 часов вечера. Мы продолжали разговаривать с Андриенко. Вдруг постучался и вошел, прося извинения за позднее время, генерал Эрдели. Андриенко хотел выйти, думая, что у генерала секретное дело, но генерал его удержал. Он сказал, что сейчас от генерала Алексеева, просившего узнать завтра у Богаевского, когда ждут экспедицию матросов и где будут вести переговоры, на какой станции.

— Все узнайте и сообщите генералу, он ждет вас после похорон. Уснула я не скоро.

На следующий день, 17 ноября, ранним утром послала я Андриенко заказать венок из белых цветов с надписью на национальной ленте: «Павшим за родину героям–офицерам от солдат, бежавших из плена».

За мною явились офицеры, с которыми мы и отправились в собор. Соборная площадь была полна народу. Без помощи офицеров пройти в храм было немыслимо. Собрался тут весь Новочеркасск. Панихида уже началась. Посреди храма стояло шесть гробов, покрытых цветами, около каждого — караул из раненых офицеров. Эта подробность производила очень тягостное впечатление. Андриенко принес венок, я положила его между гробами, став на колени и крестясь по–католически. В гробах покоились вечным сном два капитана, один юнкер и три кадета. Казалось, все в храм горестно молились и просили Бога упокоить чистые души убиенных. Многие офицеры плакали.

Кто эти мертвые герои — никто толком не знал. Не было при них документов. Потом только узнались имена и фамилии.

Я стояла около атамана Каледина, познакомившего меня со своей женой. В стороне, среди толпы, стоял генерал Алексеев. Кто не знал в лицо генерала, невольно обращал на него внимание, так усердно молился старик, опустившись на колени.