От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Вадим Кожинов

Своего рода завершение государственного формирования Руси и ее воля к внутреннему сосредоточению, в сущности, предопределяли перенос ее «центра» в глубь страны. Правда, во времена Ярослава Мудрого едва ли кто-либо думал о том, что величественнейший Киев перестанет быть столицей. Однако в 1157 году, всего через сто лет (срок для истории не очень уж долгий) после кончины Ярослава, столицей Руси фактически стал совсем еще молодой город Владимир-на-Клязьме.

Широко распространено представление, согласно которому это перемещение столицы Руси объясняется прежде всего и главным образом набегами на Киев кочевников южнорусских степей, в особенности половцев. Правда, при углублении в суть дела неизбежно возникает вопрос: почему же Русь так убоялась степняков именно в XII веке, а не, допустим, в IX, когда с юго-востока на Киев также нападали многочисленные враги, а страна была, без сомнения, гораздо менее развитой и могучей? Но еще существеннее другое: ведь именно в начале XII века набеги половцев (не говоря уже о других кочевых племенах) почти полностью прекратились!.

Выдающийся специалист по истории «кочевых» народов С. А. Плетнева, опираясь на исчерпывающее исследование источников, составила выразительную таблицу, демонстрирующую хронологию и интенсивность половецких набегов на Русь[499]. Из таблицы явствует, что наибольший половецкий натиск приходится на 1090-е годы, затем имеет место постоянное снижение «показателей», а между 1120 и 1150-м годами не было ни одной атаки половцев, нанесшей сколько-нибудь значительный ущерб Руси! В этом нет ничего удивительного, ибо Владимир Мономах сумел нанести половцам такие сокрушительные удары и в то же время проводил по отношению к ним столь взвешенную политику, что немалая их часть в 1018 году предпочла вообще удалиться на тысячу верст от границы Руси, на Кавказ, где половецкие воины, в частности, стали своего рода наемниками правителя Абхазского царства[500] Давида Строителя, а оставшиеся у границ Руси половцы всецело «замирились». И нападения половцев на Южную Русь вновь становятся нередкими и наносящими ущерб только с 1160-х годов, — то есть тогда, когда «центр» Руси уже находился в недосягаемом для них Владимире.

Величие Киева имело к этому моменту в большей мере исторический, нежели живой современный смысл. Мощь и действенность Руси как бы перелились к северу. Это, кстати сказать, со всей ясностью выразилось позже в «Слове о полку Игореве», где после рассказа о вызванном набегами половцев «золотом слове со слезами смешанном» тогдашнего киевского (уже, в сущности, «областного»…) князя звучит обращение к князю Владимирскому Всеволоду Большое Гнездо (внуку Владимира Мономаха):

«Великий князь Всеволод! Не помыслишь ли ты прилететь издалека, отцовский золотой престол поберечь? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать»… и т. д. (перевод Д. С. Лихачева). То есть Киев предстает уже только как «отцовская» реальность (отец Всеволода Юрий Долгорукий в самом деле правил в Киеве), а сыновья уже перенесли в далекий северный край наследное могущество.

Один из крупнейших русских историков новейшего времени Д. Н. Насонов полагал, что уже Владимир Мономах замышлял перенести центр Руси к северу[501], хотя окончательно осуществил это в 1157 году его внук, старший брат Всеволода Большое Гнездо Андрей Боголюбский, вполне сознательно и добровольно ушедший в 1155 году из Киева во Владимир, где он (беру только одну сторону дела) за кратчайший срок выстроил монументальный собор Успенья Богоматери (1160) и церковь Покрова Богородицы на Нерли (1165), которые не только не уступали зодческим достижениям Киева, но и в определенных отношениях далеко превзошли их и принадлежат к величайшим творениям мировой архитектуры.

Создание новой столицы — и это, конечно, имело исключительно важное значение — было неразрывно связано с традицией Киева. Начать с того, что сам тот ландшафт, в котором Мономах основал город Владимир, был во многом схож с киевским (это отмечено целым рядом исследователей), особенно если учитывать, что Клязьма в XII веке являла собой могущую быть сопоставленной с Днепром, гораздо более полноводную реку, чем ныне. Нет оснований усомниться, что Владимир Мономах избрал место для строительства города-крепости, исходя именно из этого. Но и его внук Андрей Боголюбский предпочел сделать своей столицей этот совсем еще юный город (хотя поблизости находились существовавшие уже не менее полутора веков крупные города — Ростов и Суздаль), основываясь, по-видимому, и на этих соображениях.

В 1164 году Андрей создал монументальные Золотые ворота Владимира, с очевидностью соотнесенные с киевскими. А киевские Золотые ворота, в свою очередь, восходили к цареградским, константинопольским. Нельзя переоценить и тот факт, что, отправляясь в 1155 году навсегда во Владимир, Андрей Боголюбский взял с собой, как сказано в Лаврентьевской (составленной, кстати, уже именно во Владимире) летописи, «икону святую Богородицю, юже принесоша в едином корабли с Пирогощею из Царя-града… и украсив ю и постави и в церкви своей Володимери».

Речь идет об одной из двух (вторая — «Богородица Пирогощая») наиболее ценимых на Руси икон византийского происхождения, — так называемой «Богородице-Умиление» («Елеуса»). Известнейший искусствовед В. Н. Лазарев (1897–1976) отметил: «Можно было бы многое сказать… о той колоссальной роли, которую Владимирская икона сыграла в развитии русской государственности и культуры… Фигурируя почти во все критические моменты русской истории (впоследствии, в 1480 году, она была перенесена из Владимирского Успенского собора в Успенский собор Московского Кремля. — В. К.), Владимирская икона неизменно оставалась одной из наиболее почитаемых святынь России»[502]. Нельзя не сказать и о том, что в Древней Руси эта икона считалась (хоть безосновательно) творением евангелиста Луки и, таким образом, символизировала связь Владимира не только с Константинополем, но и с древнейшим, первоначальным христианством.

Исследователь, посвятивший жизнь культуре и истории Владимирской Руси, Н. Н. Воронин, писал, что в деятельности Андрея Боголюбского выразилось стремление «всеми средствами поднять и укрепить значение своей новой столицы и доказать ее равноправие с „матерью градов русских“ Киевом и самим „восточным Римом“ — Царьградом»[503].

Вместе с тем в новом центре Руси возникают и совершенно новые черты государственности, культуры, духовности. Так, именно здесь складывается столь существенный для последующего русского бытия проникновенный культ Богородицы: «…Андрей Боголюбский установил во Владимире особое почитание Богоматери. Ей ставились храмы, ей организован был новый праздник — Покрова… Летопись времени Андрея Боголюбского и строилась как цепь чудес Богоматери. Летописцы стремились доказать, что Владимир и владимирские князья находятся под особым покровительством Богоматери… Это настойчивое восхваление Богоматери начинается в летописи приблизительно с 1160 г. — года построения во Владимире собора Успения Богоматери…»[504]

Разумеется, это только одно из выражений новой эпохи русского исторического бытия. Но нам сейчас важнее задуматься о другом — о том, что новое бытие в глубине Руси создавали, в основном, люди, пришедшие из собственно Киевской, южной Руси.

Как уже сказано, начало Владимирской Руси положил — вполне осознанно или, быть может, без такого прямого осознания (но это в определенном смысле еще более значительно, ибо свидетельствует о непосредственном проявлении в действиях личности воли самой Истории) — один из величайших киевских князей Владимир Мономах.

Что же касается его сына, Юрия Долгорукого, то он почти всю свою жизнь провел во Владимирской Руси, — хотя и не в самом Владимире (где он, правда, выстроил княжеский двор и — в 1128 году — храм, посвященный его небесному покровителю святому Георгию), а в тридцати верстах от него к северу, в Суздале. Но он все же еще тянулся к Киеву и в самом конце жизни стал князем Киевским; само его прозвание «Долгорукий» объясняют стремлением и способностью владеть и Владимирской, и Киевской землями.

Но, как сказано в одной из летописей, «князь великий Андрей Юрьевич приде ис Киива на великое княжение и отселе бысть великое княжение в Володимере»[505].

Возможно, эта запись выразила более позднее осмысление совершившегося, и общепризнанным, «официальным» великим князем Руси, правящим уже не в Киеве, но во Владимире, стал не сам Андрей, а его младший брат и преемник Всеволод Большое Гнездо, чье правление во Владимире началось в 1176 году. Но, по существу, эта запись верно оценивает событие.