Кубинский зал - Колин Харрисон

Макомбер задумчиво кивнул. Я буквально чувствовал, как он сравнивает и отбрасывает различные версии, все больше утверждаясь в решении, к которому я старался незаметно его подтолкнуть. Одинокий, тяжело больной мужчина, который знал, что обречен, и старался продлить свою жизнь, экспериментируя с сильнодействующими средствами, — таким представлялся ему Джей.

Десять минут спустя мы вошли в морг. Помощник медэксперта выдвинул из рефрижератора полку с высокими бортами, и я увидел Джея. В узком ящике его широкая грудь казалась меньше, чем при жизни; голова тоже как будто усохла, кожа приобрела белесовато-серый оттенок. От основания шеи до пупка тянулся длинный бескровный разрез, края которого были небрежно стянуты хирургическими нитками, и я понял, что патологоанатом вскрыл его и выпотрошил как рыбу. От этой мысли меня сразу замутило, рот заполнился едкой горечью, и я с трудом сглотнул. Взяв себя в руки, я наклонился ближе и увидел, что волосы Джея покрыты кристалликами соли. На щеках тоже блестели похожие на звезды соляные разводы. Глаза Джея были открыты, но самих глаз в глазницах не было, и я сразу вспомнил римские статуи богов и героев, высверленные зрачки которых создавали впечатление слепоты. Сейчас Джей больше всего напоминал такую статую. На него можно было смотреть, но сам он никого не видел. Помощник медэксперта вставил ему в ноздри ватные тампоны, но рот Джея был широко открыт, и я заметил, что у него не хватает нескольких коренных зубов — вероятно, он потерял их из-за того, что в юности у его семьи не было денег на хорошего дантиста. Подбородок Джея зарос щетиной. В целом его лицо странным образом казалось одновременно и совсем молодым, и очень древним.

— Это он?

Я кивнул:

— Да.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Вы подпишете акт?

— Да.

— Никаких сомнений, мистер Уайет?

— Никаких.

— Вы, случайно, не знаете, у него был постоянный зубной врач?

— Думаю, что да, но обращаться к нему не обязательно. Я совершенно уверен, что это Джей.

— Бывает, иногда люди все-таки ошибаются.

Он был прав.

— Выдвиньте его до конца, — попросил я.

— Зачем?

— Я хочу взглянуть на его ноги.

— У мистера Рейни была какая-то татуировка?

— Нет.

— Может, родимое пятно?

— В молодости Джей занимался спортом, у него были сильно развитые икроножные мышцы.

Помощник эксперта выдвинул полку до конца. Она двигалась на роликах довольно плавно, но я заметил, что от тяжести тела Джея длинная полка прогибается. Никакой одежды на нем не было. Теперь, когда я видел его целиком, Джей больше не казался мне маленьким, усохшим. Густые черные волосы покрывали его грудь и узкой дорожкой спускались к основанию живота; поникший пенис накренился набок. Икры, плотно прилегавшие к жесткому дну ящика, расплющились под собственным весом и почти касались друг друга внутренними поверхностями.

Помощник медэксперта кивнул и достал рулетку.

— Ого!..

— Теперь вы понимаете?…

— Семнадцать дюймов. Обычный размер для страдающих ожирением, но наш клиент совсем не толстяк.

— Дайте мне еще минуточку… — попросил я. — Все-таки мы были друзьями.

— Хорошо. Только не слишком долго, пожалуйста.

Я кивнул и, наклонившись к голове Джея Рейни, прикоснулся кончиком пальца к его левому уху, где был нарост на хрящике — такой же, как у Салли Коулз. Вскоре я нащупал его; он никуда не делся, но был совсем холодным, и я почему-то подумал о собственном сыне — о том, что мне его очень недостает и что я по-прежнему сильно к нему привязан.

На несколько мгновений я задержал ладонь на холодном лбу Джея, но сделал ото, разумеется, не для него, а для себя.

— О'кей, — сказал помощник эксперта. — Вы закончили?

Я отступил в сторону, и помощник протянул мне планшетку с официальным актом опознания тела, предварявшийся статьей об ответственности за дачу ложных показаний. Далее шел собственно текст, согласно которому я подтверждал, что предъявленные мне человеческие останки принадлежат… да. Я расписался.

— Ну вот, — удовлетворенно вздохнул помощник эксперта. — Спасибо. Можете идти.

— Еще нет, — неожиданно вмешался детектив Макомбер.

— Почему? — удивился помощник.

— Разве вы не хотите, чтобы кто-нибудь забрал тело? — спросил детектив.

— Вообще-то хотим, и чем скорее, тем лучше.

— Ну вот, сейчас мы это и оформим! — сказал Макомбер почти радостно. — Родственников у покойного нет, зато я нашел его адвоката.

— Погодите, погодите, я вовсе не…

— Не беспокойтесь, я же предупреждал, что это пустая формальность. Вот, возьмите… — Он вручил мне визитную карточку с адресом похоронного бюро. — Эта контора находится в трех кварталах отсюда. Они заберут тело к себе и сохранят — забальзамируют, заморозят — словом, сделают все, что нужно. Нам необходимо освободить место — в конце концов, это Бруклин и умирают здесь не только от старости.

— О'кей, — сказал я. — Я все сделаю.

— Вы позвоните им сегодня?

— Конечно.

— Вот и отлично. Сейчас я выдам вам вещи погибшего. — Макомбер кивнул помощнику эксперта, и тот достал из специального выдвижного ящика картонную коробку:

— Вот, возьмите.

Я заглянул внутрь. Там лежала одежда.

— И еще вот это… — Детектив протянул прозрачный пластиковый пакет с герметической застежкой. — Бумажник, наручные часы, книжечка мокрых картонных спичек…

Я взглянул на содержимое пакета сквозь прозрачную стенку. Спички были из стейкхауса; часы оказались испорчены морской водой. Потом я снова заглянул в коробку с одеждой.

— От этих вещей здорово воняет, — заметил я.

— Угу, — согласился помощник эксперта. — Именно поэтому мы так спешим от них избавиться.

Я вспомнил кусочек суси на тарелке перед Джеем.

— Кстати, отчего он все-таки умер?

Макомбер протянул мне свою планшетку, перевернул два верхних листа и ткнул пальцем в длинный параграф:

— Вот.

Я прочел:

… Легкие и желудок погибшего заполнены морской водой, однако дальнейшее патологоанатомическое исследование выявило серьезное заболевание легких и дыхательных путей. Отмечено симметричное диффузное поражение альвеол. Наличествуют признаки ателектаза [48] и пульмонарной консолидации. Обнаружены следы бронхоэктатического пневмосклероза, хотя исследование тканей не проводилось. Наличествует облитерирующий или сдавливающий бронхиолит с характерными закупоривающими пробками разросшейся фиброзной ткани, сопровождаемый аналогичными явлениями в альвеолах. Не отмечено никаких признаков карциномы бронхов. С помощью метода пальцевого исследования обнаружено существенное снижение растяжимости легких. В дыхательных путях обнаружены множественные шрамы травматического происхождения, указывающие на неоднократное применение метода искусственной вентиляции. Имеются признаки хронической артериальной гипоксемии. Вторичная дыхательная мускулатура грудной клетки чрезвычайно развита, что свидетельствует о нарастании ее компенсаторной функции. Отмечено также типичное изменение окраски стоп. Причина смерти: острая асфиксия, явившаяся следствием хронического прогрессирующего заболевания дыхательных путей, осложненного диффузным пульмонарным альвеолитом или фиброзом легких неизвестной этиологии.

Я вернул бумаги детективу.

— Это означает, что он задохнулся, — ответил он на мой невысказанный вопрос.

Я кивнул.

— Так вы позвоните в похоронное бюро?

— Да.

— Что ж, в таком случае вы действительно можете идти.

Они отпустили меня, но свободным я себя не чувствовал. Скорее наоборот. Я отнес коробку с вещами Джея в небольшой парк поблизости, нашел свободную скамейку и сел. Пластиковый пакет с бумажником, часами и спичками я еще раньше спрятал в карман куртки, поэтому, пользуясь тем, что день был ясным и солнечным, я решил начать свой осмотр с одежды. Костюм и рубашка были мне знакомы, да и галстук был тот же, что я видел на Джое в последнюю нашу встречу в Кубинском зале. Их высушили, но ни разгладить, ни постирать их никто не удосужился, и они были мятыми и жесткими от соли.

Я огляделся по сторонам. Трое бездомных бродяг осторожно наблюдали за мной с дальнего конца парка. Больше никого на аллее не было. Вздохнув, я запустил руку в коробку.

Ботинки — номер двенадцатый — были мне велики, и я поставил их на скамью. Теперь носки. Я по очереди засунул руку в каждый из них. Пусто. Я свернул их, как учила меня в детстве моя собственная мать, положил в один из ботинок и занялся брюками. По-видимому, их не сняли, а разрезали ножом или ножницами, и они были совершенно испорчены. Карманы были пусты, и я положил брюки с другой стороны от себя. Нижнее белье тоже было срезано, но выглядело новеньким, едва надеванным. Машинально я отметил размер — тридцать восьмой. Рубашка, размер сорок восемь, куплена у «Брукс бразерс» — испорчена, карманы пусты. Я встал, отнес брюки, белье и рубашку в мусорный бак и вернулся на скамью.