Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

потом забросил игру и занялся фермерством, и теперь каждое Рождество шлет нам ящик пекана. Но его рекорд все еще в учебниках, как и та игра, где он побил Александера. Я был бы рад снова повидаться с ним, ведь я всегда относился к нему с уважением, но теперь уже сомневаюсь, что мы еще свидимся.

Она была мне хорошей женой, Марта, и никогда не стыдилась мужчины, который зарабатывает ручным трудом, хоть про меня уже такое не скажешь. Одно время у нас завелись деньги, и это было и хорошо, и нет. Она отложила пятьсот долларов, и этот проныра Эйб Ливис посоветовал нам, что купить. Поначалу мне было не по себе в шикарной конторе, но скоро я понял, что мои деньги ничем не хуже, чем у других. И все же, хоть я ничью работу не осуждаю, по-моему, не дело это для мужчины – только и смотреть, как меняются цифры на доске. Какое-то время они думали, что мне везет, потому что те дни для них вообще не имели смысла. И я, сказать по правде, сам так думал. Мужчины в костюмах, сшитых на заказ, спрашивали у меня советов и следовали им. В то время они последовали бы и советам от коня, если бы конь выигрывал на рынке. Ну вот, было сорок тысяч долларов, а потом они превратились в ничто, так что можно сказать, что мне довелось побыть богачом. Отвлекает от работы – вот и все, что я могу сказать. Но все же мы купили котиковую шубу для Марты и стиральную машину.

Если я расскажу вам про Эйба Ливиса, значит, и он станет частью этой истории. Это был не человек, а резиновый мяч, скачущий вверх-вниз по тротуарам. Я повидал его тощим и жалким, аж сердце разрывалось, повидал и круглым, пухлым, с полными карманами сигар. Усмирить этого человека можно было лишь одним способом – убив его. Но как же он обожал запах и вкус большого города! За это я многое прощу. Нет, обожал он не мой город, а Пятую и Парк-авеню с богачами – большой сияющий магазин игрушек, где все выставлено на продажу. Его прямо-таки бодрила возможность заплатить долларов двадцать за пару театральных билетов и опоздать к началу. Но и это тоже одна из частей.

Так, теперь – те кварталы и места, которые я никогда толком не видал. Не так давно я навестил внучатого племянника Фрэнсиса. Окончил интернатуру, женился на еврейской девушке – хорошенькой умнице, и поселились они в квартире на Гранд-Конкорс. Выйдя от них, я прошел кварталов двадцать, и это было как в другом городе. Однако он не мог быть никаким другим. Не мог.

Не знаю, может, это из-за двух рек – хотя я знал капитана «Майкла Т. Маккиллана», хороший он был человек, объяснял, что его работа – заводить в доки большие, гордые лайнеры. Или, может, это из-за климата – ясной осени и слякотной зимы, жаркого лета и весны, которая является с полными тележками цветов и трогает до глубины души. Здоровый климат, как я всегда считал, хотя другие, возможно, иного мнения. Вот когда мы с Мартой только поженились, летом мы ненадолго уехали аж в Фар-Рокэуэй. Перемена обстановки, здоровью на пользу, но я заметил, что мы были рады вернуться туда, где все улицы знакомы. Не знаю, не могу сказать… мне трудно объяснить.

Ну так вот, еще старение. Но мы очень комфортно устроились. Многие уезжают – к примеру, во Флориду, а потом шлют оттуда открытки, расписывая, как прекрасно им живется. Нисколько не сомневаюсь, что так и есть, если им нравится, но не думаю, что от этого они стали выглядеть моложе. Один мой друг, голландец, ушел на пенсию, оставил свою гастрономию и поселился с внучкой в Уайт-Плейнс. Дом хорош, ничего не скажешь, и лужайку он содержит в полном порядке. С этим я его и поздравил. А он посмотрел на меня с горечью в глазах. «А как же, Эд, – сказал он, – все хорошо. Но нельзя же целыми днями стричь газон. Знаешь, бывают ночи, когда я проснусь и надеюсь услышать шум надземки. Но не слышу и понимаю, какой я старый. Эд, я бы десятку отдал, если бы сейчас вошла миссис Берк, ну та, дотошная, и заявила, что больше не станет мириться с таким обслуживанием». А потом пришла его внучка сказать, что ему пора вздремнуть, и хотя она была очень вежлива, я понял, что мне пора. Слава Богу, от этого я избавлен, ведь у нас ни ребят, ни котят.

В квартире прохладно, а если дует ветер, то и к нам задувает. И всегда есть на что посмотреть – то мальчишки гоняют мяч на улицах, кричат под фонарями летними вечерами, то такси остановится у дома напротив и выйдет молодая женщина с голыми руками. Тамошний швейцар Фил Келли – один из моих друзей, хотя родом он из Ольстера. Вот удивились бы там, в том доме, если бы знали, что мне про них известно. Я не про какие-нибудь гадости – просто странные обстоятельства, разные мелочи. Надеюсь, та симпатичная брюнеточка все-таки выйдет за молодого человека в очках. Он надежнее, чем другой, хоть тот и одевается лучше. Надо бы ей объяснить, да только вот как?

От дома моего детства не осталось ни следов, ни даже места. Как и от дома, где я жил с Айлин. А в прошлом году, когда я ездил на кладбище, мне понадобился час, чтобы найти могилу дяди Мартина, хотя ее содержат прилично и он был известным человеком.

Казалось бы, все это должно печалить, но нет, нисколько. В каком-то смысле даже удобно быть, как пыль в воздухе. Мне трудно объяснить, и все-таки я именно об этом. Прошлым летом я ходил на ярмарку – вот было зрелище, это уж точно. Толпы народу, горделивые строения со всех стран земли и горны, трубящие «В городе повсюду»!

Когда мы там побывали, шел день какого-то штата, приехал губернатор штата, и ему с сиренами расчищали дорогу. Какой это был штат, не помню, но разницы нет. И его встречали в цилиндрах, и все были сплошная любезность. А сама ярмарка его поглотила, и, если не считать приезжих из его штата, никто не знал, что он там, и никому дела не было. Вот так это и пришло мне в голову, пока я с усталыми ногами сидел на скамье, – так и пришло. Потому что все