Рубин - Кристина Скай

Он был одет в вечерний костюм, тонкий жилет сверкал белизной из-под черного пиджака. Только что вымытые волосы были еще влажными и блестели в свете лампы. Баррет внезапно поняла, что он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела, независимо от черной повязки на глазу. И еще он был неимоверно разъярен. Его челюсти судорожно сжались, как только он взглянул на руки Хадли, обхватившие ее тонкие запястья. На его губах играла слабая насмешливая улыбка, пока он пересекал комнату, направляясь к огромному черному буфету. Только налив себе виски, он не спеша прошел к столу.

– Да, расскажите нам. Мисс... Уинслоу, вы говорите? Я с нетерпением жду. И если эта история... так же хороша, как и предыдущая, ты получишь немало удовольствия, Адриан, я ручаюсь.

Два ярких пятна вспыхнули на щеках Баррет, резко выделяясь на побледневшем лице. Но ее гордость была с ней. Баррет и раньше инстинктивно ощущала ее, а теперь это было нечто большее. Теперь это была уверенность, подкрепленная ясными воспоминаниями, начиная с детства, когда она поколотила высокомерного Джейми Уоррентона за то, что он назвал ее дедушку «выжившим из ума старым бедняком, у которого волос больше, чем разума».

Баррет глубоко вздохнула. Да, все это было теперь перед ней. Долгие годы одиночества, когда она так и не смогла подружиться с легкомысленными и пустыми девушками, знакомыми по Брайтону. И дедушка, приехавший, чтобы забрать ее из привилегированной школы в Кенте, куда ее отослали после смерти родителей. Все это она помнила. И хотя воспоминания порой причиняли боль, она наслаждалась ими, пристально изучая каждый фрагмент, пряча его глубоко в сердце, дрожа от сознания, что все это снова частица ее самой. Да, она была горда. Все Уинслоу были таковы. И в какой-то мере именно гордость была причиной тех бедствий, которые обрушились на ее голову и на голову дедушки.

Вновь Баррет задрожала от страха. Но пока она была здесь, он будет в безопасности. В этом Баррет была уверена. И пока она не разберется во всем, что ее окружает, пока она не распутает все запутанные ниточки и не получит ответы на все свои «как» и «почему», ей не стоит полностью раскрывать свою тайну. Баррет сильно сжала руки на коленях. Да, до тех пор она не должна говорить о ее секрете. Если бы она имела дело только с полковником, глядящим на нее с таким добродушным сочувствием, она могла бы ему довериться. Но только не тому насмехающемуся человеку, который смотрел на нее поверх полупустого хрустального бокала. Ему она ничего не будет объяснять.

– Мы ждем, мисс Браун... то есть Уинслоу.

Тон Пэйджена был искренне издевательским. Баррет вздернула подбородок.

– Не будете ли вы так любезны налить мне бокал хереса, полковник?

– Конечно, моя дорогая.

Он довольно неловко поднялся, но быстро справился. Через несколько секунд полковник возвратился к столу, протягивая бокал, полный янтарного напитка, в ее похолодевшие пальцы. Он нахмурился:

– Боже, да вы совсем замерзли! Херес вам поможет. Выпейте поскорее.

Напиток, одновременно острый и сладкий, наполнил ее тело приятным огнем. Когда она наконец заговорила, ее голос звучал приглушенно и сдавленно:

– Я проводила дни в такой зловонной комнатушке, что мне порой хотелось умереть. Хотя это и является непростительным грехом, было время, когда мне казалось, что еще большим грехом было продолжать жить. Вечный мрак. Вечная морская качка. И вечно глаза, прильнувшие к отверстию в двери. – Голос Баррет постепенно окреп. – Однажды я попыталась убить его. Я вытащила стальную планку из моего корсета и затаилась около двери. Я услышала, как он подошел и открыл окошечко в двери, куда они подавали мне еду, если протухший суп и червивые сухари можно назвать едой. И когда глаз опять заглянул в отверстие, я ударила в него стальной планкой.

Баррет посмотрела вдаль через открытое окно.

– Он дико закричал. Он выкрикивал ужасные угрозы, и я полагаю, что заслужила их. Потом меня били. Было очень больно. – Ее голос звучал неестественно ровно, почти механически. – Конечно, они были очень искусны в этом. Они никогда не били по обнаженной коже и старались не оставлять никаких следов. Синяки никогда не держались дольше недели. Моя наружность была для них очень ценной, как вы понимаете. Потом в конце им пришло в голову отметить меня, чтобы у вас не возникло подозрений.

Баррет послышалось грубое ругательство, донесшееся с противоположной стороны стола, но она не отвела взгляда от ночной темноты, полностью углубившись в воспоминания.

– У меня не было никаких сил для борьбы и никакой надежды на спасение, пока мы были в открытом море. Каждый день, каждая секунда стала агонией. Однажды я прекратила есть, так как поняла к тому времени, что в суп они подсыпают какой-то наркотик. – Глаза Баррет невидяще уставились в ночное небо. – Тогда они подробно объяснили мне во всех деталях, что случится, если я повторю этот опыт или проявлю неповиновение любым другим способом.

Ее лицо превратилось в бледную маску, вырезанную из алебастра вокруг тревожных темно-голубых озер ее глаз. Тонкие пальцы поглаживали длинную ножку бокала.

– Но я тогда все еще пылала огнем справедливого негодования. Я попыталась убежать на следующий день, симулируя болезнь и пытаясь проскользнуть мимо сторожа, когда дверь открылась. – Ее пальцы прекратили на миг свое медленное, гипнотизирующее движение. – И тогда... достаточно сказать, что они выполнили все свои угрозы. После этого я не сделала ни одной попытки убежать.

Лицо Пэйджена окаменело. Он хотел закричать, чтобы она остановилась, хотел выбежать вон из комнаты. А еще ему очень хотелось прижать ее к своей груди и успокаивать, пока все эти ужасные события не будут навсегда стерты из ее памяти. Но он не сделал этого, так как был достаточно мудр, чтобы знать – она должна говорить, чтобы достичь мира в своих собственных мыслях. И он должен слушать.

– Героизм не стоит такого наказания, – сказал он резко.

Его голос пробился сквозь тьму. Резкий звук ударил ее, и щеки Баррет снова вспыхнули. Она хрипло и невесело рассмеялась.

– Но в одном, по крайней мере, я убедилась. Я вовсе не героиня. Потому что, в конце концов, я согласилась, как видите. Я согласилась сделать все, что они приказали.

Тогда Баррет отвернулась от окна. Ее огромные глаза, блестевшие от непролитых слез, встретились с глазами Пэйджена.

– Все было так, как ты и думал, конечно. Я была послана на тот пляж для тебя, Пэйджен. Чтобы обмануть тебя. Соблазнить тебя. Найти потерянный рубин вместе с рубиновой шахтой. – Ее голос стал звучать пронзительно и прерывисто. – И Бог помог мне, когда я ударилась головой во время попытки убежать и потеряла память, иначе я сделала бы все, что они хотели!