Чумные истории - Энн Бенсон

— Добрый день, приятель! — крикнул он.

Солдат тоже узнал его и улыбнулся:

— Добрый день, доктор! Рад, что Господь дал вам пережить эту долгую страшную зиму. Что вас привело в наш прекрасный и благоуханный город?

— Дело к королю, — отвечал Алехандро. — Но почему здесь так пусто? Где все?

— Король со свитой выехали вчера, — сообщил стражник. — Нарядная была процессия, особенно дамы. Наверное, самая пышная процессия в этом году. Поехали в собор, надо думать, встречать нового архиепископа. У нас тут давно не было никаких развлечений, кроме чумы, конечно, так что людям хочется поразвлечься, посмотреть на короля.

— Принцесса Изабелла вместе с фрейлинами тоже уехали?

— Да уж, надо думать. Столько коробок повезли…

«Я с ними разминулся… Опоздал…»

— Значит, мне придется немедленно ехать их догонять, — сказал он стражнику. — Где привратник? Мне нужна карта.

Выучив ее наизусть, поскольку привратник не пожелал расстаться со своим сокровищем даже за неслыханную цену — золотую монету, Алехандро отправился в Кентербери.

Двадцать четыре

Сарин достал из комода старинный деревянный ларец, сел возле кровати в кресло и бережно устроил вещицу на коленях. Ларец был древний, так что Сарин очень осторожно снял ветхую крышку и положил на пол рядом с собой. Внутри лежали странные, разрозненные предметы, на первый взгляд никак не сочетавшиеся и не имевшие друг к другу ни малейшего отношения. Он доставал их один за одним, выкладывая на стол возле кровати. Выкладывая, он называл каждый предмет вслух, воспроизводя в уме в обратном порядке весь список и помня, что вынутое последним пойдет в дело, наоборот, первым. Сотни раз он проделывал эту процедуру, готовясь к сегодняшнему дню. Когда все было вынуто и разложено, он оглядел весь ряд, довольный тем, что по крайней мере на этом этапе задача выполнена безупречно.

— Теперь книга, — сказал он не слышавшей его Кэролайн.

Он поднялся, и плетеное сиденье тихо скрипнуло. На негнущихся ногах Сарин прошествовал в соседнюю комнату, где лежала точно на том же месте, где он ее и оставил, древняя книга, взял ее и вернулся в спальню. Нужная страница давно была заложена тем самым пером, которым раньше отмечала нужное место мать. Книгу он положил на краю постели и сразу открыл в правильном месте.

Он прочел текст — медленно, потому что света от свечи было мало, и глаза его еще не успели привыкнуть к потемкам. Он не боялся ничего пропустить, потому что давно все выучил почти наизусть и не столько читал, сколько просто сверялся с давно знакомым текстом. Он немного запинался, но это было от страха, ибо он помнил, что после того, как сказано первое слово, нельзя останавливаться. «Хватит мямлить, — упрекнул он себя. — Давай заканчивай дело».

— Сначала ленточки, — пробормотал он вслух, чтобы успокоиться.

Ленточки были связаны куском бечевки. Он ослабил узел, и они, распавшись, посыпались на простыню. Они были сырые и пахли плесенью, однако ткань, из которых их сделали столько лет назад, была прочной и в руках не рвалась и не расползалась. Он пришпилил их к простыне и ночной рубашке и откинулся в кресле, с удовольствием оглядывая свою работу. Первый шаг пройден.

— Иди посмотри, приятель, — позвал он собаку. — Юная леди принаряжена как на праздник. Скоро она у нас снова станет красоткой, как думаешь?

Но пес, вопреки ожиданию, не подошел на зов. «Спит, наверное, — подумал Сарин. — У него, как и у меня, день выдался нелегкий. Пусть отдыхает». И он снова занялся делом.

Он достал пустую ореховую скорлупу, перевязанную белой тесьмой. Он сам обвязал ее всего лишь днем раньше, но сейчас пальцы не слушались, никак не удавалось справиться с маленьким узлом, и он бранил себя за то, что затянул так туго. После нескольких утомительных и неловких попыток узел все-таки поддался. Сарин поднял скорлупу над грудью больной, разделил на две половинки и положил на простыню. Из скорлупы выпал черный мохнатый паук и быстро побежал по простыне.

Сарин, глядя, как он исчез в складках ткани, вспомнил, как непросто было поймать паука и сунуть в скорлупу. Тогда он вздохнул с облегчением, соединив половинки, куда попалось незадачливое создание.

— Мерзкая тварь, правда? — сказал Сарин, обращаясь к собаке.

Он думал услышать знакомое повизгивание, но ответом ему была полная тишина. Старик огляделся, ища взглядом приятеля. «Все еще спит. Очень он уж что-то заспался».

Второй шаг был пройден. Пустую скорлупу вместе с белой тесемкой он положил обратно в ларец. На всякий случай, если снова понадобится… И быстро прочел молитву, чтобы этого не случилось. «Господи Боже, пусть не понадобится, пусть все сейчас закончится…»

Потом он вынул несколько корок хлеба, до того сухих, что они едва не рассыпались в пыль, когда он начал их крошить.

— Три корочки хлеба, испеченного на Страстную пятницу, — произнес он, прижимая крошки к ее губам. Он знал, проглотит она их или нет, не имеет значения, главное — дать. Третий шаг пройден…

Теперь пора приступать к четвертому. Он взял тонкое медное колечко и надел ей на палец. Колечко, сделанное из монеток, выпрошенных прокаженным…

Лучше бы его держала та, другая. Неужели еще не получила записки? Он поднялся из кресла и вышел в гостиную. Раздвинув занавески на низком окне, он всматривался в глубину темной ночи, ожидая, не вспыхнет ли за углом свет автомобильных фар и не подъедет ли она к его дому.

— Я, знаешь ли, и сам могу это сделать, — сказал он едва ли не с вызовом. — В конце концов, зря, что ли, я столько раз это проделывал… Так ведь, приятель?

Никто ему не отозвался. Сарин громко позвал пса по имени, но тот не появился. Старик подошел к двери и открыл, решив, что пес, должно быть, остался на улице. В этом, учитывая, как он торопился домой, не было бы ничего странного. Сарин свистнул и подождал, однако в ночной темноте все было тихо. Наконец, встревоженный и растерянный, старик закрыл дверь. Подошел к собачьей подстилке, к выношенному одеялу, которое пес обычно трепал зубами, прежде чем улечься. Каждый вечер он таскал его, подминал под себя, виляя хвостом, а потом плюхался вместе с ним на место и, как будто улыбаясь, укладывал голову на лапы. Но сейчас одеяло было пусто, и только несколько собачьих шерстинок и легкий запах, становившийся сильнее в сырые дни, говорили о том, что это собачья подстилка. Сарин обследовал комнату, но пса нигде не было.

— Ты должен быть здесь, — сказал он вслух.

В крохотном доме спрятаться было некуда, но он тем не менее принялся двигать и переставлять мебель в поисках собаки. Мебель была тяжелая, занятие непривычное. Не прошло и пяти минут, как старик устал. Измученный, он вернулся в спальню. Он не мог надолго оставить свою больную.

Из-под кровати выглядывал кончик хвоста.

— Так вот ты где! — воскликнул старик. И глаза его заволокло слезами. — Что же ты, приятель, так меня перепугал? Давай, выбирайся оттуда.

Пес не двинулся с места. Сарин тихо свистнул, зная, что на свист пес вскочит, даже если уснул, и ждал, когда тот, навострив уши, вскинет голову, но пес не пошелохнулся.

Старик опустился на колени, нащупал под кроватью собачий бок. Он должен вздыматься и опадать… почему он не шелохнется? В страхе Сарин схватился за хвост и вытянул из-под кровати неподвижное собачье тело, облепленное приставшей пылью. Бездумно, будто это было теперь самым важным, он принялся снимать с него пыль.

— Боже мой, Боже мой, — бормотал он. — Господи, пожалуйста, нет…

Он подставил ладонь к открытой пасти в надежде почувствовать тоненький холодок дыхания. Но дыхания не было.

Где-то далеко в глубине дома зазвенел телефон. Сарин не обратил внимания и остался сидеть возле собаки. Он знал, кто ему звонит. Если он снимет трубку, она потребует объяснений и ни за что ему не поверит. «Пусть лучше приедет и увидит все своими глазами, как ее и просили».

Сердце его наполнилось гневом, потом невыносимой болью. «Так не должно было быть! Никто меня не предупреждал!» Мать ни разу не сказала ему, что может случиться что-нибудь подобное. «Зачем у меня забрали собаку?» Он ласково гладил одной рукой собачью голову, другой смахивая слезы. Он взял пса на руки, бережно прижимая к груди. Прислонился спиной к изножью кровати и сидел так, баюкая мертвого друга и плача, долго, пока не уснул.

Фургоны с неоновой зеленой мигалкой одновременно подъехали к мосту и остановились. Люди, выглядывавшие из окон, едва разобравшись, в чем дело, тотчас опускали шторы. Никто не хотел быть замеченным в излишнем внимании к делам биополиции.

Фургоны прибыли к мосту через несколько минут после звонка патрульного. Когда ему доложили о звонке, лейтенант Розов решил, что ему здорово повезло. Он прекрасно знал, что в таких делах всегда нужна удача, а та могла улыбнуться, а могла и нет. Могло пройти несколько часов, а то и дней, прежде чем нашли бы эту девицу. «Значит, судьба, — подумал он. — Или моя добрая карма».