1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Когда американцы оказались в безрадостной ситуации выбора между Хамфри и Никсоном, журнал «Тайм» выразил настроение большинства граждан: «Соединенным Штатам редко доводилось обращаться в поисках политического примера на север, в сторону Канады. Однако на прошлой неделе американцы имели все основания позавидовать канадцам, наблюдая энергичную манеру поведения их нового премьер-министра Пьера Элиота Трюдо, который, совместив интеллект с политическим опытом, демонстрирует боевой задор, яркий стиль и нестандартный подход к решению национальных проблем Многие избиратели в Соединенных Штатах хотят обновления политической жизни...»

В эпоху экстремизма Трюдо оставался умеренным политиком левого толка; впрочем, установить его истинные политические взгляды не представлялось возможным. Он происходил из Квебека, однако превосходно говорил и на французском, и на английском; было совершенно неясно, какой из сторон он симпатизирует, поэтому многие искренне верили в то, что он сможет разрешить конфликт между французами и англичанами, остававшийся в Канаде политическим камнем преткновения. В то время как большинство канадцев выступали против войны во Вьетнаме, Трюдо заявил, что, по его мнению, бомбардировки следует прекратить, но он не станет предписывать Соединенным Штатам, что им следует делать. Формула классического трюдоизма гласит: «Мы, канадцы, должны помнить: Соединенные Штаты тоже являются суверенным государством». В свое время Трюдо арестовали в Москве за то, что он бросал снежки в монумент Сталина. Несмотря на это, его иногда обвиняли в коммунизме. Однажды, когда Трюдо прямо спросили, является ли он коммунистом, он ответил: «На самом деле я каноист. На каноэ я спускался по таким рекам, как Маккензи, Коппермайн и Сагеней. Этим я хотел доказать, что каноэ является универсальной лодкой, обладающей лучшими мореходными качествами. В 1960 году я плавал из Флориды на Кубу: море в этом районе на редкость коварное. Кое-кто полагал, будто я пытался нелегально доставить на Кубу партию оружия. Я хотел бы у вас спросить: много ли оружия вы сможете увезти на каноэ?»

Редко встретишь такого политика, который может выйти из положения подобным образом, однако в 1968 году, когда всему остальному миру было не до смеха, канадцы смеялись. Трюдо, которому явно недоставало политического опыта, мог бы сказать, что избиратели пошутили, отдав ему свои голоса. А потом они к нему привыкли. Простой канадец Маршалл Мак-лахэн охарактеризовал физиономию Трюдо как «маску, которая подходит всем». «Никому не дано в нем разобраться, — заявил Маклахэн. — У него нет собственного мнения ни по одному вопросу».

Во всяком случае, в социальной сфере политика Трюдо была вполне определенной. Несмотря на репутацию ловеласа, он занял твердую позицию по «женскому вопросу» (в частности, были либерализованы законы об абортах), а также проявил себя горячим поборником прав гомосексуалистов. Накануне апрельских выборов Трюдо постоянно видели в спортивном «мерседесе». Какой-то репортер спросил его, не собирается ли он теперь, став премьер-министром, оставить «мерседес». Трюдо ответил вопросом на вопрос: «Автомобиль «мерседес» или девчонку по имени Мерседес?»

В церемонии похорон Трюдо, умершего в 2000 году в возрасте восьмидесяти лет, приняли участие, с одной стороны, экс-президент США Джимми Картер, а с другой — кубинский лидер Фидель Кастро.

«Битлз» тоже поразили общественность отсутствием какой бы то ни было конкретной идеологии и отказом от ограничений, порожденных твердыми убеждениями. Осенью 1968 года они выпустили свою первую запись собственного производства — пластинку с песней «Революция» на одной стороне и «Неу, Yude!» («Эй, еврей!») на другой. Основная идея, заложенная в «Революции», состояла в следующем: «Все мы хотим изменить мир», однако делать это надлежит постепенно и осторожно. Такой подход к проблеме навлек на «Битлз» нападки с самых разных сторон, включая даже официальную советскую прессу, хотя к концу 1968 года так думали уже очень многие. К концу года, когда душа обычно чувствует обновление, в этот раз, напротив, многие испытывали усталость.

Однако ее ощущали далеко не все. Студенческие активисты возвращались в свои учебные заведения, намереваясь не только закрепиться на достигнутых весной рубежах, но и продолжать далее в том же духе, тогда как университетское руководство надеялось вернуться к положению дел, существовавшему до весенних событий. Когда в середине октября открылся Свободный университет в Берлине, оказалось, что почти все лето в женских комнатах студенческого общежития жили мужчины. Университетское руководство сдалось и объявило: комнаты в общежитии впредь будут предназначены для совместного проживания девушек и юношей.

В Колумбийском университете радикально настроенные студенты были намерены не только продолжать борьбу, но и перевести ее в международную плоскость. В июне Лондонская школа экономики совместно с Би-би-си пригласила лидеров «новых левых» из десяти стран для участия в дискуссии, которая получила название «Студенты в революции». Студенческие организации ухватились за эту возможность. Их противники, например де Голль, твердили о международном заговоре, сами же студенты считали, что это, возможно, удачная идея. Ведь большинство из них не были знакомы друг с другом (за исключением тех, кто принял участие в весеннем марше против войны во Вьетнаме).

Эс-ди-эс Колумбийского университета приняло решение делегировать Льюиса Коула — как бесцеремонно заявил Радд, «поскольку он был любителем сигарет “Голуаз”». На самом деле Коул слыл интеллектуалом и лучше всех своих товарищей разбирался в марксистской теории. Коул и Радд регулярно приглашались на популярные ток-шоу Дэвида Сасскинда и Уильяма Бакли.

Студенты из Эс-ди-эс Колумбийского университета ощущали потребность в идеологии, соответствовавшей их программе действий. Мартин Лютер Кинг обладал «нравственным императивом», но эти студенты были абсолютно чужды религии, поэтому большинство из них такой подход не устраивал. Коммунистический вариант — стать частью массовой партии и мощного движения — представлялся чересчур авторитарным. Кубинская альтернатива казалась слишком милитаризованной. «В Эс-ди-эс сложилось мнение, что мы занимаемся практикой, тогда как теорию следует искать в Европе», — вспоминал Коул. Кон-Бенди разделял эту точку зрения. По его словам, «у американцев не хватает терпения на теорию. Они практики. Сильное впечатление на меня произвел этот американец, Джерри Рубин. Так держать!» Однако студенты Колумбийского университета, которым так хорошо удавалось привлекать к себе внимание, испытывали потребность в теории, способной объяснить, ради чего они делали все то, что делали. Коул проникся тревожным чувством в предвидении дискуссии с опытными европейскими теоретиками.

Встреча в Лондоне едва не была сорвана иммиграционной службой, пытавшейся выдворить радикалов из страны. Консерваторы не желали приезда Кон-Бенди, но министр внутренних дел Джеймс Каллаган вступился за него, заметив, что выдворение Кон-Бенди скомпрометирует британскую демократию и сыграет на руку ему самому. Льюис Коул был задержан в аэропорту, и Би-би-си пришлось договариваться с властями о его освобождении.

Кон-Бенди поспешил втолковать журналистам, что они вовсе не лидеры, а скорее «рупоры, так сказать, громкоговорители движения». Эту верную оценку можно было применить и к нему самому, и ко многим другим. Кон-Бенди сделал ловкий ход. О де Голле впервые услышали в июне 1940 года, когда он покинул Францию и, находясь в эмиграции на Британских островах, обратился к французам по радио со своим знаменитым призывом продолжать борьбу с немецкими оккупантами и не оказывать никакой поддержки правительству коллаборационистов во главе с маршалом Филиппом Петеном. На этот раз уже Кон-Бенди заявил, что он обращается к британцам за поддержкой. «Я предложу руководству Би-би-си воссоздать «Свободное французское радио» таким, каким оно было во время войны». Он сказал, что в точности повторит обращение де Голля, за исключением нескольких мест: вместо слова «нацисты» он вставит словосочетание «французские фашисты», а имя «Петен» заменит на «де Голль».

В ходе прений тон задавал лидер британского студенчества, уроженец Пакистана Тарик Али, который одно время был президентом известного дискуссионного клуба «Оксфорд юнион». Али заявил, что студенты более не считают выборы способом осуществления социальных перемен.

Затем участники дискуссии посетили могилу Карла Маркса и там все вместе сфотографировались на память.

Кон-Бенди вернулся в Германию с твердым намерением отказаться от лидерства и раствориться в массе участников движения. Он повторял, что стал жертвой «культа личности» и что «власть развращает». В интервью «Санди тайме» он сказал: «Я им не нужен. Кто слышал о Кон-Бенди пять месяцев назад? Или даже пару месяцев назад?»