1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Студенты не понимали, что решение было уже принято. Правительство сделало вывод: эти студенты не похожи на Панчо Вилью — они похожи на Сапату.

Если бы автором этой истории был создатель древнегреческих трагедий, финальная сцена разыгрывалась бы в Тлате-лолько. Казалось, сама судьба распорядилась, чтобы события закончились именно здесь. Мексиканские сюжеты часто начинаются с того, что закручиваются вокруг опасного иностранца, однако в конце речь всегда идет о самой Мексике, о том, что Пас назвал «ее тайным лицом: лицом индейца, метиса, злым, забрызганным кровью лицом». Мартинес де ла Роса любил говорить об американском влиянии, о «Черных пантерах» и гражданских правах. Однако, вспоминая речи, звучавшие в Эсе-эне-аче, он был удивлен, увидев, насколько националистически были настроены его сотрудники, произносившие монологи о нарушении Конституции и идеалах Сапаты. Итак, оказалось, что их история — это не история Че, Сорбонны, Кон-Бенди и даже не Беркли: это история Монтесумы, Кортеса, Каррансы, Обрегона, Вильи, Сапаты. Она разыгрывалась на том месте, которое мексиканское правительство называло «Л а Пласа де ла трес культурас» — площадью Трех культур Однако само событие всегда связывают с ацтекским названием этого места — Тлателолько.

Если одно место могло бы поведать всю историю Мексики, ее завоеваний, резни, начинаний, поражений, побед и надежд, то это было бы именно Тлателолько. Когда Монтесу-ма правил империей ацтеков с острова Теночтитлана посреди высокогорного озера, ныне находящегося на территории Мехико, среди его союзников было расположенное по соседству королевство Тлателолько — процветающий торговый центр империи, место рыночной торговли, последним Правителем которого был юный Каутемокцин, пришедший к власти в 1515 году, за четыре года до того, как испанцы взяли контроль над страной. Испанцы уничтожили Тлателолько и построили посреди руин церковь — этот обычай они практиковали при уничтожении мусульманских поселений в Испании. В 1535 году здесь был построен францисканский монастырь во имя святого Якова (Сантьяго), патрона недавно объединившейся Испании.

В 60-х годах мексиканское правительство обозначило свое присутствие на этом месте завоеваний и разрушений, выстроив многоэтажное здание министерства иностранных дел и огромный, значительной протяженности комплекс жилых домов среднего класса, занимавший несколько кварталов, каждый из которых получил наименование в честь штата или важной даты мексиканской истории. Строения тянутся целыми милями — здания с благоустроенными квартирами, где, пользуясь субсидиями на оплату жилья, обитают лояльно настроенные по отношению к ИРП семьи, — настоящий бастион ИРП в центре города. Не то чтобы ей кто-то противостоял. Но здания доказывали, что ИРП существует. В 1985 году оказалось, что эта экспериментальная конструкция вовсе не столь высокого качества, как объявляла ИРП, и, когда большинство зданий рухнуло, зашаталось или развалилось во время землетрясения, поползли скандальные слухи. В то же время ацтекские руины и францисканская церковь пострадали мало.

Тлателолько представляет собой вымощенную плитами площадь, окруженную с двух сторон стенами из черных камней, скрепленных белым известковым раствором, — часть большого комплекса ацтекских руин. На одну из сторон площади также выходит фасад церкви. Спереди и по другую сторону находятся жилые комплексы. У строения, расположенного спереди — Эдифисьо-чиуауа, — имеется открытая галерея на третьем этаже, где можно стоять напротив бетонной стены высотой по пояс и смотреть на площадь.

Такое место опытные политические организаторы ни за что не выбрали бы. Полиции стоило только перекрыть несколько проходов между зданиями, и площадь оказалась бы блокирована. Даже во время операции, проведенной военными в УНАМ, несколько проворных студентов сумели ускользнуть. Но с Тлателолько бежать было невозможно.

Митинг был назначен на четыре часа. К трем полиция уже останавливала машины, перекрыв въезд в центр города. Обреченные люди шли пешком — парами, семьями, вели с собой маленьких детей. На площадь прошло лишь относительно небольшое количество — от пяти до двенадцати тысяч, смотря по тому, чьим свидетельствам верить. То были одни из наиболее низких показателей с момента начала беспорядков в июле. Ведь планировался митинг, созванный для того, чтобы сделать объявление, а не массовая демонстрация.

Миртоклейя Гонсалес Гальярдо, двадцатидвухлетняя студентка политехнического института, делегированная Эсе-энэ-аче, отправилась на площадь вопреки просьбам родителей: они боялись, что случится что-то ужасное. Однако она должна была пойти. Прогрессивно настроенные мексиканцы только-только начали задумываться о женском равноправии, и она являлась одной из девяти женщин на триста делегатов. По ее воспоминаниям, «в Эсе-энэ-аче слушали не слишком внимательно, когда говорила женщина». Но ее избрали для того, чтобы представлять четырех ораторов, это было необычно: женщины редко выполняли подобную роль, требовавшую быть «на виду».

«Когда я шла к Тлателолько с четырьмя ораторами, которых должна была представлять, — рассказывала она (ее душили слезы, когда она вспоминала о тех событиях, хотя прошло с тех пор без малого тридцать четыре года), — нас предупреждали об осторожности: поблизости видели военных. Но я не испугалась: ведь мы решили, что митинг будет короткий. Там были рабочие, студенты, многие пришли с семьями: они входили на площадь и заполнили ее до отказа. Никаких военных на площади мы не видели».

Они поднялись на лифте на балкон третьего этажа Эдифи-сьо-чиуауа — своего рода командный пункт, откуда можно было обратиться к толпе на площади. «Мы расположились на третьем этаже, и начались выступления ораторов», — рассказывала она. Вдруг слева, над церковью, показались вертолеты с зелеными огнями. Внезапно все присутствовавшие на площади начали падать. А потом появились люди в белых перчатках и с оружием — может быть, они поднялись на лифте. Они приказали нам спуститься на первый этаж, где и начали всех избивать». Находясь внизу, она услышала звуки автоматных очередей.

В мексиканской армии существует два типа подразделений: регулярная армия, находящаяся в ведении комитета начальников штабов и министерства обороны, и батальон «Олимпия», подчиняющийся непосредственно президенту. По-ви-димому, здесь были солдаты из обоих подразделений, олимпийцев переодели в гражданское платье, а для того чтобы они могли узнать своих, у каждого одна руку была в белой перчатке (как будто этот знак мог остаться незаметным для остальных!). Эти солдаты поднялись на третий этаж Эдифисьо-чиуауа и смешались с лидерами Эсэ-энэ-аче. Затем, когда Миртоклейя Гонсалес Гальярдо начала говорить, они открыли огонь по толпе, находившейся внизу. Многие свидетельства описывают этих людей как снайперов, подразумевая, что они были меткими стрелками, но на самом деле они стреляли по толпе без разбору — подали и протестующие, и солдаты регулярной армии. Был ранен даже армейский генерал.

Армейцы в ответ начали яростно стрелять по балкону, откуда вели огонь люди в белых перчатках, но где также находились и лидеры Эсе-энэ-аче. «Белые перчатки запаниковали, и отовсюду слышались крики: «Не стреляйте! Мы из батальона «Олимпим»!»

Согласно свидетельствам, на площади продолжалась стрельба из автоматов. Рауля Альвареса Гарина, также находившегося на балконе, вместе с остальными оттеснили на край площади между ацтекскими руинами и старинной церковью францисканцев и заставили встать лицом к стене. Что происходило на площади, отсюда было не видно, но Альварес Гарин четко помнит, что автоматная стрельба не прекращалась в течение двух с половиной часов.

Толпа кинулась бежать, но между церковью и Эдифисьо-чиуауа путь ей преградили солдаты. Кое-кто попробовал пройти с другой стороны церкви, между руинами, но все попытки пресекались военными. Люди пытались войти в церковь, чтобы найти убежище. Но массивные двери шестнадцатого века были заперты, а из-за зубцов стены в мавританском стиле, расположенной вокруг купола, стреляли снайперы. То была идеальная ловушка. Оставшиеся в живых рассказывали, что солдаты сжалились над ними и помогли выйти.

О том, что звук стрельбы автоматов раздавался два часа или более, свидетельствуют почти все очевидцы. Другие, в том числе Гонсалес Гальярдо, помнят нападение военных с винтовками и штыками. В нескольких районах в центре города громоздились мертвые тела. Мартинес де л а Роса, который к этому моменту был арестован и заключен в тесной камере Лекамберри, видел, что тюрьма полна заключенных с кровоточащими ранами (у некоторых были огнестрельные ранения).

Мексиканское правительство сообщило, что убито четверо студентов, однако впоследствии количество жертв выросло до двенадцати. Газеты, находившиеся под контролем правительства, также приводили невысокие цифры (если приводили вообще). Телевидение просто сообщило, что произошел инцидент с участием полиции. «Универсаль» 3 октября поместила сообщение о двадцати девяти убитых и более чем восьмидесяти раненых. «Соль де Мехико» упомянула о стрельбе снайперов по армейцам, в результате которой были ранены один генерал и одиннадцать солдат и убито более двадцати представителей гражданского населения. «Нью-Йорк тайме» также сообщала о «минимум двадцати погибших», тогда как лондонская «Гардиан» писала о трехстах двадцати пяти погибших (эту цифру затем процитировал Октавио Пас, который в знак протеста отказался от дипломатической карьеры). Некоторые говорили, что погибли тысячи. И тысячи пропали без вести. Родители Миртоклейи Гонсалес Гальярдо, предупреждавшие, чтобы она не ходила на митинг, провели десять ужасных дней вместе со служащими Красного Креста, разыскивая свою дочь среди мертвых. Через десять дней они нашли ее в тюрьме. Туда попали многие. Альварес Гарин провел два года семь месяцев в тесной камере Лекамберри. Заключенные избрали его старостой своего этажа («Единственные выборы, которые я выиграл в жизни!» — говорил он). Мартинес де ла Роса также пробыл три года в тюрьме.