Таинственные расследования Салли Локхарт. Рубин во мгле. Тень «Полярной звезды» - Филип Пулман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стало быть, это здание, стоящее на отшибе от прочих, в которое они не хотят вносить живой огонь, скорее всего, представляет собой склад взрывчатки.
Салли созерцала это все неподвижно, бесчувственно, словно превратилась в один большой глаз.
Во второй половине дня в доме с флагштоком развернули какую-то новую деятельность. Наверху растворили окна (стекла блеснули на солнце), и в одном из них возникла горничная, прибиравшая комнату. Телега лавочника подкатила к крыльцу, из нее стали что-то разгружать. Из двух труб начал виться дым. Еще одна горничная – но, возможно, та же самая – вышла из парадной двери на платформу и принялась полировать медную фурнитуру.
Ближе к закату Салли, наконец, увидела то, чего ждала: семафор сменил цвет у главной железнодорожной линии, идущей с юга; по долине раскатился паровозный свисток, а затем и сам паровоз, влекущий единственный вагон, неторопливо миновал лабиринт ответвлений и остановился возле дома.
Локомотив был «Большой северной дороги», но вагон при нем – частный, выкрашенный в приятный темно-синий цвет, с серебряной эмблемой на дверях. Вот он остановился у платформы, и тотчас же слуга – дворецкий или проводник – сбежал с крыльца, чтобы открыть дверь. Аксель Беллман вышел ему навстречу. Его тяжелая фигура и металлический блеск светлых волос под шелковым цилиндром не оставляли сомнений даже на таком расстоянии. Он вошел в дом, а позади камердинер и еще один слуга из дома занялись разгрузкой багажа.
Локомотив тем временем отцепился от вагона и, пуская султаны пара, покатил дальше и вон из долины. Минуту или две спустя из боковой двери показалась горничная с причиндалами для уборки – метлой, совком и тряпкой – и скрылась в вагоне. Вскоре на флагшток взлетел и затрепетал на ветру флаг с той же эмблемой, что красовалась на дверях вагона. Теперь Салли отчетливо видела ее в лучах заходящего солнца: одинокая серебряная звезда.
Багаж, слуги, дом… Стало быть, он приехал надолго. Она даже не ждала, что все будет так просто.
У Салли все затекло. Еще она хотела есть и пить, но это было не особенно важно, а вот неспособность свободно двигаться – да. Она встала и стала ходить под деревьями туда-сюда. Тени удлинялись, свет в окнах внизу становился ярче. Схема деятельности этого колоссального механизма опять изменилась: когда долину затопили тени, прозвучал долгий свисток, и несколько минут спустя первый поток рабочих потек из ворот в сторону городка. Те части комплекса, где производство не останавливалось на ночь, все еще кипели активностью: новая смена заступала на работу. Остальное закрывалось, и у дверей каждого здания на пост вставала охрана. Площадка вокруг склада взрывчатки была освещена ярко, будто театральные подмостки, – вероятно, тоже электричеством. Свет отражался от белого гравия, все вокруг выглядело немного нереально, как на картинке из волшебного фонаря.
Становилось сыро. Трава, по которой вышагивала Салли, уже была мокра от росы. Она подобрала свой саквояж и, не думая, прижала его к груди, словно дитя. В груди родился всхлип.
Его лицо, такое спокойное под дождем, и пепел вокруг…
Волна жалости, горя, любви и тоски поднялась и налегла на стену, возведенную вокруг ее сердца; Салли простонала его имя, вслух, в водовороте отчаяния, который чуть не потопил ее. В последний момент она вцепилась мертвой хваткой в идею, что привела ее сюда, – так утопающий моряк хватается за доску – и волна прошла верхом и отступила.
Надо двигаться… Она снова пошла между деревьев, сосредоточившись на том, что делает: обойти корни, шаг, другой, поднять юбку, чтобы не зацепиться за колючки… Выйдя на дорогу, она уже почти вернула себе самообладание.
Салли отряхнула юбку, поправила плащ и пошла вниз, в долину, навстречу тьме.
Как она и ожидала, ворота были под охраной. А вот размеры места стали для нее неожиданностью, как и массивность чугунных створок, прочность увенчанной остриями ограды, яркость прожекторов, освещавших гравий за ними. Форма охранника с полярной звездой на груди и фуражке, его надменный взгляд, когда он вразвалочку двинулся к воротам, помахивая короткой дубинкой и презрительно щурясь из-под козырька – от всего этого даже ее закрытому наглухо сердцу стало холодно.
– Я хочу видеть мистера Беллмана, – сказала она через прутья.
– Будете ждать тут, пока я не получу приказа впустить вас, – ответил он.
– Тогда будьте добры, сообщите ему, что мисс Локхарт прибыла, чтобы повидаться с ним.
– Мне не положено оставлять пост. И у меня нет инструкций впускать кого бы то ни было.
– Значит, пошлите ему сообщение.
– Не указывайте мне, что делать…
– Видимо, кто-то все-таки должен это сделать. Немедленно пошлите мистеру Беллману сообщение, или он заставит вас пожалеть о своем поведении.
– А если его здесь нет?
– Я видела, как он приехал. Мисс Локхарт хочет его видеть. Сообщите ему, и побыстрее.
Она так на него посмотрела, что через несколько секунд он развернулся и ушел в свою будку. Где-то далеко зазвенел звонок. Он ждал внутри. Вскоре со стороны дома к ним двинулся свет, через минуту превратившийся в лакея с фонарем. Добравшись до ворот, лакей с любопытством посмотрел на Салли, а потом ушел в будку совещаться с охранником.
Наконец они вышли. Охранник отпер ворота, и Салли вошла.
– Я приехала, чтобы встретиться с мистером Беллманом, – бросила она лакею. – Будьте добры, проводите меня к нему.
– Следуйте за мной, мисс. Я узнаю, сможет ли мистер Беллман вас принять.
Охранник запер ворота. Салли зашагала вслед за лакеем по тропинке между паровозными депо и главной веткой, которая вела прямо к дому. Сквозь хруст гравия под ногами она различала шум из ангаров слева: там будто вращались гигантские металлические барабаны, а где-то дальше что-то непрестанно стучало, словно пульс великана. На эти звуки накладывались то грохот молотов, то скрежет металла о камень. Из какого-то здания в стороне от дорожки, где двери (огромные железные щиты на колесиках) были открыты, струился адский красный свет, и летели фонтаны искр: там лили добела раскаленную сталь.
Каждый из этих звуков ранил и пугал. Салли невольно ощущала их бесчеловечность, чудовищность: их издавали инструменты ужасных пыток. Чем дальше они углублялись в этот мир металла, огня и смерти, тем меньше и слабее Салли казалась себе, тем острее мучили ее голод, жажда и усталость, тем сильнее ныла голова и напоминали о себе промокшие ноги. Какой неряхой она, должно быть, сейчас выглядит, какой слабой, какой незначительной…
Однажды она стояла у подножия Шафхаузенского водопада в Швейцарии… Его мощь ошеломила ее, сокрушила. Если бы она упала туда, ее унесло бы в
