Золотые поля - Фиона Макинтош

— Не говори так. Ты не можешь знать.

— Счетчик, наверное, был неисправен. Я… я не понимаю, как иначе…

— Джек, установить это — их забота.

— Я не смогу защищаться!

Генри заговорил еще более успокоительным тоном:

— Механизмы все скажут сами за себя.

— Указатели были неисправны. Готов поставить на это собственную жизнь.

— Не надо. Компания сама все докажет.

Джек невесело рассмеялся.

— Ты доверяешь этой компании, Генри? Ей есть дело только до своего имени, репутации. Вряд ли она признает тот факт, что использовалось негодное оборудование. Гораздо проще свалить вину на одного человека!

— Джек, пока что ты — часть компании, поэтому она защищает свое имя, помогая тебе. Прошу, внемли здравому совету. Сейчас ты не в состоянии воспринимать вещи ясно, и винить тебя за это нельзя. Убежден, Джек, никто не должен переносить столько, сколько терпишь ты. Не стесняйся плакать, дай себе время на восстановление. Вернуться в Британию — правильное решение, единственно верное. — Он вздохнул. — Послушай, я планировал отправиться в Мадрас, но лучше поеду с тобой в Бомбей. Сядем завтра на первый утренний поезд.

Джек зарычал как раненое животное и услышал:

— Не спорь.

— Сегодня я получил телеграмму. Мне сообщили, что умер отец. Может, и правильно будет поехать домой и поддержать мать.

Тик Генри усилился. Это навалилось на Брайанта кроме всего остального!

— Джек, я тебе очень сочувствую.

— Знаю. Прежде чем ты ляжешь спать, хочу попросить тебя еще кое-что для меня сделать.

— Само собой. Что именно?

— Главным образом речь идет о собственности.

— Ты уверен, что мыслишь сейчас ясно?

— Собственность, впрочем, довольно скромная, но это следует сделать. Отец всегда учил меня, что эмоции не должны мешать бизнесу. Наверное, это мой способ почтить его память.

Генри подумал, что у его друга довольно странная логика, но кто такой Берри, чтобы судить?

— Считай, что дело сделано, — мягко произнес он. — Но, может, тебе лучше подумать об этом позже? Ты приедешь домой и там, в тишине и спокойствии, все обмозгуешь. В конце концов, ты ведь можешь…

— Я не вернусь, Генри. Я увидел это в глазах моей жены. Она все знает. Мне кажется, Индия с самого начала желала от меня избавиться.

— Не говори глупостей, старина.

— Слишком много всего произошло, — покачал головой Джек.

— Но что станет с твоей семьей в Полях?

— Не знаю. Я их обеспечу. Элизабет не слабая женщина. Сильнее меня, нас всех, вместе взятых. У нее тоже есть семья. Я хочу о ней позаботиться, так, на всякий случай.

— На какой случай?

— Кто знает, что ждет нас впереди. Сейчас я хочу завершить все мои здешние дела.

— Секундочку. Возьму записную книжку. Давай по порядку.

На следующее утро Джек, сопровождаемый своим хорошим другом Генри Берри, сел на поезд в Бомбей. Через три дня после их прибытия в бомбейском порту совершила остановку «Налдера», и Генри зарезервировал Брайанту каюту.

Без малого четыре недели на борту он провел почти в полном одиночестве, ни с кем не общаясь, не посещая вечеринок, тихо проводя время в самом неприметном месте верхней палубы. Эти дни ушли у Джека на то, чтобы привыкнуть к новому повороту судьбы.

Другие пассажиры вскоре перестали проявлять любопытство к высокому красивому джентльмену с корнуэлльским акцентом и с уважением отнеслись к его очевидному желанию проводить время в одиночестве. Джек был рад, что подмазал судового эконома и нескольких официантов, чтобы те незаметно распустили слух, что он оплакивает смерть двух близких людей.

Какое-то время Брайант предавался сожалениям. Сейчас, оглядываясь на последние бурные месяцы, он понимал, что винить должен только себя. Своей страстью к Айрис он подталкивал ее и друга к поступкам, итогом которых стала гибель Неда. Сейчас Джек со всей ясностью осознал, что если бы он держался от Айрис на расстоянии, то Нед остался бы в живых. Может быть, ему не следовало жениться на Элизабет… А теперь он разбил жизнь и ей тоже. Она никогда ничего у него не просила. Теперь она носит его ребенка. Брайант задумался о том, сын это или дочь. Хотелось верить, что сын. Он сделает так, что тот будет ходить с гордо поднятой головой, несмотря на то что растет без отца.

Ненавидел ли он себя? Да.

Собирался ли когда-нибудь вернуться к жене и ребенку? Вряд ли. У него в Полях больше не было будущего, а черную женщину и ее сына-полукровку точно не примут в Корнуэлле. Может быть, они могли бы устроиться в Бангалоре, но близость Айрис, к тому же овдовевшей, стала бы чересчур сильным соблазном. Джек знал, что против этого ему не устоять. Можно себе представить реакцию ее семьи, если он вновь появится на ее горизонте. Нет, Айрис всегда принадлежала Неду. Лишь после его гибели Джек окончательно понял, что им с Айрис не суждено быть вместе.

В Индии можно было бы жить в каком-нибудь другом городе, к примеру в Мадрасе или Бомбее, но оторвать Элизабет от семьи, которую она любила всем сердцем, было бы еще большей жестокостью, чем покинуть ее. Она с глубокой серьезностью занималась воспитанием братьев и сестер, заботилась о родителях. Такова роль старшей дочери. Кроме того, если говорить начистоту, Брайант не испытывал никакого желания возвращаться в Индию. Сейчас, оказавшись на корабле, в столь любимом им море, он испытывал смутное радостное волнение от того, что возвращается домой.

Джек стосковался по Корнуэллу.

Корнуэлл, как видно, тоже соскучился по нему. В Пендине его встречали как блудного сына. Когда поезд из Лондона подкатил к Пензансу, на платформе ждала мать с небольшой свитой.

Во время долгого путешествия на запад, глядя на знакомую линию побережья, Джек часами вдыхал соленый воздух. Внезапно оказалось, что вид аквамариновой корнуэлльской воды, крутых скал и зеленых холмов наполняет его радостью. Он не хотел позволять себе восторгов, но уже от одних только знакомых пейзажей настроение Брайанта улучшалось.

Истинным же катализатором внутреннего выздоровления стала встреча с матерью. У нее дрожали губы, так счастлива была она увидеть своего драгоценного мальчика как раз тогда, когда больше всего в нем нуждалась.

— Только посмотри на себя, дорогой! Такой загорелый и сильный!

— Когда ты успела настолько ослабеть, что тебе нужно кресло на колесах? — Джек улыбнулся, но тут же нахмурился при виде медсестры, сопровождающей мать в числе прочих.

— Просто небольшая предосторожность, дорогой. Я не слишком хорошо себя чувствовала…

— Больше тебе не о чем тревожиться. — Он снова ее обнял. — Я дома и не собираюсь никуда уезжать.

Джек всю дорогу держал мать за руку, пока они заднем сиденье нового отцовского автомобиля ехали в дом, отремонтированный и переделанный. К нему было пристроено новое крыло.

Элизабет Брайант, рука об руку с сыном, показывала ему комнаты, слегка приподняла бровь, улыбнулась и спросила:

— Одобряешь?

— Все великолепно, но по какому случаю переделки?

— Все для тебя.

— Для меня?

— Отец хотел, чтобы тебе здесь было удобно и ты захотел бы остаться, когда вернешься домой. Он говорил, что у нас есть все основания для воссоединения.

— Отец так сказал? — У Джека перехватило дыхание.

— Он тебя любил. — Мать с улыбкой кивнула. — Просто не умел сказать. Эта перестройка стала его способом выказать тебе свои чувства. Мне очень грустно, что вы с ним так больше и не увиделись, он не узнал, что тебе понравилось.

— Что ж, теперь я здесь.

— Ты вернулся ради нас, Джек?

Он напрягся.

— Не надо, дорогой, не отвечай. Я благодарна, что моря возвратили мне моего сына. Ты, конечно, продолжаешь вспоминать прошлое, но я уже писала, что тебя полностью оправдали. — Мать подняла руку, словно говоря «довольно», и продолжала таким тоном, как будто сын возразил, хотя он не открывал рта: — Было с абсолютной точностью доказано, что ты не только действовал быстро и решительно, с соблюдением всех протоколов, но к тому же показал себя героем в спасательных операциях. — Она бросила на него выразительный взгляд, словно запрещая ему всякую попытку опровергнуть эти твердо сказанные слова.

— Я не чувствую себя героем, — с некоторым вызовом, но без особого пыла буркнул Джек.

— Твой отец был сложным человеком. — Мать вздохнула и покачала головой. — Он считал себя скромным, хотя этот дом и все, в нем содержащееся, вопиет об обратном, но при этом решил, что не стоит поднимать шум из-за письма с шахты или визитов людей, которые приходили отовсюду принести извинения за напраслину, хотя бы даже и мысленную.

Джек искоса посмотрел на нее и недоверчиво уточнил:

— Они извинялись?

— Безоговорочно. Первой в очереди была семья Билли. — Тон ее голоса лишь еле заметно окрасился сарказмом. — Впрочем, вру. Первой, кто выразил свои глубочайшие сожаления за несправедливое обращение с тобой, была миссис Шанд. При всем моем восхищении ею, она, по-видимому, готова винить за гибель сына любого живого молодого человека. Впрочем, прости, я знаю, это звучит жестоко. Джек, милый, я вижу, как ты потрясен. Твой отец был неправ, решив ничего тебе не сообщать. Он говорил, что для тебя это неважно.