Индиговый ученик - Вера Петрук

– Да бросьте вы, – усмехнулся хозяин. – Если бы в моем скромном заведении проводили знаменитые Бои Салаграна, мы бы с вами тут не разговаривали. Я бы быстро сгреб денежки и свалил куда-нибудь в Самрию, а с вами общались бы иначе – вежливо, обходительно и крайне любезно. От меня такого не дождетесь. Знаю я вашего брата. Только пиво бочками хлебать умеете.

Сарказм хозяина был очевиден, но, как ни странно, стражники не обиделись. Даже наоборот – загоготали, словно стая перелетных гусей, и принялись хлопать друг друга по плечам. Шутка хозяина пришлась им по душе.

– А ты молодец, – пробасил шибанец, с которого налет строгости слетел быстрее, чем ветер засыпал песком городские улицы. – Только мы твой подвал все равно осмотрим. Кстати, между нами. Я бы сам с удовольствием на этих боях побывал. Только туда, говорят, кого попало не пускают. А билеты стоят, как хорошая лошадь.

– Что верно, то верно, – вздохнул хозяин. – Ладно, мне скрывать нечего. Ступайте следом.

Они удалились, оставив Регарди в недоумении. Кучеяры всегда любили яркие зрелища, но чтобы выказывали столь явную симпатию к каким-то соревнованиям – такое он слышал впервые. Неравнодушие хозяина и стражников настораживало. Похоже, что Бои Салаграна завоевали немалую народную любовь, раз никого не смущал тот факт, что они были запрещены, а стражники, которые должны были не допустить их проведение, мечтали купить билетик. Все это было странно.

– Беспричинное рождение многообразия вещей следует считать великой тайной, – тихо произнес Беркут и коснулся его руки. – Ты слушаешь меня, Ар?

– Да, конечно, – спохватился Регарди, понимая, что Шолох снова застал его врасплох.

Если мальчишка спросит, о чем говорил, он пропал. Но, к счастью, Беркут лишь улыбнулся и предложил напоследок пройтись по апельсиновой роще. Время неизбежно подходило к концу, и им пора было возвращаться в школу. Арлинг не возражал. Ему и самому хотелось побыть с Шолохом подольше.

Однако, уже уходя из таверны, он не сдержал любопытства и прислушался к голосам стражи и хозяина, гулко раздававшимся из подвала. Впрочем, ничего нового они не сообщили. Старший стражник заинтересовался бочонком дарроманского вина без грузовых документов, и Бои Салаграна были забыты.

Только не Арлингом. Игры настолько плотно заняли его мысли, что когда они ненадолго присели под густой тенью апельсиновых крон, вопрос вырвался сам по себе:

– Ты что-нибудь слышал о Боях Салаграна?

Получилось нехорошо, потому что Беркут начал рассказывать о предстоящей дороге, и Арлинг его перебил.

– Извини, – смутился он, чувствуя себя крайне неловко.

– Да все в порядке, – усмехнулся Шолох. – Я давно понял, что ты меня не слушаешь. Наверное, так рассказываю. О боях? Хмм… А почему ты спросил?

– Все о них болтают, – уклончиво ответил Арлинг. – Да еще Сохо недавно в школе появлялся. Уговаривал имана принять участие. Тот отказался, конечно. Его сынок к нам не часто приходит, вот я и задумался, что это за бои. Может, ты что-нибудь знаешь?

– Только слухи, – улыбнулся Беркут. – Кому они интересны.

– Например? – проявил упрямство Регарди. – Какие слухи ты слышал?

– Сказочные, – вздохнул Шолох, подбирая с земли пахнущий солнцем и пылью апельсин. Его кожица еще сохраняла упругость и золотистый цвет, но внутри фрукт уже начал гнить. Арлинг хотел было предупредить Беркута, но тот с таким удовольствием принялся очищать оранжевый плод, что он промолчал, не желая портить ему настроение. Тем временем, кучеяр нехотя продолжил:

– Что там выступают самые сильные бойцы, приезжающие со всех сторон света – даже из Шибана и Арвакского царства. Что размер приза, который платят золотом, настолько велик, что победитель может позволить себе безбедно жить до конца жизни. Что устраивают эти бои крупные дельцы из жреческих кругов, которые делают на бойцах хорошие деньги. О том, что они вне закона, ты знаешь. Согдарийский канцлер запретил их лет пять назад. Рассказывают, будто один из его лучших генералов принял участие в последних соревнованиях, где нашел свою смерть. Мол, поэтому бои и запретили. Но я думаю, причина проста. Империи стало обидно, что столько денег утекает мимо ее казны, а урвать кусок не получается. Поэтому соревнования запретили. Может, оно и к лучшему. Поверь, Бои Салаграна ничем не отличаются от петушиных – жестоко, кроваво, бессмысленно. Каждый хозяин выращивает свою собственную птицу, надеясь, что она принесет ему богатство и обеспечит безбедную старость.

– Зачем тогда Сохо хочет, чтобы участвовала наша школа? Разве ему нужны конкуренты?

– Тут все еще проще, – усмехнулся Шолох, отрывая подгнившие дольки. – Дело в том, что Сохо стал победителем последних боев. Но, видимо, награда показалась ему недостаточно весомой, а может, ему хочется больше славы. Говорят, отведав ее хоть раз, можно не насытиться никогда. Однако правила боев запрещают победителям участвовать повторно. Они остаются вне игры на всю жизнь. Поэтому на этот раз Сохо привез бойцов своей школы, которых, по слухам, обучил солукраю. Ты ведь слышал что это такое, верно? Не знаю, куда смотрят серкеты, но рассказывают, будто один его ученик – Аль Рат по прозвищу «Железная Кожа» – достиг в Солукрае немалых успехов. По слухам, он даже научился летать. Занимательно, правда?

– И причем здесь школа имана? – спросил Арлинг, не сумев уловить связи слов Шолоха со своим вопросом.

– Не хочешь ты сегодня думать, – укоризненно покачал головой Беркут, выкидывая недоеденный огрызок. – Каким бы победителем не стал Сохо, над ним всегда будет висеть тень отца – знаменитого мистика, покинувшего Пустошь ради мирской жизни. Пока жив иман и пока процветает его дело, он будет всего лишь сыном, то есть вторым. Поэтому Сохо так сильно хочет, чтобы Школа Белого Петуха приняла участие в боях Салаграна. Ведь если его ученики одолеют учеников имана, это будет еще одна ступенька к первенству, к званию лучшего воина. Вот к чему стремится Сохо.

– Не понимаю я имана, – пробурчал про себя Регарди, но Беркут его услышал.

– Учитель правильно делает, что не слушает Сохо, – сказал он, заглядывая Арлингу в лицо. Так смотрят в глаза собеседнику, желая привлечь его внимание, но в случае с Регарди этот трюк не работал. Однако взгляд Шолоха Арлинг различил хорошо. Он был жгучим, возмущенным и каким-то странным.

– Бои запрещены, – терпеливо пояснил Беркут. – Любая школа, которая нарушит это правило, будет немедленно закрыта. Как только иман согласится, Сохо сделает все, чтобы об этом узнали Аджухамы или Канцлер. И школу немедленно закроют. Так случилось с Хорасонскими Ящерами на прошлой неделе. Проигнорировав запрет властей, они отправились всей школой в Балидет на соревнования – так, как делали это много лет. Но кто-то донес Канцлеру, и теперь их разыскивает отряд регулярной армии. Школе Белого Петуха такое будущее не нужно. Ну что? Удовлетворил я твое любопытство?

Арлинг не нашелся с ответом и обескуражено промолчал. Он и не догадывался, что ненависть Сохо к отцу зашла столь далеко. Задумавшись, Регарди не сразу услышал далекий, едва слышный голос, который ехидно зашептал где-то глубоко в сознании: «А не ты ли сам точно так же поступил со своим отцом, когда украл у него карты Гургарана? Что ты испытывал к нему тогда? Нет, лучше ответь – что ты испытываешь к нему сейчас?».

Атака прошлого была неожиданной, и Регарди яростно стиснул зубы, потому что был уверен, что в его отношениях с отцом загадок не было. Канцлер хотел построить за него его собственную жизнь, навязывая свои идеалы и ценности, а он сопротивлялся. Их конфликт привел к гибели Магды. Правда, после стольких лет уверенность Арлинга в правоте своих взглядов покрылась толстым слоем пыли, стряхивать которую ему было страшно.

По-своему истолковав молчание Регарди, Беркут философски произнес:

– Люди должны быть подобно лотосу, мой друг. Он произрастает из грязи, но всю жизнь остается незапятнанным. Даже если его будут окунать в слухи и заблуждения. А ведь их – великое множество. Как говорят старики, на одного человека рождается десять демонов. Мы должны быть к этому готовы. Выбрось из головы эти бои. Лучше позволь обнять тебя.

– Что? – переспросил Арлинг, решив, что ослышался.

– Не бойся, – прошептал Беркут. – Кроме нас тут никого нет.

Не дождавшись ответа, кучеяр притянул его к себе, крепко обняв за плечи. От неожиданности Регарди растерялся. Кучеяры никогда не прощались подобным образом. Рукопожатие, кивок или доброе слово были куда привычнее. И хотя он допускал, что его познания местных обычаев могли быть несовершенны, объятия Беркута показались странными. Пожалуй, слишком крепкими и слишком долгими.

Поняв, что Шолох не собирается его отпускать первым, Арлинг отстранился сам.