Время демографических перемен. Избранные статьи - Анатолий Вишневский

Идеологический контроль. Стремление демографии конституироваться в качестве самостоятельной научной дисциплины встретило мощное противодействие, в частности, со стороны весьма влиятельного в то время руководителя демографической статистики страны П. Г. Подъячих и, конечно же, было облечено в идеологические одежды: идея «заимствована у буржуазных ученых» и «базируется на том, что в основе развития общества лежат якобы вечные и неизменные биологические законы» [7].

Идеологические обвинения пускались в ход всякий раз, когда возникало подозрение в малейшем свободомыслии. В 1970 г., пытаясь воспрепятствовать присуждению степени доктора наук Я. Гузеватому, положительно отозвавшемуся о политике планирования семьи в развивающихся странах, тот же Подъячих обратился в высшие партийные инстанции, сообщая «новые данные об искажении и ревизии взглядов Маркса, Энгельса и Ленина»… В своем письме он напоминал, что ему «по поручению самого же ЦК КПСС уже почти 10 лет приходится организовывать работу по освещению марксистско-ленинской теории народонаселения на международных конференциях, симпозиумах и совещаниях, а как представителю СССР в Комиссии ООН по народонаселению… даются письменные задания отстаивать на ее сессиях марксистско-ленинскую точку зрения и критиковать буржуазные теории» (я цитирую документы, переданные мне Я. Гузеватым незадолго до его смерти).

Подобные обвинения уже не имели тех последствий, что за 20–30 лет до того, но все же были далеко не безобидными. В 1979 г. В. А. Борисов был отстранен от преподавания демографии в Московском экономико-статистическом институте за то, что порой позволял себе умеренно-вольные высказывания. Обстоятельства подталкивали новое поколение демографов к конформизму, который часто переплетался с добровольным доносительством. Эта зараза тянулась еще с 1930‑х годов, когда демографию уничтожали руками самих же демографов. Тогда, например, Б. Смулевич, впоследствии сам арестованный, публично охаял обреченный ленинградский Демографический институт[316]. То же было и с киевским институтом. В Центральной научной библиотеке Академии наук Украины сохранились рукописи статей-доносов тех лет [8]. «Анализ продукции Демографического института, – говорится в одной из них, – показывает, что он еще и сегодня остается тем тихим уголком, куда не заглядывал пока глаз нашей марксистской критики, и поэтому там смогли свить себе гнездо буржуазные концепции, основанные на апологетической буржуазной методологии». О директоре института Птухе говорилось, что он «был и остается буржуазным ученым и апологетом буржуазной науки» [9, с. 82, 42].

В послевоенной демографии тоже было немало подобных статей-доносов, адресованных не столько читателю, сколько «начальству» – в надежде, что оно «примет меры» против идеологических отступников. Но даже если речь шла о бескорыстной «идейной» критике, она, как правило, воспроизводила старые идеологические клише. Вот любопытная иллюстрация. Одно из обвинений, предъявлявшихся Птухе, заключалось в том, что «во всех трудах академика от демографии нет ни одного слова о Марксовом законе народонаселения, о смене закономерностей развития народонаселения в зависимости от смены общественного способа производства…» [9, с. 53]. Ровно 40 лет спустя мы читаем подобное же обвинение в адрес другого демографа, А. Кваши, который, «взявшись писать работу, претендующую научно исследовать… “весь комплекс демографических процессов”… не посвятил ни одной страницы вопросу о законах развития народонаселения, вообще не пользуется такими понятиями, как “закон народонаселения”» [10]. Парадокс заключается в том, что автор этой публикации считает себя учеником Птухи, статья посвящена его памяти, а в том же выпуске «Демографических тетрадей» публикуются материалы из архива мэтра по случаю 90‑летия со дня его рождения.

Трудно поверить, что еще в 1985 г. были люди, искренне убежденные, что «в условиях обостряющейся классовой борьбы в сфере изучения народонаселения в качестве важнейшей выдвигается задача противостоять методологической линии буржуазной науки» [11]. Тем не менее не только писали, но порой и жили так, как будто это была правда. Само собой разумеется, далеко не всегда речь шла о борьбе идей, идеологические обвинения чаще служили целям карьеры или сведения личных счетов. Вот один из примеров, относящийся к сравнительно недавнему прошлому и дающий представление об истинной атмосфере «классовой борьбы в сфере изучения народонаселения».

В 1982 г. три географа опубликовали статью, в которой довольно успешно воспроизводили стиль идеологических проработок 1930‑1940‑х годов. В ней говорилось о «распространении… глубоко ошибочных взглядов, по существу представляющих собой некритическое восприятие и перенос на отечественную почву зарубежной практики и соответствующих теоретических концепций. Эти взгляды, не вполне соответствующие положениям марксистско-ленинской теории общественного развития, уже подвергались критике… однако их пропаганда продолжается» [12]. Формально речь шла о разных взглядах на проблему роста больших городов, которая тогда активно обсуждалась географами и демографами. Но за высокоидейной риторикой статьи легко угадывалась банальная попытка дискредитировать авторитетного ученого Г. М. Лаппо, заведовавшего в то время отделом географии Института географии Академии наук, и, может быть, отвоевать в свою пользу его пост. 1982 г. отличался от 1952‑го, научная общественность оказалась не такой беспомощной, статья встретила противодействие, атака на Лаппо захлебнулась [12]. Однако кое-кто попытался продолжить ее другими средствами – в результате мы располагаем документом, проливающим свет на то, что облекалось порой в респектабельные формы академической «идейной» критики. Недели через две после неблагоприятного для авторов статьи обсуждения в Географическом обществе один из его участников получил анонимное письмо (может быть, таких писем было и больше, я знаю об одном). Процитируем те его места, которые вообще поддаются цитированию: «Тупорылая харя… завалились вы с Лаппошей крепко, вами теперь в ЦК занимаются. Поди не знали, что именно по нашим рекомендациям XXVI съездом партии запрещено крупным городам дальше расти. Мы и не то еще можем. Поэтому заткнись, иначе тебе будет худо… Захотим, так из института вышвырнем твое… чадо, у нас там есть своя рука… Что, заметался? То-то, сволочь литературная! Заткнись!»

Трагедия демографии 1930‑х годов в 1980‑е повторялась как фарс. Вершиной его, пожалуй, была распря двух заметных московских демографов, докторов наук и членов КПСС, один из которых написал на другого «телегу» с обвинением в распитии спиртного во время международного научного семинара (дело было во время антиалкогольной кампании 1986 г., такое обвинение было отличным средством устранения конкурента).

К концу 1980‑х годов подобные игры утратили смысл, куда-то подевались все борцы за идейную чистоту, а демография осталась – с тем научным багажом, какой ей удалось накопить.

Главные направления исследований

Дискуссия о предмете демографии. Возобновление исследований после длительного перерыва, разрыв научной традиции и в то же время изменения самих демографических реалий, поиски институциональных форм развития демографии – все это требовало ее «самоопределения», делало почти неизбежными споры о ее предмете. Такие споры (иногда, как мы видели, с идеологическим подтекстом) велись в 1960‑е годы[317], они вылились в дискуссию на страницах журнала «Вестник статистики» [13], но были обычными и в других изданиях. В дискуссиях тех лет были представлены самые разные точки зрения. Наряду с приверженцами крайне узкого понимания демографии как демографической статистики были и сторонники непомерного расширения ее предмета, создания «комплексной на уки о народонаселении», «системы знаний о народонаселении», охватывающих едва ли не все области жизнедеятельности людей. С течением времени эти споры приобретали все более схоластическое звучание. Но параллельно с ними разворачивались конкретные исследования, которые способствовали определению центра интересов демографической науки гораздо больше, чем самые изощренные теоретические доводы. Таким центром стали проблемы воспроизводства населения.

Термин «воспроизводство населения» вошел в русскоязычную литературу в период между войнами под влиянием работ Кучинского, но сейчас используется в ней чаще, чем в англосаксонской или французской, и имеет несколько иную смысловую нагрузку. Он покрывает то, что в англоязычной литературе называется population growth and replacement, и даже выходит за рамки этих понятий. Сюжеты, относящиеся к воспроизводству населения, понимаемому как «его возобновление вследствие естественной смены поколений» [14], и находившиеся в центре внимания исследователей на протяжении трех последних десятилетий, включали все, что было связано с рождаемостью и смертностью, их непосредственной детерминацией (в этом контексте большое внимание уделялось процессам формирования семьи и брачно-семейной структуры населения), а также их последствиями – динамикой численности и возрастного состава.