Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский

Это была хотя и осторожная, но честная оценка. А вот предложений по развязке делегация тогда выработать не смогла — сказались межведомственные разногласия.

Разумеется, я мог послать собственные предложения, но не стал этого делать: всеми силами старался сохранить единство внутри делегации. Это в Москве мы могли выступать с позиций собственных ведомств. А на переговорах мы должны были проводить согласованную линию на основе данных нам директив, какими хорошими или плохими они не были. Поэтому каждое утро делегация встречалась и намечала тактику поведения в каждой группе и на каждой встрече. А вечером собирались вновь, отчитывались друг перед другом и подготавливали совместную информацию в Центр.

Конечно, это была громоздкая процедура, занимающая много времени и требующая огромного терпения. Зато была уверенность — проводится единая линия и никто не занимается самодеятельностью.

В отличие от классической советской делегации на переговорах ОСВ— 1, которая являла собой как бы ареопаг старейшин: сами члены делегации переговоры не вели, а только наблюдали за ними «сверху», — удалось направить их непосредственно в рабочие группы. Каждый член делегации отвечал теперь за определенное направление — уведомления, наблюдения, контроль, неприменение силы и т.д. Он вел переговоры в рабочей группе, выступал на ее заседаниях и согласовывал текст соглашения.

Это имело то преимущество, что любой член делегации, участвовавший в выработке директив в Москве, мог затем на собственной шкуре убедиться в том, насколько уязвимы или, наоборот, прочны позиции, которые он там отстаивал. Ведя переговоры, ему было хорошо видно, какие подвижки действительно нужно сделать и какую аргументацию использовать.

К тому же ведение переговоров имеет свою логику. Она увлекает людей, как, например, игра в преферанс. Сколько раз приходилось наблюдать: приезжают эксперты из Москвы после суровой накачки в Минобороны, строгие и непреклонные к любым компромиссам. Но проходит месяц и сам процесс переговоров затягивает их, увлекает, и они начинают искать аргументы, компромиссные формулировки, торговаться — в общем, вести переговоры.

Был и другой немаловажный аспект в привлечении всех членов делегации к переговорам в рабочих группах — это чувство игры в одной команде. Как— то мы сидели за бутылкой вина и расслаблялись с генералом КГБ И.С. Розановым, сменившим Б.С. Иванова. Это был многоопытный, эрудированный человек с изящными манерами светского льва — дамам ручки целовал, приговаривая при этом непонятное венгерское слово «чоколом». Его так и звали — чоколомом.

Так вот, — сидели мы с ним за бутылкой вина и он философски замечает:

— По всем правилам я должен был быть при Вас «недремлющим оком государевым» — сидеть в сторонке, смотреть и слать в Москву сообщения, как блюдет делегация заданную Политбюро линию. Но Вы посадили меня в рабочую группу, заставили вести какие— то дурацкие переговоры — причем по контролю. И что же теперь получается? Как я могу исполнять свою главную функцию? Не буду же я сам на себя доносы писать!

В общем, я не стал тогда посылать в Москву собственных предложений, чтобы сохранить сложившийся стиль работы в одной команде. Кроме того, надеялся, что в Москве руководители министерств «разобрались», как им велел на Политбюро Горбачев, и эксперты получат четкие указания подготовить развязки.

ВСЁ ПЛОХО В СТОКГОЛЬМЕ

В Москве, однако, все обстояло по— другому. Военные заняли «круговую оборону» — ни шагу назад от заявленных позиций. Их поддерживали представители КГБ. Напрасно мидовцы ссылались на заседание Политбюро 24 апреля, где Горбачев грозно говорил, что переговорные позиции в Стокгольме не соответствуют политической линии Советского Союза. Одна за другой следовали безуспешные Пятерки — толку никакого.

В мае 1986 года Шеварднадзе на совещании в МИДе сетовал, что министерство обороны упорно тормозит перемены в советской внешней политике:

— Надо отказаться от прежнего постулата, что Советский Союз должен быть столь же силён, как  любая возможная коалиция противостоящих ему государств. Это заставляет бешено вооружаться, подрывает экономику и тем самым безопасность страны. Весь мир завалили оружием, а своим гражданам не смогли обеспечить сносную жизнь. Продажа нефти принесла стране 180 миллиардов долларов, а в магазинах полки пустые. В городах вводят талоны и очереди стоят за самым необходимым.

6 июня в кабинете у Зайкова на Старой площади собралась, наконец, Большая пятерка.[159] Полдня продолжалась жестокая рубка — результата никакого.

Картина выглядела примерно так: я предлагал развязки — их тут же гневно отвергал маршал Ахромеев. Его поддерживали генералы и Корниенко, который к тому времени стал заместителем заведующего Международным отделом ЦК, а также время от времени Иванов из КГБ, главным образом, когда дело касалось контроля и инспекции. Шеварднадзе сидел мрачный, иногда бросая гневные реплики в адрес военных. Зайков отечески старался их увещевать, а Крючков, Добрынин и Медведев отмалчивались.

Если говорить коротко, то позиции были изложены следующим образом:

1. Уведомление об учениях сухопутных войск.  Предложение МИД — установить параметр уведомления в 13— 16 тысяч человек.

Аргумент против: такие уведомления охватывали бы все дивизионные учения Советского Союза до Урала. Это приведёт к раскрытию дислокации основных соединений и частей, характера и направления системы боевой подготовки войск, а через 2 — 3 года вскрыть мобилизационную систему во внутренних округах СССР.

2. Уведомления о внегарнизонной деятельности войск. Предложение МИД: пойти на такие уведомления. (Когда в МИДе обсуждалась эта позиция, мы выразжали сомнение, стоит ли это включать — есть шансы, что НАТО здесь уступит. Но Шеварднадзе и Ковалев настояли.)

Аргумент против: у нас нет таких понятий. Мы не знаем, что это такое и поэтому не можем брать обязательств. Поскольку виды военной деятельности не оговорены, это повлечет поток запросов и придирок. Речь может идти только об учениях и передвижениях войск.

3. Уведомления об учениях ВВС. Предложение МИД: воспользоваться французской идеей о том, чтобы в рамках уведомлений об учениях сухопутных войск устанавливался авиационный подуровень (200— 300 самолето — вылетов), начиная с которого в этих уведомлениях предоставлялась бы информация и об учениях компонента ВВС.