Приют изгоев - Сергей Лифанов

Так они и промолчали практически все время, пока плот шел до Эквулей, отделываясь односложными ответами на вопросы, с которыми к ним иногда приставал любопытствующий Канис.

Шкипер догнал их на полпути. Он вдруг выгрузился с проходящего мимо водометного катера и приволок с собой солидный мешок со снедью домашней готовки и ведерную бутыль с молодым ягодным вином. Прежде всего он проверил, соответствует ли полученное Менкаром накладной, малость удивился, что все совпадает, поинтересовался, что делает на его плоту юная девица и, кажется, остался недоволен ее присутствием, однако не стал требовать, чтобы ее ссадили на ближайшей пристани, разрешил доплыть до Эквулей, заметив только, что нефти сгрузили уже порядочно, а груз продолжают брать, как на полный плот.

Формально Эквулей принадлежат Нижней Полумиле, реально же они расположены на высоте от сорока семи до шестидесяти двух ярдов над уровнем моря, что кажется слишком высоким по отношению ко всем прочим поселениям Нижней Полумили. Здесь занимались преимущественно тем, что переправляли одни товары сверху вниз, другие снизу вверх, — но этим, разумеется, занимались мужчины, а женщины ткали из морского шелка невесомые ткани и вышивали на них.

Эйли не умела ни того, ни другого, учиться было, пожалуй, поздновато, и она подрабатывала тем, что составляла эскизы для вышивок, потому что фантазия у нее оказалась богатая, да и во время своего путешествия по Империи она видела много тканей, вышитых в разных провинциях и даже в Махрии.

Вышивальщицы охотно покупали у нее эскизы, но этот заработок был слишком мизерным, и Эйли помогала маме Инди, разъезжавшей по Отмелям и выискивавшей новые товары для людей, которые жили выше по Стене и очень редко, а бывало, что и никогда, не покидали родных пещер и террас.

Когда Менкар открыл ее местопребывание, Эйли не стала суетиться, доверившись, что он никому не расскажет, что видел ее. Она продолжала спокойно жить в Эквулеях и не удивилась визиту Менкара, который на обратном пути в Ласерту заглянул посмотреть, как она живет. Местные парни не очень-то поощряли ухаживания матросов с Отмелей за эквулейскими девушками, и кое-кому этот визит не понравился, но Менкар изобразил из себя такого махрового краевика, что ни у кого из парней не поднялась рука бить столь убогого типа. Эйли, правда, была недовольна тем, что он изображал из себя явного придурка, и в свой следующий визит — а Менкар взял за правило навещать Эйли всякий раз, когда, покинув изрядно уменьшившийся плот, возвращался в Ласерту, — он перестал притворяться и предстал перед жителями Эквулей вполне приличным человеком. Мама Инди, правда, сокрушалась: «И почему ты, деточка, все к имперцам льнешь?» Впрочем, Менкар нравился ей куда больше Батена Кайтоса.

Так шло время. В Эквулеях поддразнивали Эйли женихом-краевиком, но никто даже и в мыслях не держал, что таласарка в здравом уме и доброй памяти может стать женой имперца. И Эйли принимала небогатые подарки Менкара с холодной скукой королевы. Что с того, что у нее был только один подданный.

Менкар сидел на большом камне и смотрел вниз, в совершенно прозрачную воду, где жирные здоровенные рыбины лениво кружили вокруг заброшенной им лесы с костяным крючком, на котором, по его, Менкара, мнению, была нанизана совершенно неотразимая наживка. Наживку ему дали загорелые до черноты подростки, удившие совсем рядом и, по какой-то невероятной причине, не успевавшие эту самую наживку менять, в то время как Менкар все еще оставался без улова. И в этом не было никакого подвоха — мальчишки сами то и дело недоуменно поглядывали на своего соседа и уже предлагали ему часть улова, чтобы тот не остался без ужина, однако Менкар из гордости не соглашался.

Подошел еще один рыбак, сел рядом, повозился, разбирая снасти, и забросил свою лесу. Разумеется, какая-то рыбина тут же подплыла, задумчиво пожевала толстыми губами рядом с крючком и заглотила наживку.

— С почином, — грустно вздохнул Менкар.

— А тебя, я вижу, рыба не любит, — отозвался сосед.

Батен удивленно поднял глаза и понял, что не ошибся. Рядом, неторопливо снимая вяло трепыхавшуюся рыбину с крючка, сидел Волантис.

— Чувствует, наверное, сухопутного человека. — Батен снова уставился на лесу.

— Останешься сегодня голодным, — усмехнулся Волантис.

— Подумаешь, — отмахнулся Менкар. — Слава Богу, это не единственный мой достаток. Поем в харчевне. А ты здесь какими судьбами? Сменил ремесло?

Он демонстративно потянул носом. Специфического аромата, от которого вокруг Волантиса пышным цветом распускались все растения, сейчас слышно не было. И одет он был как большинство работающих на Отмелях зимой, когда погода здесь стоит прохладная и сырая: шерстяное или льняное белье — в зависимости от привычек и достатка (Волантис, насколько знал Менкар, мог позволить себе даже тонкую шерсть), поверх — просторные штаны из морского шелка, собранные ниже коленей тесемкой, эта же тесемка служила подвязками для толстых полосатых чулок. Дополняли платье золотаря башмаки на толстой подошве и непромокаемая шелковая длинная и свободная куртка с капюшоном и широкими, суженными к запястьям, рукавами. Менкар и сам был одет примерно так же, разве что куртка была чуть короче и собрана в талии поясом, да штаны по моде, принятой среди молодых матросов, в нерабочее время он не подвязывал у колена, позволяя штанинам полоскаться вокруг ног, а коротким чулкам скатываться к щиколоткам.

Было похоже, что Волантис действительно не работает золотарем, и довольно давно. Он успел отрастить густой короткий ежик, в котором поблескивали редкие сединки; раньше, при своей ароматной работе, он не мог позволить украсить себя шевелюрой — вонь выгребных ям и прочих отхожих мест впитывалась волосами намертво.

Менкар сразу догадался, что появление здесь Волантиса не случайно. Правда, наверху теперь зима, на Краю Земли лежит снег, все подмерзло, и золотарям работа есть только внизу, так что нет ничего удивительного, что Волантис в отпуске.

— Зима, — доверительно сообщил Волантис, словно угадав его мысли. — У меня выдались вольные деньки. — Хитрые его глаза, однако, говорили о том, что и летом он мог бы оказаться 'там, где околачивался Менкар.

Что-то ему было нужно от Менкара, но что именно, сообщать он не торопился. А Менкар не торопился узнать. По большому счету ему было все равно. Если у его старого приятеля и подельника было что-то на уме, тот все равно это скажет, а нет — так не его это дело.

Они продолжали молча ловить рыбу рядом.

Волантису везло. Менкару как раз, наоборот, до сих пор так и ,не удалось ничего выловить. В конце концов ему это надоело, и он, свернув леску, аккуратно снял с крючка наживку и бросил ее в воду. Тут же крупная рыба метнулась откуда-то из-под камня и вмиг сглотнула брошенный комочек. Менкар досадливо сплюнул.