Ветер разлуки - Соня Мармен

Мадлен тихонько засмеялась.

– Хочешь, чтобы мы вернулись и поздоровались после того, что минуту назад сбежали от них, как испуганные зайцы?

– Забудем об этом, Мадо! – Изабель опустила глаза. – Слишком поздно. Идем! И на чем мы остановились? Ах да… На высокой ветке соловей поет…

– Я давно тебя люблю и не забуду никогда![108]

Напевая, они пошли вверх по улице де Повр, как если бы ничего необычного с ними не приключилось.

Глядя вслед девушкам, Александер пытался совладать с волнением. Толчок в плечо ускорил этот процесс. Колл и Мунро смотрели на него и посмеивались.

– Что, Алас, от местных девчонок глаз не можешь отвести? Или ты смутился, что дамы застали тебя за орошением стены?

– А они и вправду хорошенькие! – вступил в разговор Мунро. – Мне показалось, что та высокая злючка тебе понравилась, Колл!

– Проваливай к дьяволу, Мунро!

Александер решил, что лучше промолчать, и они пошли к лагерю. Ночь обещала быть долгой.

Облачко пыли взлетело вверх, когда Изабель открыла старый сундук. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь щели в ставнях на крошечном слуховом окошке и превращались в тонкие золотые нити, протянутые сквозь пространство. Изабель опустила стопку старых юбок на пол и встала на колени возле источенного червями сундука. Ему довелось так много путешествовать во влажном корабельном трюме, что время буквально въелось в дерево и теперь рассказывало его историю. Сундук принадлежал отцу, который всегда брал его в свои заморские вояжи.

Девушка погладила пальцем старенькую треуголку с оторочкой из испорченных домашними грызунами перьев. Под головным убором оказался синий сюртук с позолоченными пуговицами. Она улыбнулась. Сейчас он вряд ли пришелся бы отцу впору, который за годы раздался в талии… Трость с полированным латунным набалдашником в виде головы орла привлекла ее внимание. Нахлынули воспоминания… Изабель вспомнила, как отец грозил ей этой самой тростью, когда она опрокинула чернильницу на его новую сорочку. Она улыбнулась. Отец ни разу не поднял на нее руку…

Она совсем забыла о существовании этого сундука, хотя в детстве обожала перебирать его содержимое. Сколько счастливых часов провела она здесь, наряжаясь капитаном и представляя себя плывущей по лазурному морю, которое так часто описывал ей отец! Закрыть глаза и вдохнуть запах его сюртука – этого было достаточно, чтобы вмиг оказаться на своем выдуманном корабле. Она представляла его огромным, величественным. Слышала поскрипывание фаллов, крики матросов, шум рассекаемой форштевнем воды… Изабель вздохнула.

Сегодня у нее не было времени на мечты. Им предстояло вычистить дом, начиная с погреба и заканчивая чердаком. Большая уборка – от нее никуда не деться! У Перрены и Сидонии и так полно хлопот, поэтому она решила самостоятельно привести в порядок свою спальню. Подхватив стопку поношенных юбок, которую она принесла на чердак, Изабель уложила ее в сундук. Она уже закрывала крышку, когда палец зацепился за обтрепанную ленточку, торчавшую из-за подкладки (изнутри сундук был оббит тканью). Из любопытства она потянула за ленту. Обтянутая тканью планка отскочила, и на ворох одежды упало несколько листков бумаги. Неужели она отыскала тайник?

Взбудораженная находкой, Изабель собрала исписанные листки и, присмотревшись, поняла, что это письма, адресованные ее матери. Любовные послания? Трудно было представить, что когда-то отец с матерью вели интимную переписку. Но, раз уж они поженились, наверное, было время, когда они испытывали друг к другу нечто большее, нежели уважение… Изабель развернула верхний листок и прочла: «Милая Жюстина… моя вечная любовь… мое сердце…» Слова выражали чувство настолько сильное, что у нее на глаза навернулись слезы. Она даже не представляла, что отец может так писать! Жаль только, что восхищения и благодарности матери хватило совсем ненадолго…

Изабель нечасто случалось видеть, как отец и мать прикасаются друг к другу. Матушка не позволяла целовать ей даже руку. Снежная королева, холодная, как глыба льда… И как только отец мог в нее влюбиться? Но, быть может, она не всегда была такой? По правде говоря, Жюстина Лаэ была очень красивой женщиной. Даже по прошествии многих лет и трех беременностей она оставалась привлекательной и желанной. Вот только…

Изабель прочла несколько писем. Все они были подписаны одинаково: «Преданный Вам, капитан Вашего сердца». «Капитан Вашего сердца»? Развернув последнее, она улыбнулась. Это послание было написано по-английски. Значит, отец умеет писать на этом языке? Вероятно, да, поскольку почерк был тот же.

На лестнице послышались шаги. Девушка собрала письма, сунула их в тайник, прижала планкой и захлопнула крышку сундука. В люке показалось испачканное сажей личико Мадлен.

– Чем это ты тут занята? Я устала тебя ждать! Мне нужен поташ для стирки. Перрену не могу дозваться, Сидония слишком занята и не может за ним сходить…

– Я схожу за поташом, Мадо!

Отряхнув юбку, Изабель встала и незаметно сунула руку в карман. Бумага скрипнула у нее в пальцах – она прихватила с собой последнее письмо.

Изабель перебирала куски мыла в жестяной банке (туда его складывали, чтобы спасти от грызунов), когда услышала, как кто-то спускается в погреб. Она оглянулась и увидела желтый подол юбки Перрены. В тот же миг у нее созрел план: спрятаться и напугать служанку, чтобы она закричала от страха. Изабель присела за бочкой для засола рыбы и, дрожа от нетерпения, стала ждать подходящий момент. Однако стоило Перрене подойти к двери, которая вела в кладовую с провизией, как от инфантильных желаний не осталось и следа. Она вспомнила, как в день сражения мать поднялась из погреба с охапкой свертков и горшочков. Интересно, какие еще запасы успела сделать предусмотрительная мадам Лакруа?

Служанка вынула из кармана ключ и вставила его в замочную скважину. Петли были отлично смазаны маслом, и дверь открылась без скрипа. Со свечой в руке Перрена вошла в кладовую. Огонек потанцевал немного и успокоился. Изабель выбралась из укрытия и на цыпочках подошла к открытой двери. Девушка прислушалась, спрашивая себя, не делает ли она чего-то плохого? Перрена между тем передвигала на полках какие-то кувшины. Послышался характерный хлопок откупориваемой пробки, а следом за ним – хлюпанье чего-то жидкого. Рассудив, что Перрена обкрадывает семью, Изабель вбежала в крошечную комнату.

Перрена вскрикнула от испуга и едва не выронила кувшин, который сжимала в руках. Содержимое выплеснулось ей на подбородок и на шею, и на сорочке расползлось красное пятно. В нос Изабель ударил запах спиртного.