Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело - Станислав Васильевич Родионов

принимала гостей. Самое яркое и постоянное впечатление моего детства – я стою на диване и читаю стихи. «Идет бычок, качается…» Мама умиляется, папа улыбается, бычок качается, а гости мрут от скуки. Убеждена, что вот такое всеобщее внимание делает из крохи эгоцентрика–людоеда, и на всю жизнь. А я так выступала перед гостями каждую субботу…

В обеденный перерыв Викентий Викентьевич, директор магазина «Дуб», провел с продавцами обсуждение газетного фельетона под названием «Липовые гарнитуры». Писали о магазине «Карельская береза». Собрание получилось шумным и почему–то веселым – наверное, оттого, что критиковали не их магазин.

С директором «Карельской березы» у Викентия Викентьевича были, пожалуй, дружественные отношения, и после встреч в управлении они частенько вместе обедали. Сейчас тому не до обедов: звонят телефоны, вызывают в управление, ухмыляются покупатели…

Викентий Викентьевич, тоже сегодня не обедавший, достал из портфеля термос с кофе и полиэтиленовый мешочек с бутербродами. Он намеревался отвинтить крышку, но увидел в мешочке солнечную красноту – помидор с юга, припасенный для него женой. Рука уже коснулась прохладной и тугощекой кожи, когда зазвонил телефон…

– Викентий Викентьевич? – спросил знакомый и торопливый голос.

– А–а, Михаил Давыдыч, – узнал он легкого на помине директора «Карельской березы». – Переживаете?

– Хуже, чем переживаю…

– У вас даже голос изменился.

– Викентий Викентьевич, есть просьба.

– Пожалуйста.

– Мне срочно требуется пятьсот рублей. Отдам через неделю. Выручите?

Вот как. Значит, после фельетона нагрянула ревизия и есть какие–то прорехи. Но лично он ничего не знает – у него всего лишь просят в долг денег.

– Попробую собрать, Михаил Давыдыч.

– Минут через двадцать подъедет женщина.

– Хорошо.

– Ну, спасибо, дорогой. Подробности расскажу потом…

Вот как бывает после фельетонов. От сумы да от тюрьмы не отказывайся. Видимо, эта пословица относится прежде всего к работникам торговли. Михаил Давыдович считался образцовым директором – вдруг и фельетон, и ревизия, и недостача…

Пятьсот рублей раздобылись быстро. Директор вернулся в кабинет, положил их в конвертик и протянул руку к термосу, но опять увидел тугощекий помидор. Пальцы, как и в первый раз, лишь успели коснуться вздувшейся мякоти, готовой брызнуть сквозь кожицу…

– Приятного аппетита.

Он выдернул руку из мешочка и стремительно убрал со стола термос, чуть его не опрокинув. Женщина уже стояла перед ним. Вошла бесшумно – каблук не стукнул и дверь не качнула воздух.

– Я от Михаила Давыдыча…

– Да–да, – засуетился директор, взял конверт и протянул курьеру.

Плотная женщина среднего роста в брючном костюме цвета начищенной платины. Черт ее знает, как выглядит эта платина и чистят ли ее… Красивое лицо с яркими губами большого рта. Огромная шляпа цвета век не чищенного алюминия. Хорошие тона, сочетаемые. Нет, это не курьер – это сотрудница, соратница.

– Я вас где–то встречал, – неожиданно вспомнил он.

– Скорее всего, на совещаниях, – согласилась женщина, пряча деньги в карманчик брюк.

– Вроде бы здесь, в кабинете…

– Однажды я хлопотала гарнитур для молодоженов.

– Да–да, вспомнил.

Ему хотелось расспросить о «Карельской березе» – как там. Но он понимал, что женщина спешит.

– Кем все–таки вы работаете? – улыбнулся директор.

– Референтом, – улыбнулась и она, уже отступая к двери.

– Привет Михаилу Давыдовичу…

Элегантная женщина. С такой бы побывать… на конференции. Такую бы числить в своих… референтах. Викентий Викентьевич усмехнулся свободным мечтаниям и вытащил полиэтиленовый мешочек. Помидор сделался вроде бы еще краснее. Нужно закрыться и поесть, пока тот не переспел окончательно…

И на этот раз убрать мешочек он не успел. Высокий молодой мужчина в вельветовых брюках и оранжевой сорочке без стука шагнул в кабинет.

– Закройте дверь! Я занят, – осадил его директор, грозно привставая.

– Я тоже, – мельком улыбнулся мужчина и оказался рядом.

– Повторяю, выйдите…

– Уголовный розыск, – перебил гость, показав узкую малиновую книжечку. – У меня всего два вопроса, а потом вы закусите.

Викентий Викентьевич рассеянно опустился в кресло, еще ничего не поняв, но уже наливаясь тем черным предчувствием, которое сбывается в следующую минуту.

– Пожалуйста…

– Вы знаете женщину, которая только что у вас была?

– Нет.

– Зачем она приходила?

В эту паузу, если только она случилась меж вопросами, директор успел понять, что глупо и добровольно лезет в уголовную историю с этой самой «Карельской березой».

– Спросить, когда поступит…

Он замешкался под напорным взглядом черных глаз инспектора.

– Славянский шкаф? – подсказал Петельников.

– Нет, платяной. Фабрики «Северный лес».

– У вас помидор лопнул, – сообщил инспектор и вышел так же стремительно, как и вошел.

Викентий Викентьевич взял с графинного подносика стакан, наполнил его кофе и выпил почти залпом. Оказывается, вот так, сидя в кабинете, ничего не делая, собираясь мирно завтракать, можно попасть в уголовную историю. Михаил Давыдович горит ярким пламенем. За его знакомой следят.

Горячий кофе вдруг прошиб его холодом – эту женщину–референта задержат, и она признается, где и для кого взяла пятьсот рублей. Тогда на кой черт он соврал инспектору?..

Директор схватил телефонный аппарат, зачем–то поставил его на колени и быстрым пальцем набрал номер «Карельской березы».

– Михаил Давыдыч?

– Да. Кто еще хочет поздравить меня с фельетоном?

– Викентий Викентьевич…

– А, дорогой! Да в нем половина преувеличений! Вы ж понимаете.

– Михаил Давыдыч, – директор непроизвольно прикрыл ладонью трубку, – за ней следят.

– Еще бы не следить! Шум на весь город.

– Не за статьей, а за женщиной следят.

– За какой женщиной?

– За вашей.

– За какой моей?

Почему он не понимает и почему у него веселый голос? Ну да, рядом с ним стоит сотрудник милиции.

– Вы не один?

– Один. Что–то я, Викентий Викентьевич, вас не понимаю…

– За женщиной, которой я дал пятьсот рублей, следит работник уголовного розыска, – раздельно и громко повторил директор.

– Тогда зачем вы ей дали пятьсот рублей?

– Вы же просили!

– Я? – У Михаила Давыдовича даже голос сорвался.

– Женщину за деньгами присылали?

– Нет.

– Мне звонили?

– Нет.

– Я же с вами разговаривал! – вскипел директор.

– Викентий Викентьевич, а вы не выпили?

Директор придавил трубкой аппарат и поставил его на место. Что же это? Он огляделся в своем малом кабинете. Что же это – сон, розыгрыш или наваждение? В течение часа ему был звонок о деньгах, была женщина–референт, был инспектор и был его звонок Михаилу Давыдовичу… Или всего этого не было? Но он теперь должен пятьсот рублей своим подчиненным – какой к черту сон!

Викентий Викентьевич увидел треснувший помидор и ткнул его кулаком, залив бутерброды розоватой жидкостью. И тут же рассмеялся – он понял. Он все понял, поэтому никуда не пойдет, а будет ждать. Они придут еще раз.

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Сегодня вот что я сделал…

В рабочее время, посреди ясного солнечного дня, никому ничего не сказав, находясь в здравом рассудке, бросил все дела, закрыл кабинет, добрался до вокзала,