Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С.Н. Халтурин (1856 – 1882 гг.), будучи моложе Обнорского, позже его вступил в революционные рабочие кружки. Однако к моменту своего приобщения к рабочему движению он уже успел пройти известную революционную школу, чему способствовали годы его учения в первой половине 70-х годов в Вятском училище для распространения сельскохозяйственных и технических знаний, пользовавшемся весьма дурной репутацией у полицейского начальства. В Петербурге Халтурин сумел очень быстро приобрести авторитет среди передовых рабочих[1172]. Плеханов помнит его уже в период 1875 – 1876 гг. деятельным пропагандистом. Характеризуя Халтурина, Плеханов говорил об огромном его влиянии, объясняя это, в частности, его «неутомимым вниманием» ко всякому делу. Халтурин всегда оказывался наиболее подготовленным к обсуждаемым вопросам, «он выражал общее настроение», «не было такой ничтожной практической задачи, решение которой он беззаботно предоставил бы другим». Но Халтурин был не только превосходным практиком-организатором, он отличался большой начитанностью, умел «горячо, толково и убедительно» говорить, он весь был поглощен общественными вопросами, и «все эти вопросы, как радиусы из центра, исходили из одного коренного вопроса о задачах и нуждах нарождавшегося русского рабочего движения»[1173]. К тому же Халтурин был человеком непоколебимого мужества, громадной выдержки и стойкости, что с такой яркостью сказалось во время его пребывания в Зимнем дворце, куда он поступил с целью покушения на жизнь Александра II[1174]. В.И. Ленин высоко ценил Степана Халтурина. Характеризуя деятельность Халтурина и Петра Алексеева, он указывал, что они среди революционных деятелей своей эпохи занимали виднейшее место. В работе «Что делать?» В.И. Ленин писал о кружке корифеев «вроде Алексеева и Мышкина, Халтурина и Желябова», которому «доступны политические задачи в самом действительном, в самом практическом смысле этого слова»[1175].
Вместе с личным влиянием таких вожаков рабочих, как Халтурин и Обнорский, существенное значение для оформления идейно-политических позиций, легших в основу «Северного союза», имел тот непосредственный революционный опыт, который был накоплен уже небольшим кругом передовых рабочих к концу 70-х годов, в ходе расширявшейся постепенно борьбы рабочих против капиталистов и властей да и в ходе всего освободительного движения в целом. Этот опыт сильно обогатился как раз в 1878 – 1879 гг., в период растущего общественного возбуждения, в период подъема и стачечной борьбы.
Крупную роль сыграли события зимы 1877/78 г. В следующем параграфе настоящей главы будут освещены факты, относящиеся к борьбе революционной интеллигенции в это время. Здесь же следует обратить внимание на обстоятельства движения в рабочем классе столицы. Декабрь 1877 г. ознаменовался серьезным брожением на Василеостровском патронном заводе в связи со взрывом, унесшим несколько жизней рабочих. Большое впечатление на рабочих не только данного завода, но и всего этого района произвели демонстративные похороны погибших на Смоленском кладбище (в демонстрации вместе с рабочими участвовала группа революционной интеллигенции). По поводу взрыва были выпущены две прокламации, из которых одна исходила от действовавшего на заводе рабочего кружка. Начало нового года (1878) отмечено было стачкой на Екатериногофской мануфактуре (в деревне Волынкиной близ Нарвской заставы), вызванной громадными штрафами; даже жандармы признавали, что всей заработанной суммы не хватало подчас для погашения штрафов. Рабочие добились возвращения штрафов, наложенных за последние два месяца до забастовки[1176].
В конце февраля возникла известная стачка 2 тыс. рабочих на Новой бумагопрядильне (район Обводного канала), продолжавшаяся с перерывом до 20 марта 1878 г. Эта стачка описана современниками на страницах текущей прессы (нелегальной и легальной) и в позднейших воспоминаниях (Г.В. Плеханова, М.Р. Попова, П.А. Моисеенко и др.). Опубликован и ряд официальных документов о ней. Эти материалы вполне вскрывают непосредственные причины стачки: невероятно продолжительный рабочий день, сокращение заработков рабочих (по исчислениям органов власти – примерно на одну четверть), вычеты за кипяток, огромные штрафы и т.д. Стачечники требовали уменьшения рабочего дня с 13¾ до 11½ часов, повышения поштучной платы, уничтожения штрафов за «дурное поведение», за поломку инструментов, уменьшения штрафов за прогулы, упразднения платы за кипяток и т.п. По предложению полиции, напуганной волнениями, фабричная администрация обещала сначала кое-какие уступки, но не провела их в жизнь.
Прекратившаяся было стачка поэтому опять была возобновлена. Путем репрессий стачка затем была подавлена. Подводя свои полицейские итоги движению, градоначальник в докладной записке шефу жандармов писал: «При беспорядке уяснилось, что преступная (т.е. революционная. – Ш.Л.) пропаганда глубоко пустила корни в среде фабричных рабочих этой фабрики и что поэтому необходимо иметь за ними бдительный надзор»[1177]. Известно, что в проведении стачки (возникшей по одним сведениям – совершенно стихийно, неожиданно для революционеров, по другим – в той или иной мере подготовленной) принимали участие революционеры Плеханов, Михаил Попов, Николай Лопатин, Николай Тютчев, молодой рабочий-революционер Петр Анисимов (Моисеенко), впоследствии руководитель исторической Морозовской стачки. В один из последних дней стачки, 16 марта, около 200 рабочих Новой бумагопрядильни явились к Аничкову дворцу, где жил наследник престола, будущий царь Александр III, и подали жалобу на хозяев, оставшуюся, конечно, без всяких последствий. Текст жалобы был составлен при содействии землевольцев. Сближение с революционерами, по словам Плеханова, не мешало еще тогда большинству рабочих бумагопрядильни «надеяться на помощь со стороны трона», и именно от революционеров рабочие ждали, что они «напишут прошение». «Землевольцы, – писал Плеханов, – заранее морщились при мысли о такого рода поручении… Но делать было нечего. Веру в царя нужно было разрушать не словами, а опытом»[1178]. Имеется и несколько иная версия: землеволец М.Р. Попов припоминал потом, будто бы Плеханов с самого начала стачки предлагал превратить ее в уличную демонстрацию под предлогом подачи прошения наследнику[1179]. Текст обращения к наследнику, одобренный стачечниками, оканчивался словами: «Если не будут удовлетворены наши справедливые требования, то мы будем знать, что нам не на кого надеяться, что никто не заступится за нас и мы должны положиться на себя и на свои руки»[1180]. По сообщению Попова, о забастовке на Новой бумагопрядильне были осведомлены рабочие других предприятий столицы и до революционеров доходили слухи, что вопрос об объявлении стачки ставится еще на трех фабриках разных районов.
Недели через три после окончания стачки рабочие Новой бумагопрядильни подбросили заведующему технической частью на фабрике анонимное «Требование русских рабочих», продолжая настаивать на сокращении
