Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы - Неизв.

– Ну, пойдём, – сказала она приглушённо, с муками и кровью сердца отрываясь от груди, на которой была так счастлива.

Злата посапывала на печке в послеобеденном сне. Завидев княгиню Светлореченскую, няньки всплеснули руками:

– Ахти, госпожа! Сама встала, родненькая!.. А похорошела-то как!..

– Тсс, – шикнула на них Лебедяна. – Злату разбудите… А ну-ка, нянюшки, выйдите-ка вон на время. Давайте, живенько…

Те, с любопытством поглядывая на женщину-кошку в шлеме, повиновались. Лебедяна, встав на деревянную лесенку, заглянула дочке в личико: та крепко спала, пуская слюнки из уголка губ.

– Смотри, – прошептала княгиня, подзывая Искру и уступая ей место на лесенке.

Выражения лица женщины-кошки не было видно из-за шлема, но Лебедяна сердцем и кожей чуяла её волнение. Когда рука Искры, прикрытая с тыльной стороны кисти стальным щитком, протянулась к девочке, её пальцы подрагивали. Нежно вороша кудряшки Златы, Искра промолвила вполголоса:

– Жаль, что спит… Хотела бы я ей в глазки посмотреть. Они правда мои?

– Правда, – улыбнулась Лебедяна. – Твои, вылитые.

А Злата вдруг пробудилась и, увидев над собой кого-то незнакомого в страшном шлеме, заревела. Угадав причину её испуга, Искра сняла шлем и подхватила малышку на руки, но та продолжала отчаянно и громко плакать, отворачиваясь.

– Злата, тш-ш, тш-ш, не бойся, – принялась успокаивать её Лебедяна. «Сейчас как набегут няньки на крик и всё увидят…» – всполошённо думала она.

Искра между тем нежно ткнулась носом в ушко девочки и замурчала. Злата удивлённо смолкла, всё ещё время от времени судорожно вздрагивая.

– Мррр… чуешь родную кровь? – мурлыкнула Искра. – Чуешь, чуешь, умница. – И добавила с теплотой, обращаясь к Лебедяне: – Правду ты сказала, лада: глаза – мои.

Девочка была так зачарована мурлыканьем, что позволила ей себя поцеловать. А опасения Лебедяны оправдались: дверь приоткрылась, и внутрь просунулась голова одной из нянек. Лебедяна запустила в неё своим башмачком, и голова, ойкнув, исчезла.

– Ну вот, увидела, – с досадой процедила княгиня Светлореченская. – Теперь эти кумушки шептаться станут… А потом и до князя дойти может… Ох, быть беде!

Нося дочку по комнате на руках и баюкая её, Искра молвила:

– А ты не бойся и не думай об этом. Князю сейчас не до перешёптываний нянек будет, другие заботы начнутся.

Лебедяна, похолодев, не посмела спросить, что за заботы. Чёрная туча из недавнего сна и злой ветер, треплющий седые космы снегопада, заставили её внутренне сжаться в предчувствии неладного… Слёзы опять навернулись на глаза солёной паволокой.

– Да что же это такое, – шутливо возмутилась Искра. – Только одну успокоила, как вторая сырость разводить принялась… Лада! Ш-ш, иди ко мне.

Уткнувшись в плечо возлюбленной, Лебедяна прильнула к её груди. А та, одной рукой держа Злату, другой бережно обнимала княгиню. Девочка уже опять посапывала: так на людей действовало мурлыканье дочерей Лалады. Особенно восприимчивы к нему были дети – убаюкивались мгновенно.

– Вы мои родные, – нежно прошептала Искра, поцеловав сперва головку дочери, а потом прильнув губами ко лбу Лебедяны.

Потом они долго сидели у окна: Злата спала у Искры на коленях, а та с улыбкой любовалась её личиком. Лебедяна, устроившись на лавке рядом, просунула руку под локоть женщины-кошки и склонила голову ей на плечо.

– Что же дальше, Искорка моя? – вздохнула она. – Увижу ли я тебя ещё?

– Увидишь обязательно, – твёрдо и ласково ответила та. – Я к тебе в сон приду. Ох и зацелую ж я тебя, моя ладушка!..

– М-м, хочу наяву.

Лебедяна протянула ей губы. Последовал долгий, тёплый поцелуй, постепенно набиравший глубину и страсть.

– Княгиня Лесияра мне ожерелье и серёжки заказала для Златы, – шепнула Искра. – Ты не против?

– Я буду только счастлива, – вздохнула Лебедяна.

Искра нахмурилась.

– Что ты так вздыхаешь, милая? Будто навек прощаешься… Я приду к тебе, когда скажешь – только позови. Или ты ко мне приходи сама. А ожерелье не снимай: через него я поддерживать тебя буду, сил тебе придавать.

– Тошно мне, Искорка, оттого что всё так сложилось, – проронила Лебедяна. – Не смогу я долее лицемерить перед мужем, невыносимо это.

– Что бы ты ни решила, лада моя, я горой за тебя – до последнего издыхания, – целуя её в лоб, сказала женщина-кошка. – Скажи только: любишь меня?

– Ты и сама знаешь, что люблю пуще жизни, – прошептала княгиня.

– Это всё, что мне нужно, свет мой. И за дочку спасибо тебе.

*

Искрен замешкался у двери в покои жены: его рука, готовая вот-вот постучать, зависла в воздухе.

– Не знаю, можно ли уже входить, – пробормотал он.

– Думаю, уже можно, княже, – улыбнулась Лесияра.

На стук никто не отозвался, никто не открыл. Изгнанные из покоев служанки не показывались, и тогда решено было войти без спроса. Осторожно отворив дверь, Искрен вошёл, а Лесияра последовала за ним в тишину светлицы, наполненной запахом женщины-кошки. К этому запаху примешивался едва ощутимый терпко-чувственный оттенок семени, и Лесияра поняла: всё получилось, влюблённые соединились. Князь же, не обладая такой тонкостью обоняния, мог судить о происходившем лишь исходя из видимого, а увидел он только итог лечения – дремавшую на дневном ложе жену. Это была уже не печальная и немощная старуха, а молодая женщина, спокойно дышащая во сне высокой и упругой грудью, обтянутой золотой вышивкой кафтана. Непринуждённое изящество кошачье-женственного изгиба, который тело Лебедяны невольно приняло во сне, притягивало взгляд и чаровало, заставляя простить ей такую недопустимую для замужней женщины вольность, как непокрытые косы, разметавшиеся по ложу. Это зрелище стоило того: ни единого серебряного волоска не блестело в волосах Лебедяны, к ним вернулся их тёмно-пшеничный цвет, полный мягких солнечных переливов. Пушистые метёлочки ресниц отбрасывали тень на свежие, покрытые лёгким розовым румянцем щёки, высокий гладкий лоб сиял молочной белизной, а на девически-пухлых губах проступала задумчивая полуулыбка, как будто Лебедяна видела во сне что-то прекрасное.

– Священное сердце Лалады! – прошептал князь потрясённо. – Чудо! Это та женщина, на которой я женился много лет назад!

В его взоре сияло такое восхищение и обожание, что Лесияра едва сдержала горький вздох. Знай князь, кто свершил это чудо, его радость была бы омрачена болью и гневом…

– Но где же твоя целительница? – недоуменно спросил Искрен, озираясь по сторонам. – Я хочу выразить ей мою благодарность и наградить её! Она спасла мою супругу, и я обязан ей по гроб жизни!

Вероятно, Искра покинула княжеский дворец и была уже в Белых горах.

– Она очень скромная и избегает похвал, – проговорила Лесияра. – Я обязательно передам ей твои слова, а щедрая награда не заставит себя ждать.

– Надо же, какая скромница, – хмыкнул князь. – Ну ладно, будь по-твоему… А всё-таки при случае я был бы не прочь поблагодарить её лично.

Вздох всё же сорвался с уст повелительницы Белых гор, а Лебедяна чуть шевельнулась и что-то пролепетала во сне. Искрен с Лесиярой замерли и насторожили слух. Лебедяна томно застонала, и с её губ слетело сонное: «Искр…» Волна холодящих мурашек пробежала по лопаткам Лесияры, а князь Светлореченский склонился над женой и прошептал:

– Я здесь, Лебёдушка… Всё хорошо.

Знал бы он, что не его имя шептала супруга в сонном забытье!

С Лесиярой они договорились до следующего: Искрен пока не предпринимает резких шагов, но потихоньку, без лишней шумихи подтягивает войска к восточной границе своих земель, приводя их в полную боевую готовность. В ближайшее время в восточную часть Светлореченского княжества прибудет три сотни кошек-воительниц, расположившись на терпимом расстоянии от хмаревой завесы Мёртвых топей, а в случае необходимости к ним незамедлительно присоединится ещё столько, сколько потребуется для отражения возможного удара. Также главы двух княжеств заключили договор на поставку белогорского оружия для светлореченских воинов. Всё это следовало осуществить, стараясь привлекать как можно меньше внимания во избежание страха среди народа; впрочем, условие это было трудновыполнимо, если не сказать невозможно: несмотря на все усилия Лесияры, в Белых горах уже нарастала тревога и пошли разговоры о грядущей войне. Ну и разумеется, Лесияра обязывалась продолжать внимательно наблюдать за Воронецкими землями: ни у Искрена, обнаружившего в Мёртвых топях кольцо князя Вранокрыла, ни у неё самой не осталось сомнений, что восточная угроза имеет западные корни.

А князь, заметив на жене ожерелье из алых сердечек-лалов, которое она уже давно хранила в шкатулке и не носила, задумчиво насупил брови. Ожерелье это было сделано мастерицей золотых дел… как же её? Искрой.

– Хм, – промычал Искрен, потеребив бородку. И, посветлев лицом, добавил с усмешкой: – Значит, и правда поправилась, коли украшения снова полюбила носить!