Черепаший вальс - Катрин Панколь

Они рассказали, как обнаружили тело. Рассказали про праздник в привратницкой, на который мадемуазель де Бассоньер не пришла («но в этом нет ничего удивительного, в доме все ее ненавидели», — не преминула добавить Ифигения), про то, как они выносили мусор, про роль Дю Геклена.

— Давно у вас эта собака? — спросила капитан Галуа.

— Я подобрала ее на улице вчера утром…

Она разозлилась на себя за слово «подобрала», хотела поправиться, осеклась и почувствовала себя виноватой. Ей не нравился тон, которым к ней обращалась капитан Галуа. В нем слышалась скрытая неприязнь, причины которой были ей непонятны. Ее взгляд упал на брошку, спрятанную у той под воротником рубашки: брошку в виде сердца, пронзенного стрелой.

— Вы хотите сделать заявление? — резко спросила капитан Галуа.

— Нет. Я просто смотрела на вашу брошку и…

— Обойдемся без личных замечаний.

Жозефина подумала, что эта женщина с удовольствием надела бы на нее наручники.

Прибыл судмедэксперт в сопровождении судебного фотографа. Измерил температуру тела — тридцать один градус, — зафиксировал телесные повреждения, измерил раны и запросил вскрытие. Затем перебросился несколькими фразами с капитаном. Жозефина уловила лишь обрывки разговора: «Потертости на обуви? сопротивлялась? застигнута врасплох? тело волокли или ее убили прямо на месте?» Судебный фотограф, сидя на корточках у ног жертвы, снимал тело в разных ракурсах.

— Надо опросить соседей… — тихо сказала капитан Галуа.

— Преступление, поскольку речь, скорее всего, идет о нападении, было совершено в ночь с пятницы на субботу… В час, когда все добрые люди спят.

— В здании есть код. Сюда не может проникнуть кто угодно с улицы, — заметила капитан Галуа.

— Ну, знаете, эти кодовые замки… — Эксперт сделал неопределенный жест. — Только наивные люди в них верят. Их открыть — раз плюнуть.

— Естественно… проще всего было бы предположить, что преступник живет в этом доме.

Судмедэксперт устало вздохнул и заявил, что проще всего было бы, если бы убийца прогуливался с опознавательной табличкой на спине. Капитан Галуа, похоже, не оценила его остроумия и пошла осматривать помещение помойки.

Потом явился представитель прокуратуры. Сухощавый светловолосый мужчина, стриженный под ежик. Представился. Пожал руки коллегам, выслушал их заключения. Склонился над телом. Поспорил с судмедэкспертом и потребовал вскрытия.

— Размер лезвия, сила ударов, глубина ран, следы синяков, удушения…

Он холодно, не спеша перечислял пункты, требующие изучения, с дотошностью человека, привычного к подобным сценам.

— Вы обратили внимание, резина ковра была мягкой или твердой? Оставила ли следы на теле, есть ли на ней отпечатки пальцев?

Судмедэксперт ответил, что резина была мягкой и хорошо гнулась.

— Отпечатки пальцев?

— На резине отсутствуют. Для тела еще рано…

— Следы ног на полу?

— Преступник, скорее всего, носил обувь на гладкой подошве или обернул ее целлофановыми пакетами. Ни следов, ни отпечатков.

— Никаких отпечатков пальцев, это точно?

— Нет… Возможно, он был в резиновых перчатках.

— Пришлите мне фотографии, как только будут готовы, — заключил прокурор. — Начнем допрос соседей… И нужно собрать все сведения о жертве. Возможно, у нее были враги, проблемы с сердцем…

— Видал ее рожу? — фыркнув, шепнул один из полицейских в форме на ухо другому. — Страшна, как моя жизнь!

— Подвергалась ли нападениям ранее, состоит ли на учете в полиции… Ну, все как обычно.

Он жестом подозвал капитана Галуа, и они вдвоем отошли в дальний угол двора. Взгляд представителя прокуратуры задержался на Жозефине. Видимо, капитан в этот момент говорила, что на нее тоже напали полгода назад и что она целую неделю ждала, прежде чем обратиться в полицию.

— Расследованием займется группа криминалистов, — произнес прокурор. — Но вы пока собирайте информацию, начинайте допросы, они присоединятся позднее… Я поговорю со следователем.

Капитан Галуа кивнула с непроницаемым лицом.

— Ее, безусловно, следует допросить повторно, — сказал представитель прокуратуры, не спуская глаз с Жозефины.

Почему они на меня так смотрят? Не думают же они, что это я убийца или соучастница? Она чувствовала, как ее снова охватывает ужасное чувство вины. Ей хотелось закричать во весь голос: «Я ни в чем не виновата!»

Заметив под окнами полицейские машины, соседи повыскакивали на улицу, пытались пробиться к телу, всплескивали руками и восклицали: «Немыслимо! Немыслимо! Как такое могло случиться?!» Пожилой господин с припудренным лицом уверял, что знал ее еще ребенком, накачанная ботоксом дама проворчала, что эту вообще не жалко, «эдакая гадина, пробы негде ставить», кто-то спросил: «А она точно умерла?» — «Так же точно, как то, что вы живы», — ответил сын Пинарелли. Жозефина подумала о Зоэ и спросила, не может ли она подняться к себе.

— Не раньше, чем я вас допрошу! — строго ответила капитан Галуа.

Начали с Ифигении, потом подошла ее очередь. Она рассказала о собрании жильцов в пятницу, о перепалках с мсье Мерсоном, Лефлок-Пиньелем и Ван ден Броком. Капитан Галуа записывала. Жозефина добавила, что, по словам мсье Мерсона, на мадам де Бассоньер нападали уже дважды. Уточнила, что сама при этом не присутствовала. Капитан пометила в блокноте: «Спросить у мсье Мерсона».

— Я могу идти? Меня дочка дома ждет…

Капитан отпустила ее, предварительно выяснив, в каком корпусе и на каком этаже она живет, и велела зайти в комиссариат подписать показания.

— А! Забыла спросить, — сказала капитан Галуа, повышая голос, — где вы были в пятницу ночью?

— Дома… А что?

— Здесь я задаю вопросы.

— Я к девяти вечера вернулась с собрания жильцов вместе с мсье Лефлок-Пиньелем и больше не выходила…

— Дочь была с вами?

— Нет. Она была в подвале с другими подростками из нашего дома. В отсеке Поля Мерсона. К полуночи где-то вернулась.

— К полуночи? Вы уверены?

— Я не посмотрела на часы.

— Вы не вспомните какой-нибудь фильм, который шел по телевизору, или передачу по радио? — спросила капитан Галуа.

— Нет… Это все?

— Пока все!

«Что-то во мне ее страшно раздражает, это точно», — сказала себе Жозефина, вызывая лифт.

Зоэ еще не вернулась, а Ирис по-прежнему возлежала на диване, зажав телефон между ухом и плечом. На экране Селин Дион, восседая перед Мишелем Друкером, гундосила что-то о своей душе.

В воскресенье 24 мая Гаэтан и Зоэ возвращались из кино. У скверика перед домом они разошлись в разные стороны. «Если отец увидит нас вместе, он меня убьет! Ты зайдешь справа, я слева». Они поцеловались последний раз, с трудом оторвались друг от друга и разделились, пятясь задом, чтобы как можно дольше видеть друг друга.