Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны - Валерий Евгеньевич Шамбаров

специалистов «мировой закулисы» Александр Парвус (Гельфанд). Выходец из России, член масонского ордена иллюминатов, связанный с разведками и Англии, и Германии. Он был создателем ленинской «Искры», наставником Троцкого, одним из организаторов революции 1905 г. Эффективно поработал и для младотурецкой революции, стал официальным финансовым и политическим советником правительства «Иттихада». Весной 1915 г. он вдруг свернул выгодные дела в Османской империи и представил берлинскому руководству меморандум: «Русская демократия может реализовать свои цели только посредством полного сокрушения царизма и расчленения России на малые государства. Германия, со своей стороны, не добьется успеха, если не сумеет возбудить крупномасштабную революцию в России».

Прилагался план тайной войны, который очень понравился канцлеру Бетман-Гольвегу, министру иностранных дел Ягову, военному командованию и самому кайзеру. Парвусу сразу же выделили деньги. Предусматривалась координация действий всех сил, нацеленных на разрушение России. Главный штаб Парвуса разместился в Копенганене. Он налаживал взаимодействие между враждующими между собой группировками революционеров — деньги-то требовались всем им. С новыми возможностями Ленин в Швейцарии резко увеличил тираж газетенки «Социал-демократ». Раньше издавал всего 500 экз. Теперь ее стали распространять в германских и австрийских лагерях военнопленных. Продуктовые посылки через Красный Крест русские пленные не получали никогда, а «Социал-демократ» приходил во все лагеря с завидной регулярностью, наезжали агитаторы.

Организовывались каналы финансирования. Главный шел через шведский «Ниа-банк» Ашберга, из него в российские банки потекли средства на организацию стачек, печатание листовок. Открытыми воротами в нашу страну стала Финляндия с ее особым статусом. Расходов на войну она не несла, ее граждан в армию не призывали. Прежде нищая российская окраина богатела на спекуляциях, транзитной торговле. Местные националистические власти поощряли сепаратистов, революционеров. А прижать их было нельзя — за соблюдением финской конституции строго наблюдала Швеция, да и своя же Дума. Финляндию наводнили шпионы, через границу из Швеции ехали эмиссары и связные.

Тематику революционной пропаганды подкорректировали. Вместо антивоенной и пораженческой стали пристраиваться в струю думской, «патриотической». Дескать, в правительстве измена и с такой властью войну не выиграть. Или выдвигали экономические требования. Лучшие рабочие ушли добровольцами на фронт, а на оборонные заводы нахлынули те, кого интересовала броня от армии. Агитация среди такой публики была не столь уж трудной. В августе наши войска погибали без снарядов, а крупнейшие заводы Питера, Путиловский и Металлический, бастовали, требовали повысить зарплату на 20 %. Если подстрекателей арестовывали, это становилось поводом для новых стачек. Так случилось в Иваново-Вознесенске — начались беспорядки, погромы, пришлось вводить войска. В ходе подавления 16 человек было убито, 30 ранено. Министр внутренних дел Щербатов докладывал правительству: «Агитация идет вовсю, располагая огромными средствами из каких-то источников…» Морской министр Григорович сообщал: «Настроение рабочих очень скверное. Немцы ведут усиленную пропаганду и заваливают деньгами противоправительственные организации. Сейчас особенно остро на Путиловском заводе».

Отметим, что другие воюющие государства очень жестко поддерживали порядок в тылах. В Германии сами же профсоюзы запретили забастовки. Любого, вздумавшего агитировать против правительства, ждал суд за измену. Франция ввела диктатуру тыла, ее рабочие приравнивались к военнослужащим и обязаны были подчиняться военной дисциплине. Для подозрительных применялись превентивные аресты, без всякого обвинения. Англия приняла «Закон о защите королевства» и «Закон об обороне Индии», упразднившие все «свободы». Устанавливались строжайшая цензура, государственный контроль за транспортом, заводами, допускалась конфискация любой собственности, запрещались стачки, учреждались трибуналы, приговоры которых не подлежали обжалованию.

И только Россия жила с «мирным» тылом, рабочие могли бастовать и митинговать сколько угодно. Но… царя и правительство по рукам и ногам связывала Дума. Вопрос мобилизации рабочих оборонных заводов поднимался, обсуждался — и откладывался. Все отлично понимали, что Дума его ни за что не пропустит. А парламентских либералов подпирали промышленники, банкиры и западные союзники. Осенью 1915 г., когда царь распустил сессию Думы, французские газеты выступили с прямым шантажом: предупреждали, что «не вполне благожелательное отношение к законодательным учреждениям… может вызвать в союзных странах охлаждение, что особенно нежелательно теперь, когда возникает вопрос о финансировании России. Деловые круги Европы, не имея твердой уверенности в политическом курсе России, воздержатся вступать в определенные с нею соглашения». Словом, заденешь Думу — не будет кредитов, не будет поставок оружия.

Но фабриканты и либералы поддерживали отличные контакты с революционерами. Гучков и Рябушинский образовали при военно-промышленных комитетах Рабочую группу с секциями в разных городах. Обосновывалось, что они будут организовывать своих товарищей для скорейшего выполнения оборонных заказов. Но сами создатели видели иную цель: Рабочая группа должны были стать их орудием в борьбе за власть — когда нужно будет надавить на правительство забастовками и демонстрациями. Организации Земгора добились, чтобы власти и чиновники не вмешивались в их дела — и на одном лишь Западном фронте среди сотрудников Земгора устроился целый ряд видных агитаторов: Фрунзе, Мясников, Кривошеин, Могилевский, Фомин.

Когда Ставку возглавили царь и Алексеев, Михаил Васильевич все же добился, чтобы военная цензура более строго контролировала прессу. Но газетчики нашли выход: вместо запрещенных статей оставляли пустые места. Демонстративно — полюбуйтесь, что творят «сатрапы»! Оттиски скандальных статей продавались отдельно, из-под полы. А Путиловский завод вовсе не случайно превратился в революционное гнездо. Сам Путилов и его компаньон Животовский, дядюшка Троцкого, были напрямую связаны с Ашбергом и его «Ниа-банком», через который шли деньги большевикам. Спровоцировать волнения для них было легче легкого, причем на этом еще и крупно наживались. Например, Путилов являлся владельцем «Русско-Азиатского банка», и вдруг банк «закрывает кредит» его же заводу. Задерживается зарплата, вот и повод бастовать. А Путилов требует у правительства субсидии в 36 млн руб. — иначе, мол, остановится производство.

Балтийский флот стоял в Гельсингфорсе, в Финляндии, матросы попали под самую массированную обработку большевиков и вражеских агентов. 19 октября на линкоре «Гангут» грузили уголь, после этого полагалось готовить макароны. Но их не было на складе, дали кашу. По такому ничтожному поводу команда взбунтовалась, арестовала офицеров, призвала другие корабли восстать. Правда, ее никто не поддержал, линкор окружили миноносцами и заставили сдаться. А расследование вскрыло обширную подпольную организацию. На «Гангуте» арестовали 95 человек, на крейсере «Россия» — 16, в Кронштадте накрыли «Главный судовой комитет РСДРП». Военно-полевой суд приговорил к смерти лишь двоих руководителей, да и то царь помиловал, заменил пожизненной каторгой. Другие получили разные сроки заключения или даже ссылки.

А большинство арестованных и их пособников свели в матросский батальон и отправили под Ригу — искупать вину. Кстати, в их числе находился и будущий убийца офицеров Дыбенко. Но на фронте батальон отказался воевать, приказ об атаке не выполнил. Начал разлагать солдат 2-го Сибирского корпуса. Как вы думаете, наказали его? Расстреляли? Нет. Расформировали батальон, а матросов… вернули на корабли. В апреле 1916 г. Дыбенко снова поймали на агитации. Приговорили к… 2 месяцам заключения и перевели в разряд «штрафованных». На деле это значило, что его перевели с крейсера «Диана» на транспортное судно. Почему же так мягко относились к изменникам? Но