Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров

С учетом сказанного гораздо более взвешенной представляется точка зрения английского историка П. Лайнхэна[1318]. Обращая внимание на синтетический характер «Истории Испании» Альфонсо X, он акцентирует ее морализаторскую и дидактическую функцию, заявленную уже в «Прологе» и полностью соответствующую духу закона Part. II.21.20[1319]. Принципиальное же отличие «Истории…» от ее непосредственных латинских предшественников исследователь усматривает как в выдвижении ее авторами нового представления о содержании самого понятия «Испания» («от этнического к территориальному»), так и в ориентации на иную аудиторию, способную воспринять текст на разговорном языке[1320].

Приняв во внимание эти замечания, я хотел бы прежде всего указать на генерализующий характер «Истории Испании», вобравшей в себя самые разнородные источники. В их числе стоит выделить те, которые в наибольшей степени отражают черты рыцарской сословной идентичности, а именно устные предания и эпические памятники, включая такие известные, как «Песня о моем Сиде», «Поэма о Фернане Гонсалесе» и др. Можно указать и на прямую связь с традициями лирики трубадуров, по меньшей мере в том, что касается восприятия культа Сантьяго. Формы включения всех этих текстов в ткань исторического повествования исследуются уже давно и продолжают изучаться в настоящее время. В связи с этим особенно значимыми для меня являются выводы И. Фернандес-Ордоньес, М. де-ла-Кампа, С.Г. Армштеда, Дж. Ди Стефано[1321], рассматривающих исторические труды Альфонсо X как закономерный результат всей литературной и законотворческой деятельности «Императора культуры».

Опираясь на достигнутое моими предшественниками, остановлюсь на сюжете, еще не удостоенном должного внимания со стороны исследователей. Он представляет собой эпизод, включенный в описание событий 1243–1248 гг. Эти даты ограничивают период, не освещенный в пространных латинских хрониках второй трети XIII в. («Латинская хроника королей Кастилии» и «Всемирная хроника» Луки Туйского оканчиваются 1236 г., а хроника Родриго Хименеса де Рада доведена до 1243 г.). Между тем составители «Первой всеобщей хроники» продолжили повествование, закончив рассказ описанием взятия Севильи. Сообщая о том, что произошло после 1243 г., хронисты могли опираться на краткие анналы, позволявшие установить лишь общую систему хронологических координат. Не приходилось надеяться ни на пространные исторические, ни на эпические памятники. Едва ли могла помочь и собственная память авторов: с момента событий прошло не менее 40 лет (они писали в конце 1280 — начале 1290-х годов). Следовательно, хронисты опирались главным образом на аморфный корпус устных преданий, выбирая из него то, что они считали не только правдоподобным, но и относящимся к «memorabilia gesta».

Если учесть эту оговорку, то весьма показательным примером оказывается включенная в «Первую всеобщую хронику» история двух рыцарей из Толедо, родных братьев Диего и Гарсия Перес де Варгас. Не принадлежавшие ни к королевскому роду, ни к семьям магнатов, не способные влиять на большую политику, эти два рыцаря описаны крайне (порой даже чрезмерно) подробно[1322]. На глазах у читателя они проходят путь, отделявший простого безвестного рыцаря (и даже оруженосца, как в случае Гарсия) от знатного инфансона, обладавшего собственным гербом (пусть и не принадлежавшего к числу магнатов). Более того, в уста одного из братьев, а именно Диего (по прозвищу «Мачука»), вкладывается пространная речь, написанная в духе античного героического диалога. Речь начинается словами «Все мы рыцари…» и звучит как развернутая программа подлинно рыцарского поведения[1323]. Очевидно, что личностные качества этих персонажей, их заслуги и прежде всего обусловленные ими темпы продвижения по социальной лестнице в рамках рыцарского сословия обозначаются как эталонные, а описание носит четко выраженный дидактический характер. В результате — перед нами пример из того ряда, который имел в виду Альфонсо X, призывая рыцарей читать «истории» в II.21.20.

* * *

История братьев Перес де Варгас вошла в ту часть «Первой всеобщей хроники», которая была составлена уже после смерти «Императора культуры». Но в полном объеме значение его призыва «читать» (leer), а не воспринимать исторические тексты на слух (что являлось общим правилом в XIII в.) было осознано еще позднее. Понадобилось несколько десятилетий, чтобы понять: в полной мере приобщиться к сословным идеалам, отраженным в «историях», способен лишь человек образованный. Одним из первых это осознал один из продолжателей историографической традиции Альфонсо X, составитель «Сокращенной хроники» инфант дон Хуан Мануэль (1282–1348), приходившийся «Императору культуры» племянником.

Обратим внимание на два текста из числа его многочисленных сочинений. Первый — «Книга о рыцаре и оруженосце». Оно акцентирует преемственность традиционного рыцарского воспитания и образования в новом духе, перекликающемся с традициями раннего Возрождения. Старый рыцарь воспитывает молодого оруженосца, вскоре посвященного им в рыцари. Всякий раз он считает нужным скромно оговорить, что не получил соответствующего образования и что ему знакомо лишь рыцарское ремесло — владение конем и оружием да охота[1324]. Однако при ближайшем рассмотрении эта оговорка столь же формальна, как и авторские признания в некомпетентности в прологах средневековых исторических трудов: разговор касается широчайшего круга научных и философских проблем. И хотя традиционное общение рыцаря и оруженосца здесь играет роль лишь рамочного сюжета, тем не менее очевидно, что Хуан Мануэуль совсем не случайно вложил излагаемые идеи в уста не клирика, а рыцаря, такого, каким хотел его видеть.

В другом тексте — «Книге о состояниях» — показана уже целостная программа рыцарского образования. Воспитание знатного юноши — инфанта Иохаса — наряду с обучающим его военному делу преданным рыцарем Турином возлагается на философа-христианина Хулиана, который говорит о себе, что получил лишь книжное, а не рыцарское образование. Тем не менее его наука не менее (но и не более) важна для молодого человека, чем воинское искусство. В числе прочего юному Йохасу предлагается перед сном читать и слушать «добрые истории, дабы извлекать из них добрые примеры»[1325].

В другом месте знатных детей рекомендуется обучать грамоте, уже начиная с пяти лет, ежедневно уделяя занятиям особое время и совмещая их с традиционным рыцарским воспитанием — верховой ездой, охотой, владением оружием. Чтение при этом необходимо для того, чтобы «читать хроники, и знакомишься с великими деяниями и великими завоеваниями, и подвигами и проявлениями рыцарственности, и с тем, как могущественные сеньоры достигли могущественного положения в силу своих высоких качеств и своих усилий, и с тем, как совершались в жизни таких людей дурные поступки, и как плохая слава оставалась об императорах, королях и могущественных сеньорах, совершавших дурные дела, если они бывали трусливы и не обладали твердым сердцем» (курсив мой. — О. А.)[1326].

Иначе говоря, образование прочно вошло в систему рыцарских приоритетов, и быть рыцарем, не имея возможности самому читать «истории» и вдохновляться великими деяниями, стало невозможно[1327].

* *