Путь Никколо - Дороти Даннет

Он не сможет отказать ей, подумала она. Точно так же, как не сможет отречься от собственного желания.

Вместо этого, внезапно нагнувшись, он погасил свечу, способную предать его чувства. Затем, как будто этой жажды не существовало вовсе, он оделся в темноте и направился к дверям С порога он произнес только:

— Прощайте. Прощайте, демуазель.

Глава 25

На следующий день, впервые в жизни, Клаас вышел из себя на людях. По пути из Гента в Брюгге ему нужно было наставить Феликса в том, какой отчет он, Феликс, должен представить своей матери. Клаас напомнил ему, почему тот уволил лувенского управляющего, и какие изменения должен внести новый управляющий, с помощью самого Феликса. Однако тот, утомленный ночными излишествами, выказывал все признаки раздражения; обычно с этим Клаас справлялся с легкостью.

Но на сей раз ему не удалось развеселить своего спутника. Возможно, потому что он сам был не в настроении шутить. Феликс, в свою очередь, обрушился на него, утверждая, что сам прекрасно знает, что желает услышать его мать. Что он устал от этой темы, и вообще, это не имело к Клаасу никакого отношения.

Исходя из своего немалого опыта, Клаас на время оставил эту тему и попытался немного привести в чувство и Феликса, и себя самого. Они уже подъезжали к Брюгге, когда Феликс, уже совершенно взбодрившийся, упомянул о Мабели.

Все всегда и повсюду поддразнивали Клааса по поводу его похождений. Он принимал это философски. Каковы были его подлинные чувства по отношению к той или иной девушке, ему не требовалось сообщать посторонним.

Однако за три месяца своего отсутствия он привык к тому, что все личные дела, если таковые и имелись, остаются личными; а со времени возвращения он был слишком занят, чтобы уделять этим делам внимание. Конечно, за исключением тех, избежать которых оказалось невозможно. Разумеется, в первый же день в Брюгге Феликс сообщил ему, что Джон Бонкль завоевал привязанность Мабели. Поскольку Клаас считал Джона славным парнем, он с этим смирился, и даже взял на себя труд сгладить возможные разногласия между ними, заявив и Джону, и позже самой девушке, что ни к кому не предъявляет никаких претензий.

Менее всего он был готов обсуждать Мабели с Феликсом, тем более по дороге домой из Гента. А началось все с иной, внешне куда более опасной темы.

Феликс внезапно заявил ему:

— Вообще, не понимаю, почему бы мне не достать свои доспехи прямо сейчас. Ты все равно о них знаешь. Можешь сказать, что это одолжил мне кто-то из свиты дофина. Ты сможешь вычистить их для меня, и я их надену на турнир Белого Медведя.

— Так, стало быть, ты записался?

— Они меня приняли. Как раз перед отъездом. Еще две недели впереди. Я буду тренироваться каждый день. Это самый большой турнир во Фландрии, во Франции, даже во всей Европе. И они все будут там. Гистель, Грутхусе, возможно, и сам граф Шароле. И все рыцари Золотого Руна, которые смогут приехать. Знаешь, тот, кто выиграет копье, провозглашается победителем на весь год и ходит из дома в дом со своей свитой…

— Это стоит кучу денег, — Клаас моргнул. — Как ты их раздобыл? — Он старался говорить потише, чтобы их разговор не могли подслушать лакеи, ехавшие сзади.

Феликс ухмыльнулся.

— А ты не догадываешься? Ну, это кое-что из тех вещей, о которых ты не знаешь. Вроде Мабели.

— Мабели?

Ухмылка Феликса под одолженной соломенной шляпой сделалась еще шире.

— Я купил Мабели у Джона Бонкля.

— Что?

Клаас натянул поводья и остановил лошадь. Лакеи столпились сзади. Феликс, улыбаясь, проехал еще несколько шагов, а затем, обнаружив, что остался один, развернулся, улыбаясь еще сильнее. Лакеи вопросительно уставились на Клааса, который огляделся по сторонам, завидел вдалеке деревья и коротко бросил:

— Мы поедим там. Ступайте и ждите.

Лакеи продолжили путь, не глядя друг на друга, покуда не оказались вне пределов слышимости. Феликс остался на месте. Глаза его сверкали.

— Ага! — воскликнул он. — Жалеешь, что сам не додумался до этого?

Клаас поставил кулаки на седло и оперся на них.

— Деньги перешли из рук в руки за прелести Мабели? Джон Бонкль продал ее тебе?

— Он сперва не хотел, — признал Феликс. — Но он купил меховую шапку, не сказав отцу, и не мог за нее расплатиться.

— Бедный Джон Бонкль. И как он объявил об этом Мабели?

Улыбка сошла с лица Феликса.

— Откуда мне знать? Наверное, сказал ей, что это в последний раз, и что теперь она будет приходить ко мне. Она должна быть готова к моему возвращению из Лувена Сегодня. — Лицо его прояснилось при этой мысли. Он вновь призывно улыбнулся. — Дешевле, чем прошлой ночью, да?

Клаас не шелохнулся.

— А как же Грилкине?

Улыбка исчезла вновь.

— А что Грилкине? — недоуменно переспросил Феликс. — Какой закон говорит, что нельзя спать с другой девицей каждую ночь, если так хочется? Да если бы и был такой закон, ты никогда об этом не думал.

— А скажи мне, — попросил Клаас, — что ты будешь делать, если Мабели не придет?

Феликс сердито уставился на него.

— Конечно, придет.

— От Джона Бонкля к тебе, вот так запросто. Зная, что за нее заплатили деньги. Если она придет, то кем она станет после этого?

— Я уезжаю, — заявил Феликс и дал шпоры коню.

Выбросив вперед руку, Клаас перехватил поводья. Лошадь Феликса дернулась и затопталась на месте. Феликс вскинул хлыст, и Клаас свободной рукой схватил его за запястье. Вскрикнув, Феликс выронил плеть, и пальцы его обмякли.

— Ах ты, ублюдок! Ты сломал мне руку. Теперь я не смогу…

— Будет как новенькая через десять минут, когда мы закончим этот разговор, — заявил Клаас. — Если Мабели не придет к тебе сегодня, как ты поступишь?

Феликс побелел от ярости. Дыхание со свистом вырывалось через стиснутые губы.

— Я купил ее. Если она не придет, я сам пойду за ней.

— Прямо в дом Меттенея?

Феликс недобро усмехнулся.

— Необязательно. Должна же она когда-нибудь выйти на улицу.

— И тогда ты ее похитишь. Отведешь в какое-то укромное место и изнасилуешь. И будешь повторять это всякий раз, когда захочется? Или ты думаешь, она уступит после первого раза?

— Весьма вероятно, — отозвался Феликс.

Гадкая ухмылка, совсем ему несвойственная, словно приклеилась к губам под действием гнева.

— До тех пор, пока кто-то другой не захочет ее купить, и ты ее продашь?

— Ты так говоришь, будто… И вообще, какое тебе до этого дело? — выкрикнул Феликс.

— Я так говорю, потому что это работорговля, — отозвался Клаас. — Ты обращаешься с Мабели, как будто она Лоппе, и даже хуже. Не думаю, что кто-то пытался изнасиловать Лоппе. Ты возглавляешь одну из лучших торговых компаний в Брюгге или скоро встанешь во главе ее, и ты продаешь и покупаешь девушку, как товар. Даже милорд Саймон так не поступал. Может, он и лишил ее девственности, но она пришла к нему по любви. Ты думаешь, ко мне она пришла из-за денег? Или к Джону Бонклю? Конечно, ей нужно бы выйти замуж. Конечно, ей не следует менять любовников, точно так же, как… Да… Бывало так, что я спал с новой девушкой каждую ночь. Но, по крайней мере, тут не было никакого обмана. Мы не клялись друг другу в вечной любви и не собирались жениться. Мы делали это, женщины и мужчины, только по любви. Но так!.. После того, что ты сделал, независимо, придет к тебе Мабели сегодня или нет, она станет просто продажной шлюхой.