Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Свидетельством неуважения президента стал и первый пункт повестки дня – подготовленный нацистами законопроект о назначении президента государственного суда заместителем президента рейха на случай недееспособности последнего и его временным преемником – на случай смерти. Еще год назад очень немногие депутаты осмелились бы обсуждать подобные вопросы так открыто и дерзко, как сейчас. Да и партии не проявили бы беспечности, а постарались бы максимально укрепить свои позиции на случай такого развития событий.

Нацисты не разъяснили свое предложение, и до сих пор покров тайны окутывает причины его появления. Идея могла изначально принадлежать не им. Существует предположение, что ее предложил нацистам Шлейхер. Как сказал граф Шверин фон Корсиг британскому послу, канцлер перепоручил инициативу нацистам в их же интересах. Шлейхер утверждал, что Гинденбург выступает категорически против назначения Гитлера канцлером, главным образом, из опасения, что, если с ним что – нибудь случится в период пребывания Гитлера канцлером, лидер нацистов, согласно существующему законодательству, возьмет на себя президентские функции и станет фактическим диктатором Германии до проведения новых выборов. Если президентское место в перспективе займет президент Верховного суда, а не канцлер, Гинденбург, возможно, согласится принять Гитлера в качестве канцлера. Такое объяснение вполне согласуется с усилиями Шлейхера найти общий язык с лидером нацистов; оно также было выдвинуто оратором от социалистов Брейтшейдом во время дебатов в рейхстаге.

Если такие рассуждения и имели некоторое касательство тактики нацистов, последних значительно больше тревожил вопрос, как удержать Шлейхера от принятия на себя президентских полномочий. Такое предположение выдвинул «Народный обозреватель», и в сложившейся тупиковой ситуации такая опасность казалась Гитлеру более реальной и неминуемой, чем шанс получить пост канцлера.

Законопроект приобрел силу закона. За него проголосовали все партии, кроме коммунистов и немецких националистов. Первые выдвинули возражения на том основании, что президент Верховного суда является первейшим представителем проникнутой классовым сознанием системы правосудия, совершенно несправедливой к рабочим, и при этом он так близок нацизму, что следующим президентом, несомненно, станет нацист. Коммунисты, объявил их оратор, не станут помогать нацистам прийти к власти, пусть даже окольным путем. В заключение последовал злобный выпад в адрес Гинденбурга, «представителя фашистской диктатуры, прямого представителя германского финансового капитала крупных землевладельцев… [Его имя] отождествляется с программой самой бесстыдной эксплуатации рабочего класса!». И снова официальный протокол не зафиксировал ни одного протеста в защиту президента.

Представители Немецкой национальной партии отвергли законопроект по совершенно другим причинам. Они не доверяли действующему президенту государственного суда, потому что тот председательствовал на процессе, который частично аннулировал действия Папена против Пруссии. Кроме того, они предпочли бы другой порядок перехода президентского поста от Гинденбурга к преемнику. Они считали, что президент должен иметь право сам назвать своего преемника на случай своей недееспособности и смерти. Они надеялись, что в таком случае Гинденбург назовет одного из членов императорской семьи, тем самым вымостив дорогу к реставрации монархии. Даже если бы, вопреки ожиданиям, их предложение было принято, Гинденбург вряд ли согласился бы с их пожеланиями, учитывая его неоднозначное отношение к монархизму.

Перейдя к повседневным проблемам, рейхстаг отменил те части декретов Папена, которые позволяли нанимателям снижать заработную плату, если они используют дополнительную рабочую силу. Эти пункты вызвали столько возмущения, что Папен уже и сам подумывал об их отмене. Шлейхер также принял закон об амнистии (который зашел намного дальше, чем ему хотелось бы), чтобы обеспечить поддержку нацистов и социал – демократов. И несмотря на сильные возражения со стороны деловых кругов и своего же министерства финансов, он продолжил работу над специальной программой чрезвычайной помощи «Зимняя помощь», на которой настаивал рейхстаг. В результате предложение о вотуме недоверия канцлеру и требование его личного присутствия благодаря помощи нацистов не прошли. Также было принято предложение о перерыве в работе на неопределенный срок после трехдневной сессии.

Но все это были тактические решения, предназначенные для помощи Гитлеру в преодолении его финансовых и организационных трудностей. Враждебность нацистов к Шлейхеру ничуть не ослабла. Это стало очевидно сразу после объявления о перерыве в работе рейхстага. Через день канцлер смог объявить нации, что Женевская конференция по разоружению согласилась с принципом полного равенства Германии в предстоящих переговорах. Нацистская пресса весьма язвительно высказалась по поводу того, что давно выдвинутое требование, наконец, выполнено, а Геббельс в «<Ангриф» заявил, что Шлейхер идет прямиком в ловушку союзников.

И все же Шлейхер, связывавший свое политическое будущее с сотрудничеством с нацистами, не отвернулся от них. Он не уставал повторять всем своим визитерам, начиная от социалиста Отто Брауна и кончая британским послом, что горит желанием сотрудничать с «ценными для нации» элементами в нацистской партии. Армейским командирам внушалось, что уничтожение нацистской партии не в интересах государства. Шлейхер обратился к Герингу, который не скрывал, что заинтересован в правительственной должности. Он «положил глаз» на пост прусского рейхскомиссара, а также не отказался бы от прусского министерства внутренних дел, контролирующего прусскую полицию. Переговоры были прерваны, когда Геринг посетил Гинденбурга и узнал, что президент не согласится ни на какие мероприятия, предполагающие возврат к былому дуализму рейха и Пруссии.

Гинденбург, как обычно, не предпринимал усилий, чтобы поддержать канцлера. Шлейхеру пришлось искать пути приобретения популярности самостоятельно. 15 декабря он обратился к нации по радио. При этому ему не мешали недоброжелатели и критики, и он получил возможность спокойно рассказать о своих планах на ближайшую перспективу. В его программе нашлось что – то привлекательное для каждого: заверение партиям, что он не будет изменять конституцию; обещание правым настоять на скорейшем претворении в жизнь военного равенства Германии; для промышленных рабочих разработка проектов общественных работ, направленных на создание занятости; сельским жителям была обещана земля на востоке; деловым кругам гарантировалось продолжение экономической политики, начатой кабинетом Папена, а сельскому хозяйству – защита от иностранной конкуренции. Правительственная помощь национальной экономике в отдельных районах увеличивалась, а в других, наоборот, сокращалась. Предприятиям, которые получали прямые государственные субсидии, предлагалось или подчиниться основным организационным принципам государства, особенно в вопросах зарплат, или вернуть полученную ими помощь. Шлейхер заявил, что является в достаточной степени еретиком, чтобы признать: он не поддерживает ни капитализм, ни социализм. «<Для меня такие концепции, как частная или плановая экономика, давно утратили свою привлекательность хотя бы потому, что они обе неприменимы при абсолютной чистоте нашей экономической жизни. По этой причине я считаю, что для экономики следует делать то, что на данном этапе представляется разумным и вероятнее всего даст наилучший результат для страны и людей. А разбивать друг другу голову во имя догм нет никакого смысла».

Обращаясь к национал – социалистам, Шлейхер попытался убедить их, что он делает то же, к чему стремятся и они, – создает истинное национальное общество, основанное на социальной справедливости и товариществе. Он заверил нацистов, что в первую очередь стремится к социальной справедливости, что он «<социальный генерал». Еще никогда не было ничего более социального, чем армия всеобщей обязательной военной службы, в которой богатый и бедный, офицер и солдат стоят рядом. В грандиозных сражениях мировой войны все они продемонстрировали чувство товарищества, чувство общности, равного которому не знала история. Именно такую общность он мечтает воссоздать и для достижения этой цели приглашает к сотрудничеству всех, кто может и хочет помочь. Отвергая всякие диктаторские амбиции, он делал вывод, что даже авторитарное правительство не может полностью обойти парламент. Одного только упорства и смелости недостаточно, нужны еще сочувствие и понимание нужд и чаяний народа.

Эта речь, не вполне ясная и в некоторых разделах непоследовательная, завоевала Шлейхеру очень мало новых друзей, но стоила ему поддержки старых, которую он вряд ли рассчитывал и не мог позволить себе потерять. Те предложения, которые должны были произвести впечатление на нацистов и социалистов, вызвали недовольство бизнесменов и аграриев. Бизнесменам не понравился его «поклон» рейхстагу и отмежевание от системы свободного предпринимательства, а аграриев возмутил возврат к планам переселения, вынашиваемым еще Брюнингом. Да и взаимоотношения с профсоюзами заставляли вышеуказанные группы относиться к Шлейхеру с подозрением – в итоге они отвернулись от нового канцлера.