Лев Гумилев: Судьба и идеи - Сергей Лавров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1967 г. он писал, что явления этногенеза лежат в сфере природы, и поэтому осмысление их возможно лишь путем применения той самой методики, которая дала такие блестящие результаты в физической географии, зоологии и учении о наследственности1014. «Я вижу биологичность этноса не в его анатомических и генетических чертах, а в поведенческих, в системе условных рефлексов, которые со времени И. П. Павлова рассматриваются как раздел биологии»1015.
Даже в автореферате второй докторской диссертации Л.Н. «подставился», и еще опаснее, так как, в отличие от журнала «Природа», его обязательно читают и члены Экспертного совета ВАК. Там Л.Н. еще раз провозгласил, что «бесперспективно видеть в этносе социально-историческую категорию»1016. Если все так, то спрашивается, как же именовать науку, изучающую этносы и этногенез? Куда она относится? По Гумилеву, по-видимому, к естественным наукам.
Одна ошибка влечет за собой другую, при этом сохраняется устойчиво, повторяется, дублируется, и даже в по-смертных изданиях 90-х гг. Собственной рукой Льва Николаевича было написано: «Этнология — наука естественная, основанная на наблюдениях и сопоставлении фактов». Там же говорится, что «этнология — географическая наука», изучающая становление этносферы Земли как результат процессов этногенеза в историческую эпоху1017.
Будучи географом, я мог бы порадоваться такому «обогащению» географии, но увы, все это неверно. На такой «поиск» Л.Н. толкало жесткое деление наук на естественные и общественные, доминировавшее в 60–70-х гг. Никак ему было не уйти от этого «или-или», хотя он прекрасно знал известные слова К. Маркса о том, что «впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука»1018. Знал и многократно цитировал.
Некогда было Л.Н. следить за сдвигами в нашей философии; не знал он, что академик Б. М. Кедров уже говорил о «промежуточных» науках, куда, кстати, относил и географию. Наряду с естественными и общественными намечался уже и «третий блок» — науки о взаимоотношениях природы и общества.
Все же Л.Н. понимал ущербность «крайних позиций» и искал истину. Сознавая, что все отношения между людьми, в том числе и этнические, носят отпечаток того общества, где они живут, уже в 1975 г. в ответе своему «критику № 1» (А. Кузьмину) как бы нехотя признавался: «Конечно, этнос — не биологическая категория, хотя все люди, составляющие этнос — организмы»1019. А в книге, написанной в 80-х гг., формулировал это точнее: «Этносы — явление, лежащее на грани биосферы и социосферы и имеющее весьма специальное назначение в строении биосферы Земли»1020. Здесь уже и этнология фигурирует в качестве «пограничной области науки».
Это был трудный путь от полуправды к правде, трудный поиск истины, путь к реальной оценке очень сложных явлений и процессов. В 80-х гт. Л.Н. уже не отходит от этих, наконец-то найденных, позиций. В «Тысячелетии вокруг Каспия» этносы фигурируют уже как «биосоциальные коллективы»1021. В беседе с журналистом «Советской Татарии» (1990 г.) на вопрос, чем же является этнос — социальной или биологической величиной, Л.Н. без колебаний отвечает: «Ни тем, ни другим»1022. Это, надо полагать, верно.
Непредвзятые и серьезные философы понимали и ценили этот его путь к истине: «Не замена учения о примате социального развития в истории, а дополнение его бесспорными данными естественных наук — мысль, последовательно проходящая через всю работу», — писали в своем отзыве на книгу Л.Н. «Феномен этноса» (неопубликованную) доктора философских наук Ю. М. Бородай и А. В. Гулыга в январе 1978 г.1023. Но обычно его критиковали люди другого уровня.
Когда я собирал эти очень противоречивые высказывания Л.Н., то против многих ставил заметку: «Гумилев против Гумилева», и это было тоже верно; «поздний», многое понявший куда глубже Л.Н., против «раннего» — задиристого, уязвленного неравенством возможностей с Академиком.
В самой главной его книге развернутое определение этноса находим лишь на 96-й странице, и звучит оно так: «Этнос — коллектив особей, выделяющий себя из всех прочих коллективов. Этнос более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом времени. Язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда — нет. Вынести за скобки мы можем только одно — признание каждой особью: «мы — такие-то, а все прочие — другие»1024.
Это выделение характерно для всех эпох и стран: эллины и варвары; китайцы (люди Срединного государства) и ху (варварская периферия); арабы-мусульмане и «неверные»; европейцы-католики и «нечестивые» (в том числе греки и русские); православные и «нехристи» (включая католиков) и т. д.1025. Контрастность «этноцентризма» никуда не ушла, не исчезла и в наши дни, как бы странно не выглядели сегодня предыдущие стереотипы. Не на бытовом, а, так сказать, на научном уровне. Сравнивая по итогам эмпирических исследований азиатов и граждан США, авторитет из Гарварда профессор Л. Кольберг приходил в 60-х гг. к странному выводу о «низком моральном уровне» азиатов. В 90-х гг. японский психолог доктор М. Кобояши ставит это утверждение под сомнение: «Почему же тогда Япония гораздо лучше выглядит по уровню преступности, чем западные страны?» Японский психолог считает, что все дело в том, что в Европе эгоизм отдельного человека перевешивал коллективное, в Японии — социальные связи с другими людьми оценивались приоритетнее, чем личные1026.
У С. Хантингтона есть фраза, которую наверняка мог бы сказать и Л. Гумилев: «В бывшем Советском Союзе коммунисты могли стать демократами, богатые бедными и бедные богатыми, но русские не могут стать эстонцами, а армяне — азербайджанцами»1027. Конечно, все не так просто. Это признавали и Л.Н., и его оппоненты: «Этническая принадлежность — не ярлык, — писал Л.Н., — а релятивное понятие... Так карел из Калининской области в своей деревне называет себя карелом, а прибыв в Ленинград — русским; для того, чтобы казанский татарин объявил себя русским, ему нужно попасть в Западную Европу или Китай. Там, на фоне совершенно иной культуры, он назовет себя русским, прибавив, что, собственно говоря, он татарин. А на Новой Гвинее он же назовет себя европейцем»1028.
Но то же самое писал и Ю. В. Бромлей: «Попав в Японию, белорус на фоне совершенно иной культуры назовет себя сначала русским, прибавив затем, что он, собственно говоря, белорус. А на Новой Гвинее он же назовет себя европейцем»1029. Совпадение, как мы видим, дословное, но такие совпадения его огорчали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});