Встречи на московских улицах - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уговорил.
В служебных дверях Драматического театра члена бюро Всемирного совета мира встречали партийные работники от культуры. При виде Зощенко под руку с Хикметом лица их вытянулись; от внутреннего напряжения все разом вспотели; глаза их стали злыми, прожигающими писателя ненавистью. Овладев собой, они попытались разъединить писателей, но старый подпольщик крепко держал Михаила Михайловича за плечо.
В зал вошли после третьего звонка. Хикмет распахнул дверь и, подтолкнув Зощенко, сам немного задержался у входа. Увидав охаянного писателя, публика на несколько секунд замерла, но тут же разразилась искренними и восторженными аплодисментами.
Это, конечно, не понравилось партийному активу города. В антракте, когда Хикмет и Зощенко прогуливались по фойе, сзади раздалось нарочито громко, с издёвкой:
– А это что за маленький чёрненький носатый прицепился к Назыму?
Это было как удар кастетом в затылок. Хикмет обернулся. За ними шли два молодца с комсомольскими значками. Это была явная провокация, и Назым, сдерживая себя, дал младшим товарищам партийцев достойный ответ:
– Это мой большой друг товарищ Зощенко. Русский писатель, которого уважает и любит весь цивилизованный мир!
Ну, насчёт цивилизованного мира не скажем, а вот на родине Зощенко читали взахлёб. Выступления писателя сопровождались гомерическим хохотом, его цитировали. Свежие номера «Смехача» и «Бегемота» с его рассказами вырывали из рук. 31 января 1939 года Зощенко был награждён орденом Трудового Красного Знамени. А через четыре года началась травля, которая отвратила Зощенко не только от литературы, но и от жизни. Г. Леонтьева вспоминала: «После злополучной встречи с английскими студентами он почти совсем (а чуть позднее – совсем) перестал работать. Когда прихожу к нему в очередной раз и спрашиваю, что делал, пока не видались, он с печальной своей полуулыбкой отвечает:
– Раскладывал пасьянсы… Писать? А для чего мне писать? Для славы? Мне довольно той, что была. Ради денег? Да я и в молодости был равнодушен к обогащению. Литература наша стала похожа на политическую ноту, где нельзя ошибиться и в одной запятой…»
К сожалению, демонстративная поддержка писателя, о которой Назым Хикмет поведал в одном из дворов Долгоруковской улицы, не помогла – страна потеряла ещё один талант при видимой жизни его обладателя.
Объяснение. Последним увлечением В. В. Маяковского была актриса Московского Художественного театра Вероника Полонская. Познакомились они 13 мая 1929 года на ипподроме. В тот день на скачках были писатели В. Катаев, Ю. К. Олеша и Б. А. Пильняк, артист М. Яншин (муж Полонской) и Брики (Осип и Лиля). Первое впечатление Вероники о знаменитом поэте было не в его пользу:
– При знакомстве Маяковский показался мне каким-то большим и нелепым в белом плаще, в шляпе, нахлобученной на лоб, с палкой, которой он очень энергично управлял. А вообще меня испугала вначале его шумливость, разговор, присущий только ему. Я как-то потерялась и не знала, как себя вести с этим громадным человеком.
Но, как говорится, мышь копны не боится, и скоро Полонская открыто разгуливала с Владимиром Владимировичем по московским улицам. О первой прогулке писала в воспоминаниях «Последний год»: «Меня охватила огромная радость, что я иду с таким человеком. Я совсем потерялась и смутилась предельно, хотя внутренне была счастлива и подсознательно уже поняла, что если этот человек захочет, то он войдёт в мою жизнь».
Он хотел, но что-то сдерживало обоих (только не муж Вероники). Объяснение произошло в конце года. Маяковский катал Полонскую на своей машине и заехал в Петровско-Разумовское, что на севере столицы, хорошо известное москвичам по парку Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева.
– Было страшно холодно, – вспоминала актриса. – Мы совсем закоченели. Вылезли из машины и бегом по сугробам, валялись в снегу. Владимир Владимирович был очень весёлый. Он нарисовал палкой на пруду сердце, пронзённое стрелой, и написал «Нора – Володя». На обратном пути я услышала от него впервые слово «люблю».
Вероника давно ждала этого, и в машине произошло объяснение. Чувственный и увлекающийся поэт изливал душу перед молодой и несколько наивной женщиной:
– Он рассказал мне много о своей жизни, о том, как он приехал в Москву совсем ещё подростком. Он жил здесь, в Петровско-Разумовском, и так нуждался, что вынужден был ходить в Москву пешком. Рассказал о тюрьме, о знакомом шпике, который следил за ним, о своём романе с Марией.
Всё это были события давних дней, а Полонскую интересовали сегодняшние, бывшие для окружения поэта притчей во языцех:
– Я никогда не могла понять семейной ситуации Бриков и Маяковского. Они жили вместе такой дружной семьёй, и мне было неясно, кто же из них является мужем Лили Юрьевны.
Историки литературы долгое время наводили по этому вопросу тень на плетень. Вот как отвечает на него современный исследователь Ю. Базилевский: «Однажды Брик призналась:
– Я люблю заниматься любовью с Осей (тут Лиля Юрьевна, как это бывает с дамами, смакуя, употребила запредельный глагол). Мы тогда запирали Володю в кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал».
Это же изощрённейший садизм со стороны Брик и мазохизм Маяковского. Удивительно ещё, что этот монстр в женском обличье не убил Маяковского как поэта (да и мужчину тоже). Но порвать всякие отношения с этой женщиной[57] он не смог. Поэтому Вероника Полонская была для него не только объектом чувственности, но и самоутверждения как мужчины. А когда в их отношениях наметились расхождения, это стало для поэта трагедией, завершившейся выстрелом в сердце. Словом, как говорят французы, хочешь знать истину – ищи женщину.
В парке. Владимир Сергеевич Бушин был человеком мобильным: постоянные командировки или пребывания в домах творчества Союза писателей. Когда находился в Москве, много ходил по городу или выезжал на лоно природы вне оного. Излюбленным местом его прогулок долгие годы оставался Тимирязевский парк, который он любил проходить насквозь, от одного входа-выхода до другого.
Как-то поздней осенью 1981 года Бушин собирал полиэтиленовые пробки для ножек мебели и чуть не наткнулся на старушку, которая была увлечена родственным занятием – искала бутылки, брошенные выпивохами. От неожиданности Владимир Сергеевич выпалил:
– Вот пробки собираю для стульев.
– А у меня нет стульев, – грустно ответила женщина.
Разговорились. Старушка пожаловалась: уже три часа ищет и ни одной бутылки, пьянчужки теперь редко бросают их, забирают с собой для обмена. Бушин поинтересовался именем женщины:
– Мария.
– А по отчеству?
– Максимовна.
– Сколько же вам лет?
– За семьдесят.
– Пенсию получаете?
