Муж и жена - Уилки Коллинз

— Проклинаю минуту, когда я впервые ее увидел, — в сердцах воскликнул Арнольд.

— Не валите с больной головы на здоровую, — заметил сэр Патрик. — Прокляните минуту, когда вы впервые увидели Джеффри Деламейна.

Арнольд потупился. Острый язык сэра Патрика ужалил его в очередной раз.

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ. ДРУРИ-ЛЕЙН

Глава сорок четвертая

ПИСЬМО И ЗАКОН

Разноголосый гул кипучей лондонской жизни, струившейся потоком через мрачную расщелину Друри-лейн, пробивался, чуть приглушенный, из передней комнаты в заднюю. На запыленном полу громоздились стопки старых нот. На стенах висели театральные маски и ружья, портреты певцов и танцоров. Из противоположных углов смотрели друг на друга пустой футляр от скрипки и расколотый бюст Россини. Над камином была приклеена гравюра без рамы, изображавшая суд над королевой Каролиной. Дубовые стулья являли собой подлинные образчики старинной резьбы по дереву. Не менее исключительным образчиком современной — грязного цвета — сосновой мебели был стол. На полу разместился небольшой половик; на потолке — солидный слой сажи. Представленное таким образом место действия — задняя гостиная в доме на Друри-лейн, где обделывала свои скромные делишки музыкальная и театральная братия. Дело было на Михайлов день, солнце двигалось к закату. В комнате сидели двое: Анна Сильвестр и сэр Патрик Ланди.

Предварительная беседа между ними — одна сторона рaccказала о событиях в Перте и Суонхейвене; другая сообщила об обстоятельствах, при которых расстались Арнольд и Бланш, — беседа эта подошла к концу. Теперь сэру Патрику надлежало направить разговор в другое русло. Взглянув на свою собеседницу, он заколебался.

— Хватит ли у вас сил, чтобы продолжать? — заботливо спросил он. — Если вам предпочтительно чуть отдохнуть, пожалуйста, так и скажите.

— Спасибо, сэр Патрик. Я не просто готова, я жажду продолжить разговор. Не описать словами, как я желаю оказаться вам полезной, если такое возможно. Надеюсь, вы подскажете, как это сделать, я целиком полагаюсь на вашу мудрость.

— Мисс Сильвестр, я могу сделать это, лишь если без обиняков попрошу вас рассказать все, что мне важно знать. Ваш приезд в Лондон имеет какую-то цель, о которой вы мне еще не сказали? Я, разумеется, говорю о цели, на знакомство с которой я (как представитель интересов Арнольда Бринкуорта) имею право претендовать.

— У меня была цель, сэр Патрик. Но достичь ее не удалось.

— Могу ли я спросить, в чем она заключалась?

— Я хотела повидать Джеффри Деламейна.

Сэр Патрик вздрогнул.

— Вы пытались повидать его? Когда же?

— Сегодня утром.

— Но ведь вы приехали в Лондон только вчера вечером!

— Я приехала, — сказала Анна, — после многих дней ожидания в пути. Я была принуждена отдыхать в Эдинбурге, потом еще раз в Йорке, и я просто боялась, что миссис Гленарм встретится с Джеффри Деламейном раньше меня.

— Боялись? — переспросил сэр Патрик. — Я понял, что у вас не было серьезных намерений обсуждать этого негодяя с миссис Гленарм. Что же вас заставило искать встречи с ним?

— То же, что привело меня в Суонхейвен.

— Неужели вам пришло в голову, что Деламейн способен исправить положение? И вы можете склонить его к этому, согласившись освободить его от данных вам обязательств?

— Сэр Патрик, если можете, отнеситесь с пониманием к моим поступкам! Я ведь сейчас все время одна; и привыкла к долгим раздумьям. Я долго думала о том, в какое положение из-за моих бед попал мистер Бринкуорт. Я упрямо верила — без всяких на то оснований, — что от встречи с Джеффри Деламейном будет толк, хотя уже потерпела фиаско с миссис Гленарм. Да я и сейчас упрямо верю в это. Согласись он меня выслушать, мое безумное желание ехать в Фулем было бы хоть как-то оправдано.

Горестно вздохнув, она умолкла.

Сэр Патрик взял ее за руку.

— Оно оправдано тем, — мягко сказал он, — что ваши мотивы безупречны. Позвольте лишь добавить, — дабы посеять в вашей душе покой, — что даже соблаговоли мистер Деламейн выслушать вас и прими ваше условие, результат остался бы тем же. Вы сильно ошибаетесь, полагая, что ему достаточно сказать несколько слов — и справедливость будет восстановлена. Он теперь не может повлиять на это дело. Беда пришла, когда Арнольд Бринкуорт имел неосторожность провести с вами несколько часов в Крейг-Ферни.

— О-о, сэр Патрик, как жаль, что я этого не знала, когда сегодня утром поехала в Фулем!

Она вздрогнула, сказав это. Тут явно была какая-то связь с ее визитом к Джеффри — само воспоминание об этой поездке было ей отвратительно. Что же это за связь? Сэр Патрик решил получить ответ на этот вопрос, а уж потом пускаться в опасное плавание — начинать главный разговор.

— Вы объяснили мне, что привело вас в Фулем, — сказал он. — Но я пока не знаю, что там произошло.

Анна заколебалась.

— Нужно ли мне беспокоить вас всем этим? — спросила она, явно не желая распространяться на эту тему.

— Это крайне необходимо, — заверил ее сэр Патрик, — потому что это касается Деламейна.

Призвав всю свою решимость, Анна поведала следующее:

— Человек, который ведет здесь мои дела, узнал нужный адрес, — начала она. — Дом я нашла не без труда. Он чуть больше коттеджа; его не сразу и увидишь в большом саду за высокими стенами. Возле дома ждал экипаж. Кучер вываживал лошадей, он показал мне дверь. Это была высокая деревянная дверь в стене, с решеткой. Я позвонила в колокольчик. Служанка открыла решетку и посмотрела на меня. Она отказалась меня впустить. Хозяйка велела ей не отворять дверь незнакомцам — особенно лицам женского пела. Я ухитрилась просунуть через решетку деньги и попросила ее поговорить с хозяйкой. Через несколько минут за решеткой появилось другое лицо — и мне оно показалось знакомым. Наверное, я нервничала. И, увидев его, вздрогнула. «Кажется, мы встречались», — сказала я. Ответа не последовало. Дверь внезапно распахнулась — и кто, по-вашему, стоял передо мной?

— Я знаю этого человека?

— Да.

— Мужчина? Женщина?

— Это была Эстер Детридж.

— Эстер Детридж!

— Да. В той же одежде и с той же грифельной доской на боку.

— Поразительно! Где я ее видел в последний раз? Если не ошибаюсь, на станции в Уиндигейтсе — она уезжала в Лондон, оставив службу у моей невестки. Она приняла другое предложение, не уведомив меня заранее, хотя я просил ее об этом.

— Она живет в Фулеме.

— Служит?

— Нет. Живет в собственном доме.

— Что? У Эстер Детридж появился собственный дом? Ну, что ж! Почему бы и ей, подобно другим, не преуспеть в этой жизни? Она вас впустила?

— Минуту она стояла и смотрела на меня, лицо, как всегда, безжизненное, странное. Слуги в Уиндигейтсе всегда говорили, что она не в своем уме, — и вы, сэр Патрик, когда услышите, что произошло дальше, поймете — слуги были правы. Она, должно быть, совсем лишилась разума. Я спросила: «Вы меня помните?» Она взяла грифельную доску и написала: «Помню, вы были в глубоком обмороке в Уиндигейтс-хаусе». Я и понятия не имела, что лишилась чувств в библиотеке у нее на глазах. Это открытие испугало меня, а может, испугал ее жуткий, холодно-убийственный взгляд, сейчас точно и не скажешь. Но я не могла вымолвить и слова. Она снова начала писать на доске, и вышел престранный вопрос: «Я тогда сказала, это она из-за мужчины. Правильно сказала?» Если бы вопрос был задан обычным путем кем-то другим, я бы почла его за дерзость и отвечать не стала. Понятно ли вам, сэр Патрик, почему я ответила? Сейчас мне и самой это не ясно — и все же я ответила. Ее омертвелые глаза вынудили меня. Я сказала «да».

— Все это случилось у двери?

— Да.

— И когда она вас впустила?

— В следующий же миг. Она грубо схватила меня за руку, затащила внутрь и захлопнула дверь. Нервы мои расшатаны; от былого бесстрашия не осталось и следа. Когда она прикоснулась ко мне, я вся похолодела. Она бросила мою руку. Я стояла, словно ребенок, и ждала, что ей теперь заблагорассудится сказать или сделать. У перев руки в бока, она окинула меня долгим взглядом. Потом ужасающе замычала — не от злости, нет; скорее, от удовольствия, я бы даже сказала, от радости, что никак на нее не похоже. Вы что-нибудь понимаете?

— Пока нет. Позвольте вас кое о чем спросить, прежде чем вы продолжите, — может, картина прояснится. Когда вы были в Уиндигейтсе, она как-нибудь выказывала вам свое расположение?

— Вовсе нет. Казалось, она вообще неспособна быть расположенной к кому-либо.

— Она писала еще какие-то вопросы на своей доске?

— Да. Под первым написала второй. Мысли ее еще вертелись вокруг моего обморока и вокруг того «мужчины». Она подняла передо мной доску. Там было написано: «Скажи, как он с тобой обходился? Он тебя избивал?» Многие посмеялись бы над этим вопросом. Меня же он испугал. Нет, ответила я. Она покачала головой, будто отказывалась мне верить. И написала: «Нам нет охоты признаваться, что они машут кулаками и колотят нас, верно?» — «Вы ошибаетесь», — ответила я. Она упрямо продолжала писать. «Кто этот человек?» — таков был ее следующий вопрос. Я все же достаточно владела собой, чтобы отказаться отвечать на него. Тогда она открыла дверь и знаком велела мне выйти. Я молча взмолилась — не гоните меня! Тогда она с непроницаемым лицом принялась писать на доске — опять о «мужчине». На сей раз вопрос был поставлен еще яснее. Видимо, мое появление в ее доме она истолковала по-своему. Она написала: «Это мужчина, который снимает здесь жилье?» Я поняла, что, если не отвечу, она захлопнет передо мной дверь. Мне оставалось только одно — подтвердить ее догадку. «Да, — ответила я, — мне нужно его видеть». Она взяла меня за руку — грубо, как и в первый раз — и потащила в дом.