Собственные записки. 1811–1816 - Николай Муравьев-Карсский

Селение Рихен, которое не следовало занимать, было, однако же, занято мною для войск по недостатку квартир в других селениях. Швейцарское Базельское правление присылало ко мне в Лёррах одного офицера, чтобы объяснить мне свои права; но я их не признал, и войска остались в Рихене.

30 или 31 декабря гвардейский корпус собрался около Рихена и в окрестностях Лёрраха. Государю хотелось, чтобы мы перешли Рейн с большим парадом 1 января 1814 года. Холод был весьма сильный, и снег выпал глубокий. Невзирая на сии неудобства, государь настоял на своем, и 1814 года 1 января мы перешли через Рейн по мосту парадом, прошли через Базель около 6 верст швейцарскими владениями и вступили во Францию. Переход был большой; холод усиливался, так что войска пришли весьма поздно на ночлег. Люди падали на пути, и несколько человек дорогой умерло. Ночлег наш был около Алт-Кирхена, в селении Лаферте.

Я не встретил во Франции того, чего ожидал по впечатлениям, полученным о сей стране при изучении географии в годы первой молодости. Жители были бедны, необходительны, ленивы и в особенности неприятны. Француз в состоянии просидеть целые сутки у огня без всякого занятия и за работу вяло принимается. Едят они весьма дурно вообще, как поселяне, так и жители городов; скряжничество их доходит до крайней степени; нечистота же отвратительная, как у богатых, так и у бедных людей. Народ вообще мало образован, немногие знают грамоте, и то нетвердо и неправильно пишут, даже городские жители. Они кроме своего селения ничего не знают и не знают местности и дорог далее пяти верст от своего жилища. Дома поселян выстроены мазанками без полов. Я спрашивал, где та очаровательная Франция, о которой нам гувернеры говорили, и меня обнадеживали тем, что впереди будет, но мы подвигались вперед и везде видели то же самое.

Мы покойно подвигались через города Порентруи, Монбелияр и Везуль, и пришли к городу Лангру, из которого авангард наш вытеснил французские войска после небольшого дела. Мы расположились в селениях около Лангра на неделю. Квартира великого князя была в селении Апре, лежащем в 10 верстах от города, несколько в стороне от большой дороги, ведущей в Дижон. Корпус австрийских войск пошел к Лиону, с нами же оставался генерал Юлай и другие отряды, но полки их очень поредили от побегов и самовольных отлучек. Массы цесарцев как бы таяли, и корпус Юлая крайне обессилился. Между тем обозы австрийские не уменьшались. Они как бы собирались увезти всю Францию на своих фурах и нагружали в них все, что им под руку попадалось: мебель, посуду, перины и пр. Другого средства не было, как сбрасывать сии фуры в канавы, дабы войска могли проходить. Этих больших австрийских фур считалось в армии до 12 000. Французы много их истребили при ретираде после случившейся во Франции неудачи союзных войск.

По прибытии нашем в Апре Курута послал меня в ночь через селение Сент-Жом (S-t Geomes) для отыскания Лейб-кирасирского полка Его Величества, о котором никакого известия не было с самого утра, как он выступил с квартир своих. Ночь была очень темная, на полях лежало много снега, и мне надобно было ехать семь верст проселком. Мне сказано было отыскать древнее Римское шоссе, которого оставались следы, и держаться его для отыскания дороги. Накануне еще прибытия нашего в Апре происходила стычка между нашей авангардной конницей и неприятельской, к коей присоединились вооруженные крестьяне. Я взял у хозяина своего какую-то маленькую лошаденку и отправился в поле; вьюга занесла дорогу снегом и продолжалась во все время моей поездки. Я сбился с дороги и стал отыскивать шоссе, придерживаясь вправо. Заметив, что снег грудой примело к ряду камней и предполагая, что это отыскиваемое шоссе, я следовал по оному, но скоро потерял этот след и въехал в небольшой лес по открывшейся просеке. По дороге не было ни одного селения, и я словно видел один пустой дом, который находился в левой стороне. Миновав его, я увидел впереди огонь и, направясь к оному, прибыл в Сент-Жом, в котором было множество австрийцев. Тут я узнал, что за два часа до меня Лейб-кирасирский полк прошел через это селение, и поехал назад.

Я ехал медленно по своим старым следам и, приближаясь к лесу, заметил в прежде виденном мною домике огонь. Я так озяб, что захотелось погреться, и я вошел. Хотя был я один и ехал в разоренных местах, среди озлобленных жителей, но я так озяб, что решился войти, чтобы обогреться. Мертвая тишина царствовала в сем месте, прерываясь только мерным боем маятника стенных часов и мяуканьем кота, который сидел на поваленном шкапе. В камине был разведен большой огонь, у которого сидел нагнувшись старик без всякого движения. Я остановился в дверях, пораженный ужасной картиной разорения. Старик, услышав шум, хладнокровно повернул голову и, увидев меня, пригласил сесть к огню. Я сел, и он, не обращая взгляда на меня, продолжал греться. Мы несколько времени оставались в таком положении, не говоря ни слова. Я, наконец, прервал молчание и спросил, кто он таков?

– Хозяин здешнего дома.

– Как тебя зовут?

– Бонне.

– Какого ты звания?

– Я арендатор (fermier).

– Где же твое семейство?

– Не знаю.

– Как не знаешь, где ж ты был?

– Я ходил в Шатильон и не более часа тому, как возвратился и нашел свой дом в том положении, как вы его теперь видите, но семейства своего я более не нашел. У меня была жена, две взрослые дочери, два небольших сына; куда же они девались, не знаю; их, может быть, убили союзники, да и меня скоро туда же приберут. – Тут старик оборотился ко мне и, осмотрев меня пристально с головы до ног, спросил, француз ли я или союзник?

– Союзник, – отвечал я.

– Ах! – сказал спокойно старик. – Много вы нам зла наделали, – и задумался.

– Старик, – сказал я ему, – огонь твой гаснет в камине, подложи дров.

– Сейчас, сударь. – Он встал, поднял стул, на котором сам сидел и, с силой ударив его о землю, разбил его вдребезги, потом стал собирать куски и класть их в огонь. – Пускай горит, – приговаривал он с досадой, – по крайней мере, лишил я союзников удовольствия разбить этот стул; таким образом, сожгу я и все остатки своего имущества. На что мне оно, когда я семейства лишился?

– Нет ли у тебя табаку? – спросил я. – Мне хочется трубку набить.

– Был, сударь, спрятан табак за шкафом; не знаю, тут ли он еще; я поищу. – Он нашел табак, я закурил трубку и поехал.

Прибыв в Апре, я осведомился у своего хозяина о сем старике, и мне сказали, что его во всем околотке уважали и что семейство его было прекрасное. Никто еще не знал о постигшем его несчастии; когда же я рассказал об оном, то соседи сбежались, много сожалели о нем и хотели ему помочь.

Из Лангра мы пришли в один переход к городу Шомон. Первый ночлег наш был в селении Ролампоант (Rollampoint).