Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848 - Иван Жиркевич

– Когда заслужит этого, будет произведен в свое время, – отвечал государь и тут же с чувством обратился к Ивашевой, вторично поцеловал у нее руку и вышел.

Севши в экипаж, сказал мне:

– Почтеннейшая женщина! Ну, не удивляюсь, что ты так любишь это заведение: ничего лучше оного я не нашел.

Затем приказал везти себя в казармы кантонистов,[488] над коими бригадным командиром был Кошкин. Там он нашел тоже большой порядок. Но зная, что в Симбирске кантонистов более 1200 человек, а здесь всего помещалось не более 300, спросил: где же расположены прочие?

– Большей частью, – отвечал Кошкин, – по обывательским квартирам. Здесь же мы преимущественно помещаем евреев, чтобы они не имели сообщений с евреями, живущими в городе.

– Жиркевич! – закричал государь сердитым голосом. – У тебя евреи живут в городе?

– Есть четыре человека, имеющих позволение от министра на основании вашего высочайшего повеления, – отвечал я без робости.

Заметно было, что государь был недоволен сам, что сделал мне строго вопрос свой. Потом он изволил спросить:

– Где тут еврей, что вчера приходил ко мне с просьбой?

Вызвали вперед мальчика лет девяти или десяти.

Опросивши батальонного командира, как еврей этот ведет себя, и, получив удовлетворительный ответ, он обратился нему:

– Ну так ты один сын у матери?

– Точно так, ваше императорское величество!

– Бенкендорф! Разузнать это, и если это справедливо – немедленно возвратить. А если солгал, то… – Тут государь показал жестом обряд наказания, которому надлежало подвергнуть обманщика.

Здесь я имел случай оказать государю необыкновенное положение двух рек в Симбирске: в небольшом пространстве одна от другой, саженях не более как во ста, – Волга и Свияга, текущие совсем в противоположные стороны, хотя и параллельные одна другой, и в городе на Свияге устроена даже мельница; она течет вверх по Волге и за 250 верст впадает в оную, начиная быть судоходной верстах в сорока от Симбирска.

От кантонистов я хотел везти государя в комиссию заготовления сукон, но он изволил сказать «не надо».

– Еще куда? – спросил он меня.

– Я бы желал, государь, показать вам здешнюю пристань, которая, впрочем, весьма мало приносит пользы городу по случаю затруднительного к ней проезда. Все мы, губернаторы, ежегодно тратим по пятнадцать и двадцать тысяч на поддержку сообщения с оной, но совершенно бесполезно. Если бы вы, государь, были столь милостивы, чтобы разрешили одним разом отпустить от ста пятидесяти до двухсот тысяч рублей, тогда бы Симбирск принял совсем другой вид.

– Вези! Только за шумом и криком народа я едва слышу, что ты мне говоришь.

– По дороге мы будем проезжать дефиле,[489] и если ваше императорское величество изволите приказать, то при помощи квартального можно будет задержать там толпу.

– Распорядись!

Подъехав к спуску горы, которая здесь образовала узкую улицу, я приказал полицейскому офицеру никого не пропускать вниз, а государю предложил из кабриолета пересесть в тарантас.

– Тарантас? Так ты это назвал? Что это такое?

– Вот вы изволите видеть, государь, сей экипаж (который тут же стоял в готовности)!

Взглянув, государь удивился точно так же, как и я при первой встрече, тем не менее изволил согласиться пересесть в оный. Когда мы стали спускаться с горы, на первом изломе оной я объяснил государю мое предположение, но на втором он привстал в экипаже и сказал мне:

– Теперь не ты, а я стану говорить, – и, окидывая взором своим все местоположение, государь удивился, как по сие время не воспользовались оным не только для пользы города и губернии, но даже и для украшения места. Сравнивая сию местность с нижегородской, он изволил заметить, что там надлежало везде срывать, перерывать и укреплять землю – а здесь он находит натуральные контрфорсы, на коих только следует расчистить и провести спуски и учредить улицы. Указал, что можно устроить 3-ярусную набережную к берегу до самой пристани и соединить одну с другой прекрасными отлогими спусками. Предположение свое государь стал излагать в столь обширных размерах, что я осмелился сказать:

– Государь! Я у вас просил не более двухсот тысяч, а вы изволите исчислять уже миллионы!

– Не твое дело, – ответил он, – мы найдем суммы. Но много будет зависеть от твоего преемника и губернского предводителя; надобно, чтобы дворянство и помещики мне пособили в этом деле. Я не потребую от них никаких особенных пожертвований, но я вижу, что вся гора усеяна лачугами и обывательскими помещениями низшего разряда народа. Пусть дворянство воспользуется местностью и, не стесняя низших классов, скупит у них эти дорогие места: через шесть лет мы не узнаем Симбирска, я пошлю тебя взглянуть на оный.

Потом, спустясь еще с горы далее, государь спросил меня:

– Нет ли здесь инженера, который бы понял и перенес на бумагу мою мысль?

– Здесь, государь, всего три инженерных офицера, которым я приказал быть на пристани на случай, если бы встретилась надобность в них, – но люди все молодые.

– Как зовут их?

– Старший – поручик Варенцов.[490]

– Имя знакомое!

В это время мы съехали с горы.

– Поручик Варенцов! Пожалуйте сюда. Да и лицо знакомое. Не делали ли вы нам особых больших проектов?

– Я имел счастье, государь, представить вам проект Дмитриевского водопровода (в крепости св. Дмитрия[491]), – отвечал инженер.

– Ну, вот видишь! – сказал государь, обратившись ко мне. – Он знает свое дело и поймет меня! – потом приказал ему сесть с нами в тарантас и велел ехать дальше.

Проехав еще несколько саженей, я сказал государю, что далее его везти не осмеливаюсь, ибо и здесь я опасался подпасть под гнев его за неисправность дороги, а там уже неминуемо подвергну себя замечанию.

– Но можно ли кругом хотя по тычкам объехать? – спросил государь.

– Объездная гора, – сказал я, – так крута, что я видал смельчаков, которые с нее спускались, но чтобы кто подымался в экипаже, того не случалось мне встречать. Впрочем, если прикажете государь, – станем взбираться.

– С Богом! – сказал государь.

Тут формально поехали мы, как выразился государь, по «тычкам» и, наконец, стали подыматься в гору.

– Ну, – сказал государь, – если уже тут нас не вывалили, то это «неопровергаемый» экипаж! Как ты его назвал?

– Тарантас, ваше императорское величество!

При всем том в одном месте мы сошли с экипажа, и государь остановился на небольшой площадке и любовался видом на Волгу и вообще всей местностью. В это самое время один обыватель, спустившись с горы и не предвидя подобной встречи, подле самого того места, где мы стояли, стал сваливать поземь. Граф Бенкендорф, который следовал за нами в особом экипаже с Адлербергом, сказал вслух сему последнему: