Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой - Pferd im Mantel

Маша сделала знак руками, что сдаётся и открыла дверь кунга. В натопленное помещение сразу ворвались шум ливня и сырость.

— Я лучше пойду. — сказала она, обращаясь к Срамнову. — Он хороший человек, Фёдор. Пережил многое, много есть у него чего рассказать вам.

— Маш… - привстал с места Срамнов.

— Да нет, я пойду. — прервала его Маша, накидывая капюшон. — Пойду, посижу с ребятами. Послушаю.

— Вань — будь другом! — попросил Фёдор. — Проводи Марию.

— Ага. — вскочил Иван и засобирался.

Ваня вылез из кунга, чертыхнувшись на погоду и, подав Маше руки, помог ей спрыгнуть на землю. В приоткрытую дверь было видно, что день, казалось бы, такой удачный для кушалов, подошёл к своему концу — над колонной повисла темнота, разбавленная нещадным ливнем.

— Вань! — крикнул Фёдор, когда тот собрался прикрыть дверь. — Посты заодно проверь!

— Ладно! — прилетел ответ Ивана и дверь захлопнулась.

— Ты, Михаил, так себя вести прекращай. — скорбно глянув на него, пробурчал Срамнов. — У нас такими словами не бросаются — не принято. Маша с нами с самого начала — редкий дар у неё. А ты такими эпитетами девушку… Нехорошо с такого начинать! Начни-ка ты лучше с себя, Миша!

Фёдор, в ожидании его реакции, порывшись в куртке, выложил на стол пачку сигарет, и достал одну. Сосредоточенно помяв её в пальцах, прикурил. Михаил сопровождал его действия жадным, даже каким-то хищным, взором.

— Ммм-можно и мне?! — выпалил Михаил.

Фёдор толкнул в его сторону пачку и зажигалку:

— А чё нет-то? Травись, это теперь не вредно.

Михаил нервными пальцами вытряс сигарету и также нервно, справляясь с зажигалкой, закурил. Остальные, следуя их примеру, также потянулись за своим зельем — через минуту в кунге повисли адские клубы табачного марева. Отец Феофан, зело сетуя на это, закачал головой, перекрестился и встав, приоткрыл по-очереди бойницы и дверь — выбора у диакона никакого не было. Михаил, глубоко затянувшись и выпустив дым, уставился на тлеющую сигарету промеж своих пальцев, словно увидел что-то чудесное. Люди ждали… Сплюнув на пол попавшую в рот табачинку, тот обвел всех взглядом:

— Ммменя Михаил зовут. — начал он свой рассказ. — Михаил Дддмитриевич Ка-Корниенко. Яа-я проводником на Не-неве ходил.

— Что за «Нева» такая? — переспросил Волчок.

— П-поезд. Мма-москва — Санкт-Петербург — Ма-асква.

Волчок, выслушав ответ, понимающе закивал головой.

— П-проводник я. Но сам-то я… а… питерский. Н-на Чёрной речке жил. — с надеждой осматриваясь по сторонам, продолжал он.

— Среди нас питерских нет. — ответил на его немой вопрос Фёдор. — На Селе — там да, есть питерские, а среди нас — никого. Мы с Ванькой — москвичи бывшие, Парат и Политыч — местные. Отец диакон, считай, тоже. Ну, ты продолжай.

— Т-так вот. М-мы в тот день, когда в-всё слу-случилось как раз в… в Маа-Москву шли. Ккогда война началась. У… у меня в вагоне ещё р-радио работало, и там пе-передали. Пе-передали, что Питера больше нет. А у меня в о-основном все питерские в ва. вагоне. Н-началось такое! Л. люди на… на ходу выпрыгивать пы-пытались, а… а я что один могу?! А… а потом нас на-на запасной за-загнали. Н-нас всех начпоезда собрал в… в ресторанном: и а проводников, и..а… машинистов — всех. Объяснил, что а война началась, с а-американцами. Я а ждал чего-то подобного, нно — как обухом в г. голову получил.

По мере погружения Михаила в свой рассказ, в свои воспоминания этого ужасного дня, его речь становилась правильнее, осмысленнее. Даже заикался он меньше, погружаясь в свои воспоминания. По ходу рассказа заикание его стало меняться на «а» перед словами, и от этого его речь приобрела особый, оригинальный колорит.

— Ккогда я а вернулся в свой вагон, ттам все уже на ушах стояли. Д-двери а пооткрывали, многие а пассажиры в сторону Лихославля пошли, по шпалам пешком. Там до… до него вёрст пять мы не… не дошли. Многие ры-рыдали, на стены а бросались. Навстречу нам а «Скальпель» прошёл, и за ним — а второй.

— А не брешишь, земеля? — прервал его тут возвратившийся пару минут назад Иван. — Какой, на, «Скальпель»? Их же по договору с пиндосами порубали на металлолом в конце девяностых!

— М-много ты знаешь. — гневно зыркнул на него Михаил. — Я служил на «Скальпе», как их только на вооружение а приняли. Спарка дизельэлектроходов, семь вагонов как с а иголочки, чистеньких. Т-ты подвижной состав п-помнишь какой был? Грязный, а ржавый. Я по а звуку «Скальп» с закрытыми глазами, ночью, узнаю.

— Интересный расклад. — выпустил дым Политыч.

— Да более чем. Продолжай. — кивнул Срамнов.

— Ннн… ну вот. Один а по нашей паре прошёл, т. то есть — по встречной. — стараясь бороться с заиканием, продолжил Михаил. — А второй — а по своей. И я ещё тогда а отметил — на боевую позицию, а парой пошли. А ребята, армейские мои, говорили: не все их а уничтожили, модифицировали несколько. По этой же схеме потом а контейнерные пусковые установки раз… разрабатывались. Те, что потом а на сухогрузы китайские устанавливали… Они-то и отправили а Америку в… в Небесную Канцелярию, а не РВСН. Большую часть шахт ведь американцы крылатыми ракетами а накрыли. Бог знает сколько таких а контейнеров в их территориальных водах плавало — но немало, это точно. Люди, помню, тогда как только Кутина а не ругали: что всё а разворовано, что армию а развалили… А они вот, оказывается, какой с…сюрприз американцам п. приготовили. И правильно: о таких вещах а на заборе не пишут.

Михаил, очевидно успокоившись, перестал дёргаться. С немым вопросом кивнул Срамнову на пачку сигарет — мол, можно? Фёдор также без слов, отмахнулся — да кури, кому жалко?

— Ну а дальше-то как было? — спросил отец Феофан.

— Дда, а вот дальше… Я г. говорю — многие сразу в Лихославль пошли тогда. В поезде а мало кто остался. Да и бригада наша а поездная разбегаться начала — кто куда. Мне-то что? — я одинокий, мне а некуда. И в соседнем вагоне а Валентина, проводница. Вот мы с ней… А ближе к вечеру мимо нас состав с цистернами прошёл, а на тормозах уже, тихо-тихо — и за нами уже встал. Я ещё заметил, что а лобовые на электровозе выбиты все и вроде нет а машинистов никого… Чаю ещё можно?

Фёдор налил ему остывшего уже чаю и протянул жестяную кружку.

— А к вечеру те, что а у. ушли — возвращаться стали! — в глазах рассказчика загорелись страшные огоньки. — Только а другие уже — мёртвые!!! С. сначала никто ничего не понял — а потом из первого вагона по внутренней связи прводница — как закричит: мертвецы! Мертвецы! Я-то а не знал её — а Валентина водилась а с ней. Мы сначала а не поверили — а потом через наш вагон мужик бежит, окровавленный, и тоже: мертвецы, мол, встали! Мы с Валентиной двери все и позакрывали. С нами в в. вагоне ещё восемь пассажиров осталось и мы всё, что происходило вокруг поезда а видели и слышали. Затаились мы, окна все задёрнули, а свет выключили весь. Темнело уже. Снаружи а крики, вопли, стоны… Так и сидели а трое суток — затаившись. Потом эти, а мертвецы, сожрав трупы а снаружи и в поезде, потихоньку расходиться а начали. На третий день а из соседнего вагона стучат — там тоже люди прятались. Еда, вода — а всё закончилось. Всё сожрали, а кроме гвоздей. Пошли с пожарными а топорами по поезду, много мертвецов ещё оставалось. Иных укусили, а подрали, да они вырвались — и в купе, а там обратились уже. А как а выйти — не соображают. Каждое купе проверяли, и туалеты тоже — рубили их… В конце концов со всего состава нас а шестьдесят семь человек живых набралось. Трое в город а п… пошли — не вернулись… Больше мы в город не ходили — а двое лётчиков на нас вышли. У одного рука сломана была, еле дошёл. Мы тогда ещё не знали, что со здоровьем всё изменилось. Только лётчик тот, Сергей, а со сломанной рукой который, через неделю как огурчик уже был. Они и рассказали нам, что вокруг творится — про Лихославль, а про Тверь, про М..Москву. Что кругом мертвецы и лучше пока сидеть тихо — может, пронесёт. Прошерстили вещи по всему составу — две двустволки нашли, только патронов а мало совсем. Тогда Богдан, капитан, второй лётчик, и рассказал нам про эти склады в лесу, лётные. От поезда до них лесом километров восемнадцать. Нас мужиков в поезде двадцать три человека, если и Славика считать — Царство ему Небесное. Разделились на две группы поровну — двенадцать а остались в поезде, а одиннадцать а пошли на склады. Я остался тогда, а в тот раз. Вернулись они а на с. следующий день, на грузовике. Всего привезли: одежду, оружие, консервы. Решили в поезде остаться, а на склады по необходимости ездить. Переждать чтобы, а ну как всё а успокоится. Так прошла вся осень, и зима. А мертвецов сначало очень много было, а появились и призраки. Ну, мы а быстро к ним привыкли, ну а по-началу сильно пугали, особенно — а детей. Поняли, что вреда от них а нет. На зиму сильно затарились со складов — предполагали, что не проедешь. Прожили зиму… Книг много было, ходили в лес а на охоту — только много плохого зверья завелось уже…