Им помогали силы Тьмы - Деннис Уитли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это долгая и запутанная история, — отмахнулся Грегори, — я тебе потом как-нибудь расскажу все по порядку, а пока в двух словах: после полугода, проведенных в концлагере, мне удалось добраться до Геринга, и он дал мне работу — втыкать булавки в карты в Министерстве ВВС.
— Грегори, милый, — заворковала Сабина, — в чем тебе всегда было не отказать — так это в дерзости. Тут с тобой никому не справиться.
Он пожал плечами:
— А что тут такого? Самое трудное заключалось в том, чтобы добиться у него аудиенции, а уж старая дружба не ржавеет.
— Что? Ты не хочешь ли часом сказать, что ему известно, что ты англичанин?
Грегори кивнул.
— Знает, ну и что? Он также знает и то, что я всегда придерживался фашистских взглядов. Я ему поведал, что у себя на родине я сидел в тюрьме за свои убеждения, потом мне удалось бежать, и я решил предложить свои услуги Германии, но в первый же день, когда появился здесь, по дурацкому невезению оказался за решеткой.
Это в некотором роде состыковывалось с той историей, которую он ей наплел в июле прошлого года, единственное, о чем она спросила:
— Ну а как твое ранение?
Он засмеялся:
— На мне все заживает как на собаке, сейчас все в норме. Но только ничего такого не думай на этот счет, проказница. Я сюда пришел как старый друг — проведать тебя, узнать, не случилось ли что во время бомбежек. И больше ничего.
Она уныло на него посмотрела.
— Нечего сказать, кавалер, настоящий джентльмен! А впрочем, может, оно и не так уж плохо. Я, понимаешь, последние недели не в форме, тут уж не до любви.
И прежде чем он успел задать ей вопрос на эту тему, она быстро промолвила:
— Я смотрю, глупая Труди тебе даже выпить ничего не предложила. Я сейчас спущусь в погреб и достану для тебя бутылку вина.
Через несколько минут она возвратилась с бутылкой шампанского и только одним бокалом; перехватив его удивленный взгляд, она отрицательно покачала головой:
— Нет, дорогой, некоторое время мне это не разрешается.
Он удивленно поднял брови, потом возможная связь между такой неожиданной для нее трезвенностью и отказом от любимого вида спорта заставила его задать вопрос:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что…
Ее прекрасные глаза наполнились слезами, и она кивнула:
— Да. Никому другому бы не призналась, а тебе расскажу. Я ужасная дура. Ненавижу и презираю себя за это. Конечно, из одного только страха, что эта ночь — твоя последняя, сейчас все женщины в Берлине как с цепи сорвались. И, как мне кажется, добрая половина из них сейчас в таком же положении, как я. Но это, знаешь, вовсе не утешение. Я себя чувствую ужасно, грязно, мерзко, словно прокаженная какая. Когда я поняла, что произошло, я хотела покончить жизнь самоубийством, правда, правда. Ну почти.
Они сидели рядом на диване, Сабина спрятала голову у него на груди и всхлипывала. Грегори обнял ее, гладил по волосам, успокаивал. Потом она рассказала, как с ней все приключилось.
— Это было всего месяц назад. Я пошла на чай к подруге. Дома ее не оказалось, был только ее сын, который сказал, что мать срочно вызвали по телефону, сказали, что во время бомбежки ранена ее сестра и что сегодня она домой не придет. Потом настоял на том, чтобы напоить меня кофе. Мальчик еще совсем, почти ребенок, ему едва пятнадцать исполнилось, но уже в форме. Я удивилась, ну и он рассказал, что его призвали в батальон «Гитлерюгенд», что через два дня он будет драться с русскими. Я никогда мальчишками не интересовалась — такие противные, неопытные, слюнявые — ну ты же знаешь. И когда он со своими глупостями начал ко мне приставать, я его просто-напросто отшила. Он клянчил, на коленях ползал, всякую чушь нес. Меня это нисколько не трогало, но чем он меня взял за живое — это тем, что он через неделю-другую обязательно погибнет, так ни разу в жизни и не узнав женщины. А ведь правда, думаю, погибнет. Ну какие из них солдаты? И тогда, дорогой, я не устояла. Да и любая, думаю, поступила бы на моем месте точно так же.
После нового взрыва всхлипываний и утешений со стороны Грегори Сабина закончила свою печальную повесть:
— Ну а раз уж я, скрепя сердце, решила помочь бедному мальчику, то гадко бы было с моей стороны не позволить ему насладиться этим по-человечески. Я все позволила сделать, как полагается, потом мы устроились на постели его мамаши. Я думала, что быстро отделаюсь, но он мигом оклемался и начал просить еще. После этого, признаюсь, мне даже понравилось, как он работает. В общем, мы за этим делом больше двух часов там провели. А потом начался налет, на улицу выходить опасно, а их квартира на первом этаже. Господи, если бы только я вовремя отправилась домой и приняла обычные меры предосторожности! Но я осталась там и провела с ним всю ночь. А потом… потом выяснилось, что паршивец мне все наврал про свою девственность. У него уже была связь с какой-то подзаборной дрянью или даже с несколькими. Я хочу сказать, что он такой мне букет преподнес, что просто немыслимо!
— Ах ты бедняжка, — посочувствовал Грегори. — Удивительно противная штука, согласен, но так убиваться, право же, не стоит. Это все легко поддается лечению. Да и посмотри на эту историю с другой стороны. Сейчас идет война, у тысяч и тысяч случайных пар случается такая же беда. Главное в этом деле — вовремя показаться хорошему доктору, и через несколько недель ты снова в порядке.
Сабина выпрямилась, взяла вышитый носовой платок и вытерла глаза.
— Да. Доктор тоже так говорит. Но ведь это так мерзко, так противно: я ничего не могу пить, должна отказываться от всех вечеринок. И потом, я не представляю, как я в будущем смогу доверять какому-нибудь мужчине? Боюсь, я всегда буду опасаться того, что и он тоже больной.
— Кстати, о мужчинах, — перевел разговор Грегори. — Я слыхал, фон Остенберг еще жив! Так это?
— Да, жив. Курт ничего не может толком сделать. Он, понимаешь, выстрелил и промахнулся, у него в черепе трещина. Три месяца провалялся в госпитале, а поскольку никаких настоящих улик против него не было, то Шпеер его взял на поруки и заставил снова работать над взрывчатыми веществами для «секретного оружия».
— Ты его в последнее время видела?
— Нет, но этот старый обормот, кажется, всерьез в меня влюбился. Как только выписался из госпиталя, несколько раз сюда являлся, умолял меня согласиться, чтобы он у меня жил. Но я вежливо и твердо ему указала от ворот поворот. Так что вернулся старый охальник к себе в общежитие при лаборатории, насколько мне известно, он и по сей день там.
Грегори рассказал ей об автомобильной аварии и о том, как его отправили в Заксенхаузен под именем князя Гуго. Долго извинялся за то, что так глупо расколотил ее машину, и клятвенно обещал возместить ей все убытки при первой же возможности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});