Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во второй половине дня моя дорога - извилистая ослиная тропа, пересекающая овраги с почти вертикальными стенами и скалистыми грядами, покрытыми чахлыми кедрами и кустарниковым дубом. Вокруг возвышаются горы с соснами и кедром. На склоне горы горит лес, и я проезжаю мимо лагеря людей, изгнанных со своего постоянного места жительства лесным пожаром. К счастью, они спасли все, кроме своих пустых домов и зерна. Они могут легко строить новые дома, и их соседи дадут или одолжат им достаточно зерна, чтобы дожить до следующего урожая. К закату холмистая местность заканчивается, и я спускаюсь в широкую хорошо обработанную долину, через которую проходит очень хорошая фургонная дорога. Я узнал, что она будет продолжаться до Сиваса. В Сивас из этого леса по дороге вывозят строительную древесину на арбах. Наличие этой дороги приносит мне дополнительное удовлетворение. Прибыв в достаточно крупную и сравнительно обеспеченную деревню мусульман, я получаю обильный ужин из яиц и пиллау, и, после bin, bin еще и еще раз, пока самый бессовестный турок среди них устал смотреть на это и больше не раздражал меня. Наконец-то, я получаю немного покоя. Ужин за двоих вместе с тяжелым восхождением на гору сегодня и недостаточным сном прошлой ночью дает свой естественный эффект. Я спокойно засыпаю, сидя на диване маленькой ханы, которая вполне может быть назван открытым сараем. Вскоре я проснулся. Они хотят, чтобы я покатался для них еще раз, прежде чем они уйдут на ночь. Поскольку луна ярко светит, я не выражаю никаких возражений, зная, что удовлетворение просьбы будет самым быстрым способом избавиться от их беспокойства. Затем они дают мне одеяла, и я провожу ночь в хане в одиночестве. Я легко засыпаю, в этих странных и постоянно меняющихся условиях, но обычно сплю не крепко, и несколько раз меня будят собаки, вторгающиеся в хану и нюхающие около моей кушетки. Мой ежедневный опыт среди этих людей учит меня похвальной привычке вставать с жаворонками. Не то, чтобы я стал студентом-энтузиастом или хотя-бы сильно желал бы этого. Но, замечено, что когда мало людей, уехать легче, чем когда я оказывался окруженный людьми и могу продолжить путь только когда люди успокоятся. Поэтому, у меня небольшой выбор, или потерять время из-за удовлетворения публики, или не выспаться, и из двух зол я предпочитаю ранний подъем. Всегда можно получить что-нибудь поесть перед тем, как начать движение, но для этого нужно подождать час после восхода солнца. Однако, у меня уже достаточно знаний об этих людях, чтобы сделать завтрак с ними второстепенным соображением, и поэтому я уезжаю ранним утром.
Дорога исключительно хороша, но восточный ветер поднимается вместе с солнцем и быстро превращается в сильный ветер, который превращает поездку против него во что угодно, кроме детской игры. Роз без шипов не бывает, тем не менее довольно обидно, когда хорошая дорога и воющий встречный ветер случаются вместе, особенно при пересечении страны, где хорошие дороги являются исключением, а не правилом. Около восьми часов я добираюсь до деревни, расположенной на въезде в скалистое ущелье, с журчащим ручьем, танцующим в пространстве между двумя каменными стенами. Я попросил еды у местных жителей. Мужчина немедленно приказывает своей жене принести мне пиллау. Не понятно по какой причине, но бедная женщина не готова выполнить приказ мужа. Женщина, вместо того, чтобы подчиняться приказу, подобно «хорошей жёнушке», входит в многословную перепалку, после чего ее муж заимствует ручку мотыги у соседа-свидетеля и выдвигается, чтобы наказать ее за то, что она осмеливалась, таким образом, не подчиняться его приказам. Женщина спешно отступает в дом, насылая турецкие эпитеты на голову своего преданного мужа. Эта женщина, очевидно, редкая фурия, иначе она никогда не использовала бы такой жестокий язык в отношении своего мужа в присутствии незнакомца и всей деревни. Когда-нибудь, если она не будет более разумной, ее муж вместо того, чтобы удовлетворить его возмущенные чувства, наказывая ее ручкой мотыги, в момент страсти вынудит ее покинуть свой дом, что в турецком законодательстве является довольно простой процедурой, достаточно заявить об этом в присутствии авторитетного свидетеля, и развод уже не подлежит отмене. Увидев, что я таким образом оказался в неловком положении, другая женщина - милое, заботливое создание! - приносит мне пшеничного пиллау, достаточного, чтобы накормить мула, и красивую миску с яортом, и я получаю полноценный завтрак. Рядом с местом где я ем, находятся пять трудолюбивых девушек, размалывающих пшеницу с помощью нового и интересного процесса, который до сих пор я еще ни разу не наблюдал. Возможно, это свойственно вилайету Сиваса, в который я сейчас въехал. Большой камень выдолблен как мелкая ступа аптекаря, пшеницу кладут, и несколько девушек (иногда целых восемь, как мне сказали потом американские миссионеры в Сивасе) собираются вокруг ступы и колотят и разминают пшеницу легкими длинноголовыми колотушками, ударяя в определенной последовательности , как читатель, вероятно, видел бригаду цирковых рабочих забивающих колышки палаток. Когда я впервые увидел цирковые штифты, забиваемые таким образом, несколько лет назад, я помню, как зрители отмечали это как совершенно новое и удивлялись, как несколько человек могут ударить по одному колышку без столкновения их кувалд. Однако, то же самое представление осуществлялось девицами здесь, кажется, с незапамятных времен - еще одно доказательство того, что нет ничего нового под солнцем. Десять миль хорошей езды, и я въезжаю в значительный город Еннихан, место, достаточно крупное и имеющий общественную кофе-хану и нескольких небольших магазинов. Здесь я беру на борт целую кучу прекрасных больших груш и, проехав пару миль до уединенного места, останавливаюсь, чтобы переместить груши из моего кармана туда, где они будут мне полезнее. Прежде чем я закончил вторую грушу, добрый пастух, который с соседнего холма наблюдал за мной, появляется рядом и ждет, с похвальным намерением
