Джихад. Экспансия и закат исламизма - Жиль Кепель

ПРИЛОЖЕНИЕ

Сайид Кутб

Джихад на пути Аллаха[509]

[Ниже мы приводим перевод текста, представляющего собой отрывок из книги Кутба «Маалим фи т-тарик» («Вехи на пути»).].

Имам Ибн аль-Кайим [аль-Джаузийя][510] кратко изложил ход джихада в исламе в своей книге «Скарб готовящегося к загробной жизни», а именно — в главе «О том, как Пророк поступал с неверными и лицемерами со времени ниспослания Откровения и до встречи со Всемогущим Аллахом.

В начале своей пророческой миссии Всевышний Аллах — да будет Он славен! — повелел ему читать во имя его Господа Создателя. В то время Он повелел ему возвещать [Истину] в сердце своем. Затем Он открыл ему айаты: «О завернувшийся [в одеяния свои]! Встань и увещевай!».[511] Затем Он повелел ему увещевать свою семью, потом — свое племя и остальных арабов, далее — всё человечество.

Став Пророком, Мухаммад в течение десяти лет только проповедовал, не сражаясь и не взимая откупа.[512] Ему было велено избегать конфликта и проявлять терпение. Аллах тогда разрешил ему переселиться из Мекки в Медину и дать бой. Потом Он повелел ему сражаться с теми, кто сражался с ним, но щадить тех, кто, не последовав за ним, с ним не сражался. После этого Он повелел ему сражаться с «многобожниками»[513] до тех пор, пока вся религия не будет принадлежать Аллаху. Получив повеление вести джихад, он столкнулся с тремя категориями неверных — теми, с кем можно договариваться о перемирии, теми, с кем ведется война, и теми, кто платит откуп. Ему было велено заключить договор с первыми и соблюдать его до тех пор, пока они тоже будут его соблюдать. В случае опасности измены с их стороны, ему следовало приостановить действие договора, но не сражаться с ними — до тех пор, пока у него не будет уверенности в том, что они нарушили соглашение. И с теми, кто так поступал, ему было велено сражаться. Когда была ниспослана сура «Бараа»,[514] в ней было сказано как поступать с каждой из категорий неверных: ему было велено сражаться с его врагами из числа людей Писания до тех пор, пока они не заплатят откупа или не примут ислам, и вести беспощадный джихад против неверных и лицемеров. Джихад против неверных он вел мечом и копьем, а против лицемеров — доводом и словом.

Исламисты хлопают дверью?

Уважаемый читатель, вы перевернули последнюю страницу «политического романа», написанного одним из самых оригинальных и остроумных аналитиков Европы. Исследование Жиля Кепеля не нуждается в дополнительных похвалах. Мало кто столь досконально владеет мусульманской фактурой и столь виртуозно излагает свои мысли.

Всё это, однако, не означает, что высказанные французом соображения — истина в последней инстанции. Сам Кепель, будучи блестящим полемистом, готовым отстаивать до конца свои идеи, прислушивается, тем не менее, и к мнению язвительных оппонентов.

Солидаризируясь во многом с автором «Джихада…», попробую высказать некоторые собственные соображения, порою идущие вразрез с авторскими.

«(…) на наших глазах, — пишет Кепель, — близится к завершению целый исторический цикл: как мы увидим, исламистские движения вступили в фазу заката. (…) эра исламизма — период с начала 70-х годов (кстати, страницей ниже он датирует старт этой «эры» началом 80-х. — А. М.) и до конца XX в.». Таков главный постулат Кепеля, заявленный во Введении и красной нитью проходящий через всю книгу.

Да, если рассматривать в качестве исключительной цели исламистов — захват власти, то их провал очевиден. Достаточно вспомнить о судьбе талибского эмирата в Афганистане, упадке религиозного революционаризма в Иране, неудаче исламистов в Судане, Алжире, Ферганской долине, Чечне, между прочим…

Но вот интересно, могли ли исламисты вообще рассчитывать именно на такого рода успех, т. е. на построение эффективного, рассчитанного на исторически длительный срок, функционирующего на основе заявленных ими принципов исламского государства? Можно ли всерьез полагать, что шариат способен стать конституционной основой для государства, и возможно ли сотворение эффективной системы с помощью полусредневековых регламентации и запретов?

За исключением самых упертых фанатиков, в это не верили и сами исламисты.

Так что провал сформулированной в таком виде конечной цели исламистов был априорен. Констатация его краха не содержит ничего принципиально эвристического.

Обреченность исламистов подтверждает и то обстоятельство, что, даже оказываясь у власти, исламские радикалы оказываются неспособны решить ни одной из кардинальных социальных и экономических проблем общества. Наоборот — строгое соблюдение ими их же собственных лозунгов возврата к буквалистскому следованию исламскому образу жизни, связанному с ограничением, вплоть до полного запрета заимствований элементов иной культуры, ограничивает мобильность общества, сдерживает инициативу граждан, усиливает изоляцию страны от остального мира. Что, замечу, страшит мусульманские правящие элиты, в том числе традиционного характера. В 1997 году, выступая в Тегеране на саммите Организации Исламской конференции, наследный принц Саудовской Аравии Абдулла предостерегал, что «быть изоляционистом становится непозволительной роскошью…».[515] В глазах большей части мусульманского мира пуританско-исламистский тип государственного устройства выглядит сомнительной мутацией, о чем можно судить по отношению мусульман к афганским талибам.

(С другой стороны, точно так же, как исламисты, и все прочие политические силы, в том числе квазидемократического типа, оказались бессильны решить экономические проблемы. Следуя этой логике, в мусульманском мире крах терпят все, а перспектив нет ни у кого.)

Зададимся вопросом: насколько власть, установление собственного режима правления была и остается для исламистов главной целью? Практика показывает, что куда увереннее они чувствуют себя в роли бескомпромиссной оппозиции, набирая очки критикой существующих правящих элит. Пребывание в оппозиции выглядит для исламистов куда более органичным и перспективным.

Следует ли ставить знак равенства между неспособностью исламистов создать свое государство с их уходом с политической сцены? Я бы не торопился этого делать.

ВО-ПЕРВЫХ, потому, что, несмотря на эту «условную» неудачу, исламистское движение остается политическим «актором», причем как на национальном, так и региональном уровнях. Остается оно и фактором мировой политики.

Исламистскую идеологию разделяют тысячи религиозно-политических партий и группировок. За них голосуют в среднем от 15 до 50 и более процентов избирателей в мусульманских странах. Исламисты заседают в парламентах, занимают посты в правительствах, наконец, и это самое главное — продолжают оказывать сильное влияние на самые разные слои великого мусульманского сообщества. Да и их попытки укрепиться у власти, безусловно, будут повторяться, как это имеет место, в том числе в, казалось бы достигшей невиданного для мусульманского государства уровня секулярности, Турции, где за последнее десятилетие исламистам дважды удавалось становиться во главе правительства.

ВО-ВТОРЫХ, идеология исламизма распространена во всех слоях и группах общества. Исламизм привлекателен и для бедных, и для богатых. Для бедных — исламская альтернатива содержит выход из их устойчиво бедственного положения. По справедливому замечанию Кепеля, в послевоенные годы исламизм явился реакцией на провал разного рода национальных, «социалистических», западно-ориентированных рыночных моделей развития. Его идеология глубоко социальна, что корреспондирует с имманентной «обмирщенностью» ислама как религиозной культуры и доктрины, с его претензиями на разрешение светских проблем (отсюда — и «исламская экономика», и исламское государство).

Исламисты предлагают свою, исламскую альтернативу общественного обустройства, которая должна привести к социальной справедливости, прочному государству, прекращению внешней зависимости. Кепель и многие другие ученые любят сравнивать исламскую радикальную идеологию с коммунистической, также претендовавшей на идеальную модель мироустройства. Подобно исламизму, коммунизм потерпел фиаско в сотворении такой модели, но не исчез.

Основные проблемы мусульманского общества по-прежнему не решены. И, судя по всему, в ближайшее время выход из социально-экономических трудностей не предвидится. Скорее наоборот — многие полагают, что на грани кризиса находятся некоторые мусульманские нефтедобывающие страны, что негативно скажется на общей обстановке в умме.

А значит, часть неимущих мусульман еще неопределенно долго будет видеть избавление от бед и несчастий на пути «реисламизации» общества, инкорпорации в государственную систему элементов исламской государственности, апелляцию к исламским нормативам и т. п. Иными словами, ислам останется одной из типических форм для выражения социального протеста, что опять-таки является оптимальной ситуацией для исламистов.