Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения - Владимир Новиков

В круге третьем свирепствует звероподобный пес Цербер. Залаял было на нас, но Вергилий усмирил и его. Здесь валяются в грязи, под тяжелым ливнем, души грешивших обжорством. Среди них мой зем­ляк, флорентиец Чакко. Мы разговорились о судьбах родного города. Чакко попросил меня напомнить о нем живым людям, когда вернусь на землю.

Демон, охраняющий четвертый круг, где казнят расточителей и скупцов (среди последних много духовных лиц — папы, кардина­лы), — Плутос. Вергилию тоже пришлось его осадить, чтобы отвязал­ся.

Из четвертого спустились в пятый круг, где мучаются гневные и ленивые, погрязшие в болотах Стигийской низины. Подошли к какой-то башне.

Это целая крепость, вокруг нее обширный водоем, в челне — гре­бец, демон Флегий. После очередной перебранки сели к нему, плы­вем. Какой-то грешник попытался уцепиться за борт, я его обругал, а Вергилий отпихнул. Перед нами адский город Дит. Всякая мертвая нечисть мешает нам в него войти. Вергилий, оставив меня (ох, страшно одному!), пошел узнать, в чем дело, вернулся озабоченный, но обнадеженный.

А тут еще и адские фурии перед нами предстали, угрожая. Выру­чил внезапно явившийся небесный посланник, обуздавший их злобу. Мы вошли в Дит. Всюду объятые пламенем гробницы, из которых доносятся стоны еретиков. По узкой дороге пробираемся между гробницами.

Из одной гробницы вдруг выросла могучая фигура. Это Фарината, мои предки были его политическими противниками. Во мне, услы­шав мою беседу с Вергилием, он угадал по говору земляка. Гордец, казалось, он презирает всю бездну Ада, Мы заспорили с ним, а тут из соседней гробницы высунулась еще одна голова: да это же отец моего друга Гвидо! Ему померещилось, что я мертвец и что сын его тоже умер, и он в отчаянии упал ниц. Фарината, успокой его; жив Гвидо!

Близ спуска из шестого круга в седьмой, над могилой паны-еретика Анастасия, Вергилий объяснил мне устройство оставшихся трех кругов Ада, сужающихся книзу (к центру земли), и какие грехи в каком поясе какого круга караются.

Седьмой круг сжат горами и охраняем демоном-полубыком Ми­нотавром, грозно заревевшим на нас. Вергилий прикрикнул на него, и мы поспешили отойти подальше. Увидели кипящий кровью поток, в котором варятся тираны и разбойники, а с берега в них кентавры стреляют из луков. Кентавр Несс стал нашим провожатым, рассказал о казнимых насильниках и помог перейти кипящую реку вброд.

Кругом колючие заросли без зелени. Я сломал какую-то ветку, а из нее заструилась черная кровь, и ствол застонал. Оказывается, эти кусты — души самоубийц (насильников над собственной плотью). Их клюют адские птицы Гарпии, топчут мимо бегущие мертвецы, причиняя им невыносимую боль. Один растоптанный куст попросил меня собрать сломанные сучья и вернуть их ему. Выяснилось, что не­счастный — мой земляк. Я выполнил его просьбу, и мы пошли даль­ше. Видим — песок, на него сверху слетают хлопья огня, опаляя грешников, которые кричат и стонут — все, кроме одного: тот лежит молча. Кто это? Царь Капаней, гордый и мрачный безбожник, сра­женный богами за свою строптивость. Он и сейчас верен себе: либо молчит, либо громогласно клянет богов. «Ты сам себе мучитель!» — перекричал его Вергилий…

А вот навстречу нам, мучимые огнем, движутся души новых греш­ников. Среди них я с трудом узнал моего высокочтимого учителя Брунетто Латини. Он среди тех, кто повинен в склонности к однопо­лой любви. Мы разговорились. Брунетто предсказал, что в мире живых ждет меня слава, но будут и многие тяготы, перед которыми нужно устоять. Учитель завещал мне беречь его главное сочинение, в котором он жив, — «Клад».

И еще трое грешников (грех — тот же) пляшут в огне. Все фло­рентийцы, бывшие уважаемые граждане. Я поговорил с ними о зло­счастиях нашего родного города. Они просили передать живым землякам, что я видел их. Затем Вергилий повел меня к глубокому провалу в восьмой круг. Нас спустит туда адский зверь. Он уже лезет к нам оттуда.

Это пестрый хвостатый Герион. Пока он готовится к спуску, есть еще время посмотреть на последних мучеников седьмого круга — ростовщиков, мающихся в вихре пылающей пыли. С их шей свисают разноцветные кошельки с разными гербами. Разговаривать я с ними не стал. В путь! Усаживаемся с Вергилием верхом на Гериона и — о ужас! — плавно летим в провал, к новым мукам. Спустились. Герион тотчас же улетел.

Восьмой круг разделен на десять рвов, называемых Злопазухами. В первом рву казнятся сводники и соблазнители женщин, во втором — льстецы. Сводников зверски бичуют рогатые бесы, льстецы сидят в жидкой массе смрадного кала — вонь нестерпимая. Кстати, одна шлюха наказана здесь не за то, что блудила, а за то, что льстила лю­бовнику, говоря, что ей хорошо с ним.

Следующий ров (третья пазуха) выложен камнем, пестреющим круглыми дырами, из которых торчат горящие ноги высокопостав­ленных духовных лиц, торговавших церковными должностями. Голо­вы же и туловища их зажаты скважинами каменной стены. Их преемники, когда умрут, будут так же на их месте дрыгать пылаю­щими ногами, полностью втеснив в камень своих предшественников. Так объяснил мне папа Орсини, поначалу приняв меня за своего пре­емника.

В четвертой пазухе мучаются прорицатели, звездочеты, колдуньи. У них скручены шеи так, что, рыдая, они орошают себе слезами не грудь, а зад. Я и сам зарыдал, увидев такое издевательство над людьми, а Вергилий пристыдил меня; грех жалеть грешников! Но и он с сочувствием рассказал мне о своей землячке, прорицательнице Манто, именем которой была названа Мантуя — родина моего слав­ного наставника.

Пятый ров залит кипящей смолой, в которую черти Злохваты, черные, крылатые, бросают взяточников и следят, чтобы те не высо­вывались, а не то подденут грешника крючьями и отделают самым жестоким образом. У чертей клички: Злохвост, Косокрылый и пр. Часть дальнейшего пути нам придется пройти в их жуткой компа­нии. Они кривляются, показывают языки, их шеф произвел задом ог­лушительный непристойный звук. Такого я еще не слыхивал! Мы идем с ними вдоль канавы, грешники ныряют в смолу — прячутся, а один замешкался, и его тут же вытащили крючьями, собираясь тер­зать, но позволили прежде нам побеседовать с ним. Бедняга хитрос­тью усыпил бдительность Злохватов и нырнул обратно — поймать его не успели. Раздраженные черти подрались между собой, двое свали­лись в смолу. В суматохе мы поспешили удалиться, но не тут-то было! Они летят за нами. Вергилий, подхватив меня, еле-еле успел перебе­жать в шестую пазуху, где они не хозяева. Здесь лицемеры изнывают под тяжестью свинцовых позолоченных одежд. А вот распятый (при­битый к земле колами) иудейский первосвященник, настаивавший на казни Христа. Его топчут ногами отяжеленные свинцом лицемеры.

Труден был переход: скалистым путем — в седьмую пазуху. Тут обитают воры, кусаемые чудовищными ядовитыми змеями. От этих укусов они рассыпаются в прах, но тут же восстанавливаются в своем обличье. Среди них Ванни Фуччи, обокравший ризницу и сваливший вину на другого. Человек грубый и богохульствующий: Бога послал «на фиг», воздев кверху два кукиша. Тут же на него набросились змеи (люблю их за это). Потом я наблюдал, как некий змей сливал­ся воедино с одним из воров, после чего принял его облик и встал на ноги, а вор уполз, став пресмыкающимся гадом. Чудеса! Таких мета­морфоз не отыщете и у Овидия,

Ликуй, Флоренция: эти воры — твое отродье! Стыдно… А в вось­мом рву обитают коварные советчики. Среди них улисс (Одиссей), его душа заточена в пламя, способное говорить! Так, мы услышали рассказ Улисса о его гибели: жаждущий познать неведомое, он уплыл с горсткой смельчаков на другой конец света, потерпел кораблекрушение и вместе с друзьями утонул вдали от обитаемого людьми мира,

Другой говорящий пламень, в котором скрыта душа не назвавше­го себя по имени лукавого советчика, рассказал мне о своем грехе: этот советчик помог римскому папе в одном неправедном деле — рассчитывая на то, что папа отпустит ему его прегрешение. К про­стодушному грешнику небеса терпимее, чем к тем, кто надеется спастись покаянием. Мы перешли в девятый ров, где казнят сеятелей смуты.

Вот они, зачинщики кровавых раздоров и религиозных смут. Дья­вол увечит их тяжелым мечом, отсекает носы и уши, дробит черепа. Тут и Магомет, и побуждавший Цезаря к гражданской войне Курион, и обезглавленный воин-трубадур Бертран де Борн (голову в руке несет, как фонарь, а та восклицает: «Горе!»).

Далее я встретил моего родича, сердитого на меня за то, что его насильственная смерть осталась неотомщенной. Затем мы перешли в десятый ров, где алхимики маятся вечным зудом. Один из них был сожжен за то, что шутя хвастался, будто умеет летать, — стал жер­твой доноса. В Ад же попал не за это, а как алхимик. Здесь же каз­нятся те, кто выдавал себя за других людей, фальшивомонетчики и вообще лгуны. Двое из них подрались между собой и потом долго бранились (мастер Адам, подмешивавший медь в золотые монеты, и древний грек Синон, обманувший троянцев). Вергилий упрекнул меня за любопытство, с которым я слушал их.