Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обходил курган раз за разом, взбирался на его вершину, смотрел с него на море, на густо-синюю, стынущую в преддверии зимы реку и не сомневался, что поблизости лежат остатки еще одной усадьбы, хозяин которой, по-видимому, нашел последнее успокоение под этим холмом.
Да, здесь было все, о чем только мог мечтать норвежец: покрытые густыми травами луга, земли, пригодные для пахоты, рыбная река, синеющий вдалеке лес… Та ничейная земля, которой так не хватало когда-то викингам. В поисках ее они уходили в морские набеги, а потом селились на новых местах — в Англии, Ирландии, Исландии и еще дальше на запад. Остатки скандинавских поселений следовало искать не на южном берегу Белого моря, как их искали все, а вот здесь, на Терском берегу, возле порогов, отступив от моря, где никто их не ожидал и не искал. Я понимал, что найти остатки древнего скандинавского жилища в условиях тундры гораздо труднее, чем заметить погребальный холм. И все же я был уверен, что они где-то рядом…
Увидел я их в ту же осень.
Пролетая над Пялицей, я попросил пилота сделать круг над порогами. Пока маленький самолетик разворачивался, я вдавился в стекло иллюминатора, и действительно метрах в трехстах от кургана, ближе к морю, передо мной на тундре мелькнул какой-то большой прямоугольник. Мелькнул — и скрылся. Но мне этого было достаточно. Это и были развалины усадьбы — земляного дома похороненного здесь викинга!
Что же, судьба сама распорядилась за меня. Открытие произошло. Следующим летом надо было начинать раскопки. Пока же готовиться к ним, не только добывая для этого средства от заинтересованных учреждений и собирая экспедицию, но и подняв всю связанную с этим литературу. Мне предстояло узнать все о том неведомом, с чем я мог встретиться при раскопках погребального памятника совершенно новой для меня эпохи. Я должен был знать все о конструкциях курганов скандинавов, о вещах, которые могли лежать под насыпью и в самой насыпи, чтобы быть готовым их расчистить, законсервировать, вынуть из грунта и довезти до лаборатории. Я должен был знать, что, где и как искать и что именно могу пропустить в этих поисках… А для этого требовалось самым серьезным образом изучить не только труды своих предшественников, специальную научную литературу, но и скандинавские саги — подробнейшую, самую полную энциклопедию жизни и знаний той эпохи. Времени на все это оставалось не так уж много.
…Сейчас, много лет спустя, я с удивлением вспоминаю последовательность событий, которые были истоками удивительных открытий, очевидности которых я не устаю поражаться до сих пор. Было ли это случайностью? Или всему виной удача, которой так дорожили викинги? Просто я не знал, что многого «не может быть», и потому пошел дальше там, где другие поворачивали назад.
Что заставило меня внимательно взглянуть на берега Пялицы? Только шлаки у Кузомени, на которые большинство археологов не обратило бы внимания. И даже не шлаки, а крица. Именно крица, а не топоры и меч, о которых мне рассказывали варзужане. Стоило мне прямо вернуться из Кузомени в Москву и зайти в библиотеку института, как я выяснил бы, что находки на «сухих буграх» ничего особенного не представляют, они относятся к XII веку и отмечают самую древнюю волну новгородской колонизации этих мест. На левом берегу Варзуги возле Кузомени в тридцатых годах нашего века был открыт и исследован небольшой могильник того времени, возникший на два с лишним столетия позже, чем хотелось бы мне.
Правда, была крица. Но и крица, если судить строго, не являлась столь уж весомым свидетельством. Именно так, используя опыт древних металлургов, вплоть до XVII века выплавляли железо из болотных руд монахи Соловецкого монастыря, преображавшие этот край своим неустанным трудом в течение четырех с половиной столетий. Остатки подобного железоделательного производства годы спустя я находил в других местах побережья Белого моря, которыми, как и Кузоменью, владел крупнейший хозяин Севера — Соловецкий монастырь. Теперь я могу сказать даже больше. Не только в XVIII, но даже в XIX веке именно так для собственных нужд и на продажу добывали железо поморские старообрядцы, смекалистые и предприимчивые соперники соловецких монахов…
Не сохранилось все это в памяти у кузоменцев? Но память людей — вещь сложная и капризная. Положиться на нее можно лишь с большими оговорками. Была когда-то плавильня, была кузница, потом сгорела, и о ней забыли. Возможно, произошло это в 1568 году, когда на Терский берег, в особенности же на варзужан и кузоменцев, обрушился знаменитый «Басаргин правеж», проще говоря, погром, которым, по государеву слову, руководил опричник Басарга Федорович Леонтьев. Его рейд с опричным отрядом по берегам Белого моря приравнивался в документах того времени к голоду и «лихому поветрию». На эти документы я наткнулся еще раньше, собирая материалы по Терскому берегу, а потом, вернувшись к ним снова, мог по достоинству оценить размах хозяйствования Ивана IV в своем уделе. Могло статься, что после Басарги об этой кузнице просто некому было помнить…
Собирая шлаки на песчаных буграх над Варзугой, я о многом еще не подозревал, а о другом не вспомнил. Только так оказалось возможным опознать в уже виденном мною холме над Пялицей скандинавский курган, а чуть позднее рядом с ним — остатки древних строений. Все это произошло, и по дороге в Москву у меня впервые шевельнулась мысль, что за всеми этими открытиями стоит проблема куда большая, чем только следы викингов, бывавших на беломорских берегах.
За всем этим стояла загадка Биармии, нашей северной Атлантиды.
2
Существовала ли Биармия? А если существовала, то где?
Точно такие же вопросы задают об Атлантиде.
Две загадочные страны, разделенные пространством и временем. Две культуры, следов которых не найдено. Но как разнятся их судьбы! Об Атлантиде нам сообщает всего лишь один, и то весьма сомнительный источник — древнегреческий философ Платон в диалогах «Тимей» и «Критий». Однако информация об Атлантиде там достаточно обстоятельная и большая. Вероятно,
