Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, в этой последовательности могильник на Большом Заяцком острове оказывался самым молодым, а самым древним тот, что нашел мой приятель-геолог. На это косвенным образом указывала и высота положения над уровнем моря всех трех некрополей, и то, что огненному погребению в древности предшествовало захоронение тела… Но то были уже детали, те фактические нюансы, которые позволят с большими подробностями «прочитать» историю этих людей.
…Я шел к машине, к моим спутникам, которых интересовали на Терском берегу отнюдь не древности — они занимались его новью, его будущим, — и думал, что именно отсюда, от этих двух могильников, найденных рядом друг с другом, буквально бросившихся мне под ноги, можно будет снова начать разматывать нить, ведущую к строители лабиринтов. К одной из самых больших и самых важных тайн Беломорья. Может быть, я смогу сделать еще несколько шагов на этом пути. Может быть, их сделает кто-то другой, не в этом дело. Важно, что первые метры пути к раскрытию тайны уже пройдены, тайна стала явью, и тем, кто придет за нами, предстоят увлекательные путешествия и открытия в неведомой стране неведомого народа, на берег которой посчастливилось ступить нам первыми…
Королевская сага
1
Песок был сухим и текучим. Предрассветный дождь смочил лишь его поверхность, покрыл тонкой влажной корочкой, но глубже не проник. Ноги вязли, скользили, пытаясь найти точку опоры. С каждым шагом я чувствовал, как наливаются свинцом и ноют натруженные накануне мышцы.
Достигнув спасительного вереска, связавшего песок своими корнями, я мог передохнуть и оглядеться.
Вчерашний день лежал по ту сторону спокойной просторной реки, широко разлившейся перед своим впадением в море. Прилив, как я мог видеть, был в полной силе. Он подпирал коричневый от настоя болот и тундр поток, поднявшийся в низких песчаных берегах, скрывший косы и отмели. Здесь, в трех-четырех километрах от устья, Варзуга ничем не походила на стремительную в своем среднем течении горную реку, плясавшую в брызгах кипящей пены среди камней ревущих порогов, зажатых в узкие коридоры красно-зеленых скал.
Между мною и берегом реки лежал песок, на котором отпечаталась неровная ниточка моих следов, тянувшаяся к примкнутой у берега лодке. Настоящая красная пустыня начиналась на противоположном, правом берегу реки, за серыми домиками Кузомени. Село стояло на песке и среди песка. Песок засыпал дома по окна, по крыши, языками заползал в сени, погребал деревянные тротуары, протянувшиеся вдоль улицы, обрушивался с высокого берега в реку. Тонкой полоской синел на горизонте лес; на севере поднимались высокие дюны, кое-где прихваченные молоденькими сосновыми посадками, а все пространство, которое мог охватить взгляд, было занято красным мелким песком, приходившим в движение от каждого порыва ветра.
Странную картину являли глазу человека такие пространства красных, белых, желтых и ржавых песков! Они начинались у пенной кромки синего моря, наступая от него на зеленую сочную тундру, испещренную синими зрачками маленьких блюдец-озер. На этих озерцах гнездятся утки с выводками, кружатся над ними чайки, а вокруг насколько хватает взгляд расстилаются одуряюще пахнущие заросли багульника. И только вдали, на горизонте, можно заметить ступенями поднимающиеся террасы сухих тундр с их ягодниками, мелким кустарником, карликовыми зарослями полярной березы и ивы… Вот так, между морем и тундрой, лежат эти песчаные пустыни. В их глубоких, тянущихся вдоль берега карьерах обнажается естественная летопись здешних мест. У самого подножия обрывов видны галечники; выше, в слоистых песках, залегают черные прослойки древних почв, скрытые поздними наносами. В этих черных слоях я находил угли древних очагов, обложенных камнями, — все или почти все, что осталось от поселений людей, живших здесь два, три, а то и больше тысячелетий назад.
Но не они занимали меня сейчас! Не черепки древних сосудов влекли меня накануне по песчаной пустыне и заставили сегодня чуть свет собраться на левый берег Варзуги.
Мне не давали покоя слова, пришедшие из какой-то скандинавской саги, прочитанные невесть когда и назойливо долбившие память последние дни: «…Все это время берег был у них с правой стороны, а море — с левой. Большая река впадала здесь в море. С одной стороны к реке подходил лес, а с другой — зеленые луга, на которых пасся скот. Здесь жил человек из Наумудаля, который поселился здесь с семьей и своими рабами. Он принял их дружески, и они пробыли у него два дня. После этого они поплыли дальше…»
Все описанное я мог видеть перед собой. Там, где сквозь клочковатый туман, несущийся с моря, видна была черно-красная пустыня, прижавшая к реке серые домики Кузомени, еще не так давно расстилались зеленые луга. На крутых песчаных дюнах поднимался могучий сосновый бор, памятью о котором остались обглоданные ветрами пни, стоявшие, как осьминоги, на кривых корнях высоко над песком. Невидимое сейчас море дышало зябким и влажным холодом, его присутствие я ощущал все время, пока поднимался от реки, и, когда я останавливался и оборачивался, сквозь редкие клочья тумана я видел, в общем-то, все то, о чем повествовала древняя сага.
Началось это несколько дней назад в избушке геологов, стоявших лагерем между Кашкаранцами и Кузоменью. К вечеру подошли рыбаки, привернули на огонек варзужане, и, когда разговор коснулся древности этих мест, я услышал, что здесь, возле Кузомени, на «сухих буграх», местным жителям случалось находить железные топоры, непохожие на современные, наконечники стрел, подковы и — насколько я мог доверять описаниям — даже меч.
Вот тут что-то и сдвинулось в памяти. Сместились какие-то пласты сознания, и память, словно автомат, выбрасывающий билетик, выщелкнула вдруг этот странный текст, который высветлил окружавший меня мир так же, как проявитель фотографическую пластинку. Вот почему, невзирая на промозглый день, холодный ветер с моря, туман и зябкую изморось, я сейчас шел через пески и вереск все выше, к желтевшей наверху площадке, поросшей редкими сосенками и можжевельником.
То, что я не мог припомнить, откуда именно я взял
