Бисмарк - Николай Анатольевич Власов

оба станут нашими противниками. […] Судьба Болгарии и Восточный вопрос в целом по-прежнему не являются для нас причиной войны. Однако наша заинтересованность в сохранении Австрии и хороших отношений с ней достаточно велика для того, чтобы толкнуть нас против нашей воли в войну, если австрийская монархия окажется под серьезной угрозой»[737]. Одновременно Бисмарк оказывал давление на Вену, предупреждая, что не поддержит наступательную политику Австрии. Все это сопровождалось ожесточенной кампанией в прессе всех заинтересованных сторон: газеты кричали о приближающейся войне.

Возобновление Союза трех императоров стало в такой обстановке невозможным. В Петербурге не желали и слышать ни о каком соглашении с Австрией. Одна из конструкций, обеспечивавших доминирующее положение и безопасность Германии в Европе, рухнула. Параллельно во второй половине 1880-х годов интенсифицировались российско-французские контакты, заинтересованность в которых демонстрировали обе стороны. Ситуация принимала неблагоприятный для Берлина оборот. При этом Германия вопреки воле Бисмарка едва не оказалась вовлечена в болгарские дела. Речь шла о проекте брака между князем Александром Баттенбергом и принцессой Викторией, дочерью кронпринца Фридриха Вильгельма. Супруга последнего, кронпринцесса Виктория, прилагала массу усилий, чтобы устроить таким путем счастье собственной дочери. Бисмарк же видел в проекте «болгарского брака» большую опасность для российско-германских отношений и всеми силами воспротивился его заключению. «Прусско-болгарская свадьба, — писал он императору, — была бы той точкой, в которой наша политика отошла бы от своего прежнего пути с весьма опасными для себя последствиями»[738]. В конечном счете канцлер смог одержать верх.

Одновременно обострились германо-французские отношения. «Попытку придать французской политике иную направленность, нежели антигерманская, я вынужден считать неудавшейся», — писал Бисмарк монарху в октябре 1885 года[739]. Он вновь сделал ставку на сближение с Лондоном в ущерб Парижу. Той же осенью парламентские выборы во Франции укрепили позиции партий, выступавших за непримиримую вражду с Германией, В январе 1886 года французским военным министром стал популярный дивизионный генерал Жорж Буланже, открыто призывавший к реваншу и использовавший всю свою власть и влияние для того, чтобы ускорить подготовку армии к войне.

«Двойной кризис» 1886 года на западном и восточном направлениях германской политики спровоцировал серьезный конфликт «железного канцлера» с военным руководством, на сей раз в лице генерал-квартирмейстера прусского Генерального штаба графа Альфреда фон Валь-дерзее, заместителя и самого вероятного преемника престарелого графа фон Мольтке. Получив эту должность в 1882 году, Вальдерзее сразу же стал претендовать на серьезное влияние в политических вопросах. Он горячо выступал за скорейшую превентивную войну, считая столкновение с Россией и Францией неизбежным. При этом Вальдерзее питал к политическому руководству страны гораздо меньше пиетета, чем сам Мольтке, разделяя распространенный среди его коллег взгляд, что «государственная власть может лишь создать для нации наиболее благоприятную с военно-стратегической точки зрения исходную позицию, поскольку последнее слово все равно скажут мечи»[740]. Естественно, вскоре он вступил в конфликт с Бисмарком, изначально симпатизировавшим ему. Уже в 1886 году пути двух деятелей окончательно разошлись. Обуздать горячие головы в Генеральном штабе стоило Бисмарку немалых усилий.

Справедливости ради следует отметить, что канцлер со своей стороны тоже активно вмешивался в чисто военные вопросы. В первую очередь это касалось сюжетов, находившихся в сфере компетенции военного министерства — например, закупки новых образцов вооружений. Выше уже говорилось о роли, сыгранной Бисмарком в принятии на вооружение крупповского полевого орудия С/73 в начале 1870-х годов. Теперь он активно требовал от военного министерства скорейшего принятия на вооружение боеприпасов с бездымным порохом, созданным частной компанией, а также разработки соответствующей новой малокалиберной пехотной винтовки (будущая Gewehr 88). Высказывал Бисмарк свое мнение и в вопросах стратегического планирования; так, в конце 1887 года он заявлял, что в случае войны на два фронта германская армия не сможет начать масштабного наступления на востоке до разгрома Франции[741].

Пиком кризиса в германо-французских отношениях стал произошедший в апреле 1887 года «инцидент Шнебеле». Это была целенаправленная провокация, в ходе которой французского пограничного чиновника эльзасца Гийома Шнебеле заманили на немецкую территорию и там арестовали. В принципе подобные инциденты нередко случались в отношениях двух далеко не дружественных держав, однако момент благоприятствовал тому, чтобы пресса по обе стороны границы раздула случившееся до невероятных размеров. Буланже требовал предъявления Германии ультиматума и мобилизации французской армии. Однако до войны дело не хотели доводить ни в Париже, ни в Берлине. По личному распоряжению Бисмарка Шнебеле был выпущен на свободу, а в конце мая Буланже ушел в отставку.

В том же 1887 году «железному канцлеру» удалось добиться двух серьезных внешнеполитических успехов. Первым из них стало образованием так называемой Средиземноморской антанты в составе Великобритании, Италии и Австро-Венгрии. Стороны подписали соглашение, в соответствии с которым обязывались поддерживать существующее статус-кво в бассейне Средиземного моря. Кроме того, договор включал в себя гарантии целостности Турции, которая не должна была никому передавать своих прав на Болгарию. Защита целостности и независимости Османской империи должна была осуществляться участниками соглашения даже против ее воли. Договор, таким образом, имел реальную направленность против России. Хотя Германия напрямую не участвовала в Средиземноморской антанте, последняя была в значительной степени плодом усилий Бисмарка. Именно Берлин выступил с идеей подписания подобного пакта, и «железный канцлер» приложил большие усилия к тому, чтобы преодолеть колебания англичан. Он даже продемонстрировал британскому премьер-министру Роберту Гаскойн-Сесилу 3-му маркизу Солсбери текст секретного австро-германского альянса, чтобы доказать, что Берлин в случае вооруженного конфликта не останется в стороне. Фактически подписание договора означало вовлечение Лондона в орбиту германской системы союзов.

Вторым успехом стало восстановление «провода в Петербург». Хотя российская дипломатия начала все в большей степени ориентироваться на Францию, окончательно портить отношения с Германией на берегах Невы не хотели. В январе 1887 года состоялись первые переговоры на предмет заключения двустороннего пакта о нейтралитете. Однако до конструктивного обсуждения дело дошло только в апреле. Между участниками диалога сразу же обнаружились серьезные противоречия. Если российская сторона хотела получить полную свободу рук в отношении Австрии, то Бисмарк подчеркивал, что не бросит Вену на произвол судьбы. В конце концов он даже продемонстрировал российскому послу в Берлине графу Павлу Шувалову[742] текст секретного австро-германского союза 1879 года.

После долгих переговоров 18 июня был наконец подписан документ, вошедший в историю как Договор перестраховки. Он обеспечивал каждому из партнеров доброжелательный нейтралитет другого в случае войны с третьей державой; этот принцип не действовал только при нападении одной из сторон на Францию или Австрию. Стороны также обязывались уважать интересы друг друга и соблюдать статус-кво на Балканах. К секретному договору был добавлен совершенно секретный дополнительный