Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл

21 сентября 1849 года

Мой дорогой сэр,

я благодарна Вам за то, что Вы сумели сохранить мою тайну, и лучше позаботиться о ее сохранении не смогла бы я сама. Вы спрашиваете в одном из последних писем, получится ли избежать узнавания моего авторства в Йоркшире? Я настолько мало здесь известна, что, по-видимому, получится. Кроме того, книга в гораздо меньшей степени основана на действительных событиях, чем кажется. Мне трудно даже передать Вам, как мало в действительности я знаю жизнь, как немного на свете людей, которых знала я, и как ничтожно мало тех, кто знает меня.

В качестве примера того, как были придуманы персонажи, возьмем мистера Хелстоуна. Если у героя и был прототип, то это священник, умерший несколько лет назад в весьма почтенном возрасте – около восьмидесяти лет245. Я видела его всего один раз – при освящении церкви, и мне тогда было всего десять лет. Помню, меня поразила его внешность и суровый, воинственный вид. В последующие годы я узнавала о нем по рассказам местных жителей. Некоторые вспоминали его с воодушевлением, другие – с ненавистью. Я прислушивалась к различным историям (подчас свидетельства противоречили друг другу) и делала выводы. Прототипа мистера Холла я видела, и он тоже немного меня знает246. Но я полагаю, он не способен заподозрить, что я внимательно наблюдала за ним ради превращения его в литературного персонажа. Он столь же способен заподозрить меня в написании романа, как и его пес Принц. Маргарет Холл247 называет «Джейн Эйр» «безнравственной книгой», ссылаясь на авторитет «Квотерли»; это выражение в ее устах, должна признаться, задевает меня за живое. У меня открылись глаза на тот вред, который причинил «Квотерли». Маргарет не стала бы называть роман безнравственным, если бы ей не сказали об этом другие.

Для меня не важно, известна я или нет, правильно судят обо мне или нет, – я не могу писать иначе. Я могу идти только в том направлении, в котором ведет меня мой дар. На свете было только два человека, которые понимали меня и которых понимала я, – обеих больше нет. У меня есть те, кто любит меня и кого люблю я, не ожидая и не имея права ожидать, что они смогут меня хорошо понять. Я довольна тем, что есть, и в области литературы мне следует идти собственным путем. Потеря самых близких и дорогих на свете сильно влияет на человека: он начинает искать, что же еще в жизни может послужить ему опорой, и если находит нечто подобное, то хватается за него мертвой хваткой. Способность сочинять спасла меня, когда я тонула, это было три месяца назад. Именно упражнения в вымысле помогали мне держать голову над поверхностью воды, и результаты этих фантазий радуют меня теперь: я чувствую, что они несут радость и другим. Я благодарна Господу, который дал мне эту способность.

Искренне Ваша,

В момент, когда это письмо было написано, обе служанки – и Тэбби, и молодая женщина, которая ей помогала, – лежали больные, и вся домашняя работа, если не считать редкой внешней помощи, падала на плечи мисс Бронте. Ей же приходилось заботиться и об обеих больных.

Младшая служанка была больна серьезно. Однажды мисс Бронте услышала крик Тэбби, звавшей ее в кухню. Войдя туда, Шарлотта увидела, что бедная старушка (Тэбби было уже за восемьдесят) свалилась со стула и лежит на полу так, что ее голова попала под решетку для приготовления пищи. Когда я познакомилась с Тэбби два года спустя, она описала мне нежную заботу, которой окружила ее в те дни Шарлотта. По словам старушки, «родная мать так бы не заботилась о своем дитяте, как мисс Бронте обо мне. Да! Она славная очень. Очень!» – заключила Тэбби.

Однако был один день, когда натянутые нервы не выдержали. По словам самой Шарлотты, она «просто выпала из действительности на десять минут, села и заплакала как дурочка. Тэбби не могла ни стоять, ни ходить. Папа объявил, что жизнь Марты под угрозой. Сама я совсем пала духом от постоянной головной боли и слабости. В тот день я просто не знала, что делать, за что хвататься. Но слава Господу! Марта теперь выздоравливает. Тэбби, я надеюсь, скоро пойдет на поправку. Папа в порядке. Я чувствую удовлетворение, получив известия от своих издателей: им понравилось то, что я прислала. Все это действует ободряюще. Но жизнь – это битва. Дай Бог, чтобы мы все смогли выдержать сражение!»

Верная подруга, которой Шарлотта писала это, видела, что силы мисс Бронте на пределе и нуждаются в чем-то ободряющем. Поэтому она прислала ей в подарок ванну с душем – вещь, которую та давно хотела приобрести. Вот как описывает Шарлотта получение этого подарка:

28 сентября 1849 года

…Марта уже почти поправилась, и Тэбби чувствует себя гораздо лучше. Вчера пришла огромная посылка с надписью: «Нельсон, Лидс». Тебя следует просто отшлепать – вот какова будет благодарность за все твои заботы. <…> Когда бы ты ни приехала в Хауорт, ты сможешь, разумеется, вымокнуть насквозь в нашем душе. Я все еще не распаковала эту несчастную посылку.

Твоя, насколько ты этого заслуживаешь,

В это время над Шарлоттой нависла неприятная угроза. У нее имелись железнодорожные акции; еще в 1846 году она писала мисс Вулер, что хочет их продать, однако не сделала этого, поскольку не сумела склонить на свою сторону сестер и предпочла риск материальных потерь риску задеть чувства Эмили, поступив наперекор ее воле. Теперь акции обесценились, что подтвердило изначальную правоту Шарлотты. Это были акции Йоркской и Северноцентральной компании – одной из железных дорог мистера Хадсона248, который получал большие доходы от использования своей весьма своеобразной системы управления. Шарлотта обратилась к мистеру Смиту, другу и издателю, за сведениями по этой теме. После получения ответа она направила ему следующее письмо:

4 октября 1849 года

Мой дорогой сэр,

мне не следует Вас благодарить, надо только уведомить о получении Вашего письма. Дело, несомненно, очень плохо: хуже, чем я думала, и много хуже того, что думал мой отец. Некоторое количество железнодорожных акций, имеющихся у меня, если исходить из их изначальной стоимости, составляло некий капитал, небольшой, но значительный для меня, с моими взглядами и привычками. Теперь же получается, что нельзя рассчитывать даже на малую долю от него. Мне придется открыть горькую истину моему отцу не сразу, а постепенно, а самой тем временем терпеливо ждать момента, когда наступит некая ясность в делах. <…> Чем бы все это ни окончилось, мне следует быть скорее благодарной, чем разочарованной. Когда я сравниваю свой случай с тысячами других, то оказывается, что у меня едва ли есть повод жаловаться. Многие, очень многие лишились из-за этой странной железнодорожной системы буквально хлеба насущного. Поэтому тем, кто всего лишь потерял излишки, отложенные на будущее, не следует спешить сетовать на судьбу. Мысль о том, что «Шерли» понравилась на Корнхилл, доставляет мне большую, хотя и тихую радость. Не сомневаюсь, впрочем, что Вы, как и я сама, готовы к суровым оценкам критиков. Но при этом я имею основания полагать, что судно построено достаточно крепко, чтобы пережить не одну бурю и в конечном итоге совершить выгодное для Вас плавание.