Успех или борода - Пенни Рид

малодушной трусихой, предательницей – и возненавидела это ощущение.

Мне вдруг вспомнились слова Джетро, сказанные с такой любовью: «Мне эта идея поперек горла. Меня от нее воротит. Отчасти оттого, что я не хочу лгать людям, но в основном от эгоизма. Я тебя люблю, и мысль о том, что мы должны скрывать наши отношения, вызывает у меня желание что-нибудь разнести в хлам».

Мне тоже захотелось что-нибудь расколотить вдребезги.

Прежде всего нос Тому Лоу.

А затем – всеобщее привычное мнение о том, кто я такая. Я готова освободиться.

Приняв решение, я выдержала паузу и ослепительно улыбнулась, глядя Тому в глаза:

– Оно действительно не на той руке. Спасибо за подсказку.

Его глаза расширились от удивления и любопытства. Том явно терялся в догадках, что я затеяла.

Очень аккуратно я сняла свое помолвочное кольцо, принадлежавшее когда-то бабушке Джетро, с правой руки и надела туда, где ему надлежало быть. Затем я повернулась к толпе фотографов и выставила на всеобщее обозрение палец, словно посылая всех подальше безымянным пальцем вместо среднего.

– Я действительно помолвлена и выхожу замуж. Мой жених не смог приехать, он занят гуманным отловом гигантских черных медведей, которых затем отвозят подальше в лес и отпускают. Я просто не могу дождаться, когда же вы все с ним познакомитесь. Его зовут Джетро Уинстон, он рейнджер национального парка в Теннесси. Мы очень любим друг друга и поженимся осенью, когда деревья наденут свой празднично-яркий наряд.

Я широко улыбалась, дыша легко и свободно от ощущения глубокой внутренней правильности происходящего. Я ожидала новых вопросов, но Арвал глядел на меня, отвесив челюсть. Лица Тома я не видела, потому что не смотрела на него. Мне было все равно, взбешен он или театрально потрясен. Мнение Тома Лоу меня не волновало.

Потому что, как сказал Джетро, учитывать мнение других нелишне, но только если это дорогие тебе люди.

Глава 34

Смерть – не самая большая потеря в жизни. Самая большая потеря – это то, что умирает в нас, пока мы живы.

Норман Казинс

Джетро

– Ты снова пьешь свою бурду? – сморщив нос, спросил я у Клета, присматриваясь к бумажному пакету и кофейной кружке, с которыми он влез в мой пикап. Кабина наполнилась каким-то тухлым запахом.

– Нет, я пью лишь одну чашку моего особого отвара в день.

– Тогда что воняет?

– Мусор.

Я прищурился на братца:

– Какой еще мусор?

– Воняет мусор. И сероводород. Еще дерьмо.

Я со вздохом завел глаза вверх:

– Я спрашиваю, чем здесь воняет? Что у тебя в этом пакете?

– Ты не спросил, чем воняет здесь; ты спросил, что воняет. Откуда мне было знать, что тебе нужен не перечень дурно пахнущих субстанций?

Уставившись вперед, я прикусил язык, чтобы не нагрубить Клету. Что-то мне подсказывало – он не просто так мрачен, как туча.

Мы возвращались домой, но сперва нам требовалось кое-чего прикупить в «Пигли-Уигли». В расставленные ловушки попалось пять медведей, и я порядком подустал за сегодня. Отвезя зверей подальше и выпустив, я на обратном пути на съемочную площадку заехал за Клетом.

Он начал грубить буквально сразу. Клет вообще пребывал не в духе с той минуты, как заметил бабушкино кольцо на пальце Сиенны. Спасения от него не было, оставалось игнорировать.

Я опустил стекло. Что бы Клет ни вез в своем бумажном мешке, оно пахло как рыба, три дня пролежавшая на жаре, и подгоревший попкорн.

Остаток пути мы ехали молча. Тишину нарушало лишь сердитое сопенье Клета.

Въехав на парковку, я спрыгнул на асфальт. Звук захлопнувшейся дверцы дал понять, что Клет не собирается ждать меня в пикапе. Я пошел в магазин, на ходу составляя список покупок, но в ряду овощей и фруктов мое внимание вдруг привлекли букеты роз рядом с бананами.

Розы продавались самые разные. Сиенна возвращается завтра днем, и мне пришла мысль встретить ее с цветами – просто чтобы увидеть улыбку на ее лице.

– Бери белые с розовой каймой.

Я оглянулся и увидел незаметно подошедшую сзади Дженнифер Сильвестр. Как обычно, она надела какое-то явно дорогое платье и высоченные шпильки. Длинные светлые волосы собраны в свободный, но затейливый пучок, на шее красовалось жемчужное колье, при этом в руках Дженнифер держала большой грязный ящик бананов. Я нахмурился на это недоразумение женского пола, припарадившееся как на воскресную проповедь – и с ящиком.

Я шагнул к ней перехватить тяжелую ношу, но Дженнифер проворно поставила бананы на пол и взяла один из букетов.

– Вот эти ей понравятся, сорт «муссон». – Она улыбнулась, глядя на меня снизу вверх своими фиалковыми глазами, и сунула букет мне в руки. – У них очень тонкий аромат, а когда раскроются, пахнут еще лучше.

Глаза у Дженнифер не просто фиалковые, а настоящие фиолетовые – никогда больше не видел подобных глаз. При этом от природы она жгучая брюнетка – я помнил ее совсем малявкой. Это мамаша начала красить ей волосы лет в тринадцать.

Ее отцу Кипу Сильвестру, директору старшей школы, не по душе было внимание, которое привлекали черные волосы, бледная кожа и фиолетовые глаза его дочери, поэтому Дженнифер росла, как говорится, из дому ни ногой. Она по характеру-то нормальная, но у нее привычка доводить неловкость ситуаций до крайности без всякой причины.

Да и бог с ней.

Я состроил любезную мину:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбнулась Дженнифер и нагнулась за своими бананами.

Я положил розы для Сиенны в тележку и успел подхватить ящик первым:

– Дженнифер Энн Сильвестр, тебе не годится таскать такие тяжести.

– Да все нормально, – недовольно сказала она, порываясь отобрать у меня бананы. – Я такой раз в неделю покупаю, уже привыкла.

– Ты на своих ходулях еще шею свернешь с ящиком, и что я тогда скажу твоему папе? Куда нести, к тебе в машину?

– Я же сказала, я прекрасно справлюсь! –