Меч Шаннары - Терри Брукс

Балинор заметил удивленные взгляды эльфов и коротко улыбнулся.

— Все не так плохо, как может показаться, — успокоил он.

Хендель в отчаянии тряхнул головой и надолго замолчал.

— Мы с моим младшим братом Палансом единственные дети Рула Букханна, короля Каллахорна, — не дожидаясь вопросов, начал Балинор, его взгляд снова обратился на далекий город, словно принц пытался разглядеть свое прошлое. — В детстве мы были очень близки, как и вы… Но с годами наши взгляды на жизнь разошлись… как часто бывает у разных людей, даже если они братья. Я как старший брат должен был унаследовать трон. Разумеется, Паланс всегда понимал это, и все же чем старше мы становились, тем больше мое престолонаследие отдаляло нас друг от друга. Главной причиной размолвок было различие наших взглядов на будущее страны… Боюсь, это трудно объяснить…

— Совсем не трудно, — возмущенно засопел Хендель.

— Хорошо, пусть не трудно, — устало согласился Балинор, и Хендель тут же кивнул. — Паланс считает, что Каллахорн больше не должен оставаться первым оборонительным рубежом на пути врагов к Южным землям. Он хочет распустить Пограничный легион и отделиться от остального Юга. Мы никак не могли договориться с ним…

— Расскажи им все, Балинор, — ледяным тоном произнес Хендель.

— Мой недоверчивый друг думает, что Паланс перестал быть хозяином своих слов и давно поет с чужого голоса. Он во всем слушается советов одного чернокнижника по имени Стенмин. Алланон считает, что этот низкий человек без совести и чести намеренно подталкивает Паланса к гибели. Стенмин объявил отцу и всему народу, что править будет мой брат, а не я. Он настроил брата против меня. Когда я уходил, Паланс уже был твердо убежден в том, что я не гожусь в правители Каллахорна.

— А этот шрам? — тихо спросил Дьюрин.

— Перед тем как я ушел с Алланоном, мы повздорили, — ответил Балинор, покачивая головой, словно вновь вспоминая злополучный день. — Даже не помню, с чего началась ссора, только Паланс вдруг впал в ярость, в его глазах горела настоящая ненависть. Я развернулся, чтобы уйти, а он схватил со стены кнут и хлестнул им, попав мне по лицу. Я решил на время покинуть Тирсис, чтобы он мог успокоиться и обдумать свои поступки. Если бы я остался, могло бы…

Он не договорил, а Хендель посмотрел на эльфов таким красноречивым взглядом, что в исходе ссоры братьев сомневаться не приходилось. Дьюрин нахмурился, недоумевая, каким же должен быть брат Балинора, чтобы пойти против такого человека. На всем долгом пути до Паранора северянин не однажды проявил доблесть и отвагу, и даже Алланон во многом полагался на него. И все же брат принца намеренно и ожесточенно выступил против него. Эльф ощущал глубокое сочувствие к храброму воину, вернувшемуся домой, где мира не было даже в его родной семье.

— Поверьте, мой брат не всегда был таким. Он, в общем-то, не злой человек, — продолжал Балинор, словно хотел убедить в этом не своих слушателей, а самого себя. — Этот Стенмин имеет над Палансом какую-то необъяснимую власть и нарочно настраивает брата против меня, порождая в нем приступы чудовищной ярости…

— Если бы только это, — резко перебил Хендель. — Паланс настоящий фанатик, он жаждет трона и нападает на тебя под предлогом неусыпной заботы о народе. Он просто захлебывается от собственной добродетельности и великодушия.

— Может, ты и прав, Хендель, — тихо согласился Балинор. — Но он мой брат, и я люблю его.

— Поэтому он так опасен, — заявил гном и встал перед рослым принцем, уверенно глядя ему в глаза. — Он-то тебя больше не любит.

Балинор ничего не ответил, он смотрел на западные равнины, тянувшиеся до самого Тирсиса. Все молчали, оставив принца наедине с его раздумьями. Когда Балинор снова посмотрел на своих спутников, лицо его светилось безмятежностью, словно и не было нелегкого разговора.

— Пора идти. Надо попасть в город до ночи.

— Дальше я с вами не пойду, Балинор, — быстро вставил Хендель. — Я должен вернуться домой, гномам надо готовить армию к обороне Анара.

— Ты бы мог заночевать в Тирсисе, а утром уйдешь, — торопливо произнес Даэль; юный эльф очень беспокоился за уставшего гнома и пытался задержать его под любым предлогом.

Хендель снисходительно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Нет, до рассвета я должен пройти эти земли. Если я задержусь на ночь в Тирсисе, то потеряю целый день пути, а время сейчас дорого нам всем. Свобода Южных земель зависит оттого, насколько быстро мы сможем собрать и объединить армии, чтобы дать отпор Повелителю чародеев. Теперь, без Ши и меча Шаннары, армии — наша последняя надежда. Я иду в Варфлит, там и заночую. Будьте осторожны, друзья мои. Да пребудет с нами удача.

— Удачи и тебе, отважный Хендель. — Балинор протянул широкую ладонь.

Хендель горячо пожал руку ему и братьям-эльфам, после чего, махнув на прощание, скрылся в лесу.

Балинор и эльфы подождали, пока гном не исчез между деревьями, а затем двинулись через равнины к стенам Тирсиса. Солнце скрылось за горизонтом, и красноватые краски на тусклом небе сменились темно-серой палитрой, чуть разбавленной синевой. Приближалась ночь. Когда засияли первые звезды, они прошли половину пути, и массивные черные контуры великого города закрывали уже почти весь горизонт. По дороге принц Каллахорна поведал эльфам историю возведения Тирсиса.

Сама природа выбрала место для рукотворной крепости. Город выстроили на высоком плато, которое протянулось вдоль гряды небольших, но совершенно неприступных утесов. Эти утесы полностью закрывали плато с юга и частично — с востока и запада. Не такие высокие и величественные, как Драконьи Зубы или Чарнальские горы, они были почти отвесные на юге, и никому еще не удавалось забраться на них. Таким образом, Тирсис был надежно защищен с тыла, и с южной стороны не требовалось возводить никаких укреплений. Плато, на котором стоял город, достигало чуть больше трех миль в самом широком месте и резко обрывалось над бескрайними равнинами, которые тянулись на севере и западе до реки Мермидон, а на востоке — до лесов Каллахорна. Именно бурные воды Мермидона служили первым защитным рубежом при нападении, и редкой армии удавалось зайти дальше реки, чтобы добраться до плато и выйти к городским стенам. Те, кому все же удавалось преодолеть реку, оказывались перед крутой стеной плато, которую было удобно защищать сверху. Единственной переправой на отвесный берег служил огромный подъемный мост из камня и железа, который опускался прямо из стены.

Но даже если врагу улыбалась удача взобраться на плато и оказаться тем самым на подступах к крепости, оставался еще и третий рубеж обороны, преодолеть который не удавалось еще ни одной армии. В двухстах ярдах от края плоскогорья, охватывая город полукольцом и упираясь в неприступную гряду утесов на юге, поднималась исполинская Внешняя стена. Сложенная из огромных каменных глыб, скрепленных цементом, стена была идеально гладкая, и влезть на нее без специального снаряжения казалось невозможным. Она взмывала ввысь почти на сотню футов, массивная, толстая, непреодолимая. Наверху, по всему полукружью стены, были сооружены бастионы для защитников крепости с тайными укрытиями для лучников, позволяющими незаметно стрелять по незащищенным врагам внизу. Почти тысячу лет древняя стена из грубых каменных глыб отваживала незваных гостей. С тех пор как ее возвели после Первой войны рас, ни одна вражеская армия не смогла проникнуть в Тирсис.