Нюрнбергский эпилог - Аркадий Полторак

С чисто немецким педантизмом Шахт разрабатывал до мельчайших подробностей систему эксплуатации германской экономики в военное время, начиная с использования промышленных предприятий, сырьевых ресурсов, рабочей силы и кончая распределением восьмидесяти миллионов продуктовых карточек. Под его руководством разрабатываются экономические планы производства двухсот важнейших видов военных материалов.

Шахт не жалеет средств на строительство военных заводов. Доля национального дохода, ассигнованного на военные приготовления, повышается с шести процентов в 1933 году до тридцати четырех в 1938 году. И генеральный уполномоченный по вопросам военной экономики лучше всех знает, что делается это за счет усиливающейся эксплуатации трудящихся.

3 мая 1935 года в секретном меморандуме Гитлеру Шахт писал, что успешное и быстрое осуществление программы вооружения «является основной проблемой немецкой политики, и потому все остальное должно быть подчинено только этой цели». Для покрытия расходов на финансирование вооружений предпринимается усиленный выпуск бумажных денег. Ничтоже сумняшеся, Шахт бросает «в общий котел» на перевооружение вермахта даже находящиеся в Рейхсбанке вклады иностранцев, и притом похваляется: «Таким образом, вооружение частично финансируется за счет вкладов наших политических противников».

Шахт устанавливает систему специальных лицензий, регулирующих импорт: валюта должна использоваться только для ввоза стратегического сырья. Импорт тоже подчиняется задачам подготовки войны.

Экономический диктатор третьего рейха выжимал все, что только можно было выжать из германской экономики для финансирования гигантской программы вооружений. И тем не менее средств явно не хватало. Но Шахт — человек железной последовательности. Для него важна цель, а в выборе средств он не очень щепетилен. Это перед лицом Международного трибунала он рекламировал себя как противника антисемитизма, а в свое время черпал деньги даже и из этого мутного источника. Шахт, конечно, не выкрикивал вместе с Штрейхером на площадях германских городов антисемитские лозунги, но скрупулезно подсчитывал «доходы» имперского банка от «аризации» еврейской собственности и хвалил Геринга за удачную мысль наложить на еврейское население штраф в миллиард марок.

Еще и еще раз Шахт клянется, что он не антисемит. Многие годы сам вступал в крупные сделки с еврейскими банкирами и на собственном опыте убежден, что «евреи обманывают не больше, чем христиане». Все это, может быть, и так. Но факты остаются фактами: когда в первые годы нацистского правления обнаружилась возможность пополнить сейфы Рейхсбанка за счет ограбления евреев, Шахт не проявил колебаний. Больше того, как человек огромных масштабов, он не мог примириться с ремесленным подходом к этому делу. Надо «аризировать» еврейскую собственность не только внутри Германии, но попытаться залезть в карман и к зарубежным родственникам немецких евреев. Тем более что в этих карманах можно найти круглую сумму в валюте, столь необходимой Шахту для выполнения программы вооружений. Шахт предлагает созвать в Лондоне международное совещание и продиктовать там условия, на которых германское правительство согласно выпустить за пределы страны еврейское население. В основе этих условий лежала самая бессовестная торговая сделка: хочешь покинуть «третью империю» — гони иностранную валюту!

И как сообщал тогда Геринг имперскому совету обороны, в результате такого рода манипуляций «убежденного противника антисемитизма» критическое положение казны, вызванное перевооружением, было облегчено. На «аризации» Шахт заработал несколько миллиардов марок.

25 сентября 1935 года Яльмар Шахт встречается со специальным представителем президента Рузвельта С. Фуллером. Речь идет опять о политике форсированного вооружения Германии.

Фуллер замечает:

— Вы не можете продолжать до бесконечности делать оружие, если оно не будет находить применение.

Ответ Шахта был столь же краток, сколь и многозначителен:

— Совершенно верно.

Шахт хорошо знал, что целью внешней политики нацистской Германии являлась война. А изощрялся он в поисках средств для финансирования вооружений потому, что был твердо убежден: победоносные агрессивные войны в конечном счете станут гигантским источником дополнительных доходов и для германских монополий и для правительства «третьей империи». Такая установка была его стратегической линией и в вопросах финансов, и в вопросах всей экономики. Вот почему Шахт так смело шел по пути денежной и кредитной эмиссий. Он считал, что победная война все вернет с лихвой. Надежда на это окрыляла его при осуществлении самых рискованных финансовых операций, вплоть до так называемой «МЕФО». Под таким непонятным поначалу словом скрывалось грандиозное мошенничество, в котором участвовал весь государственный аппарат.

Система «МЕФО» действовала следующим образом. Счета многочисленных фирм, изготовлявших вооружение и боеприпасы акцептовались компанией с ограниченной ответственностью «Металлургише Форшунгсгезельшафт» (откуда и происходит сокращение «МЕФО»). Эта компания фактически не располагала никакими капиталами и была попросту фиктивной организацией. Счета за вооружение она оплачивала только долгосрочными векселями, получившими название «МЕФО-вексель». Но ее фальшивки принимались к оплате всеми германскими банками, так как они гарантировались государством в лице Рейхсбанка. Секретность всей этой авантюры обеспечивалась тем, что данные о «МЕФО-векселях» никогда не фигурировали ни в публиковавшихся отчетах Рейхсбанка, ни в цифрах бюджета.

Система «МЕФО» просуществовала до 1 апреля 1938 года. К этому времени было выдано долгосрочных векселей на двенадцать миллиардов рейхсмарок. Такая масса ценных бумаг, находившихся в обращении, но не имевших реального покрытия, грозила страшной финансовой катастрофой. Достаточно было частным банкам в силу каких-либо причин представить «МЕФО-векселя» к оплате, и рейхсбанк оказался бы банкротом. Однако Шахт не терял присутствия духа.

При нормальных обстоятельствах срок оплаты государством векселей «МЕФО» истекал в 1942 году. А к этому времени «финансовый чародей», хорошо осведомленный об агрессивных планах гитлеровского правительства, рассчитывал пополнить оскудевшую германскую казну за счет ограбления других стран.

Означало ли это обман векселеполучателей? Да, конечно. Но Шахт исходил из того, что общие, широко понимаемые интересы монополий требовали форсирования войны, а ради этого отдельные капиталисты могли принести временные жертвы.

В конце ноября 1938 года Шахт с гордостью заявил:

— Быть может, в мирное время ни один эмиссионный банк не проводил бы такой смелой политики, как Рейхсбанк после захвата нацистами власти. Однако при помощи этой кредитной политики Германия создала непревзойденную военную машину, а эта военная машина, в свою очередь, сделала возможным достижение целей нашей политики.

Заслуги Шахта в вооружении «третьей империи» были соответствующим образом отмечены. «Militarwoche-Blatt» еще в январе 1937 года писала:

«Вооруженные силы Германии сегодня с благодарностью произносят имя доктора Шахта, как одного из тех, кто совершил незабываемые подвиги для развития германских вооруженных сил в соответствии с указаниями фюрера и рейхсканцлера. Вооруженные силы обязаны величайшим способностям и мастерству доктора Шахта тем, что, несмотря на финансовые трудности, они в соответствии с планом сумели из армии численностью 100000 человек вырасти до нынешних размеров».

И тогда же Гитлер наградил «финансового чародея» золотым значком нацистской партии. А тот в свою очередь не остался в долгу: 21 апреля 1937 года Шахт произнес речь по случаю дня рождения Гитлера, призывая немцев «с любовью и уважением вспомнить человека, которому германский народ более четырех лет тому назад вручил свою судьбу и который завоевал душу германского народа».

На Нюрнбергском процессе все это вспомнили Шахту. Но и он своими показаниями причинял подчас немало неприятностей обвинителям и судьям, представлявшим западные державы. Шахт не забыл тех услуг, какие были оказаны ему некоторыми из их соотечественников в осуществлении перевооружения Германии.

Шахт сердит. Шахт обижен на правительства этих стран, допустившие под давлением ряда обстоятельств арест его и предание суду. Время от времени в состоянии раздражения Шахт раскрывает подлинную сущность политики западных держав в отношении гитлеровской Германии.

— Я должен сказать, — заявляет он, — что когда началось вооружение Германии, то другие страны не предприняли ничего против этого. Нарушение Версальского договора Германией было воспринято совершенно спокойно: ограничились лишь нотой протеста, но не сделали ни малейшего шага, чтобы снова поставить вопрос о разоружении... В Германию были посланы военные миссии, чтобы наблюдать за процессом вооружения, посещались военные заводы Германии. Делалось все, но только не для того, чтобы воспрепятствовать вооружению.