Век - Фред Стюарт

Она хотела своего мужчину.

В первый понедельник июня какой-то человек вошел в «Салон Габриэллы». Лукреция Руссо редко видела мужчин в салоне. Но таких красивых мужчин не только в салоне, но и за его пределами она видела совсем немного.

— Доброе утро, — обратилась она к нему, — я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да, меня зовут Ник Кемп. И я бы хотел видеть мисс Габриэллу фон Герсдорф. Она здесь?

Лукреция полагала, что у Габриэллы, по горло занятой работой, совсем не остается времени на любовь. И поэтому она была заинтригована.

— Да, она в мастерской. Мне сходить за ней?

— Пожалуйста.

Она быстро прошла за занавес. Габриэлла и Розита трудились над вечерним туалетом для Мери Оберон, совсем недавно ставшей одной из ее известных заказчиц, которых в прессе называли «девочками Габриэллы».

— Габриэлла, там фантастически красивый моряк хочет тебя видеть. И если он тебе не нужен, тогда за него возьмусь я!

Габриэлла сидела на корточках у манекена, подшивая подол. Она подняла глаза:

— Моряк?

— Вообще-то он офицер. Его зовут Кемп. Ник Кемп.

Габриэлла побледнела. Она встала и быстро подошла к зеркалу посмотреть на себя. Лукреция и Розита обменялись взглядами.

— Побудь здесь, Лукреция, — бросила Габриэлла, подходя к занавесу. — Я хочу поговорить с ним без свидетелей.

Она прошла за занавес, а Розита и Лукреция шепотом и наперебой стали обмениваться своими догадками по этому поводу.

— Привет, Габриэлла, — поздоровался Ник, когда она вошла в салон.

— Привет.

Они смотрели друг на друга в неловком молчании.

— Ты что-нибудь хочешь мне сказать? — спросила она наконец.

— Мне многое надо тебе сказать. Так много, что я не знаю, с чего начать. — Он посмотрел на часы. — Могу я пригласить тебя на ленч? Я знаю много мест в Венеции, где хорошо готовят еду из моллюсков. Там абалон не как резина, и у них есть хорошее вино, которое называют «Шато Тиахуана».

— Или мы могли бы сгонять в Акапулько на романтический уик-энд. У них тоже есть интересные фирменные блюда. Таинственный японец. Жены германских послов, погибающие в авиакатастрофах…

— Я не имел к этому никакого отношения.

— О? Тогда, значит, и я не была психопаткой? А ты все-таки имел к этому какое-то отношение?

— Послушай, я хочу объяснить всю ситуацию, но мне не хочется делать это здесь. Мы могли бы где-нибудь посидеть одни?

Она заколебалась:

— В Венеции — вряд ли. Поедем ко мне домой.

Она вернулась в мастерскую.

— Лукреция, дорогая, меня не будет пару часов. Последи за порядком, ладно?

— Конечно. А ты нам скажешь, кто этот красавец?

Габриэлла грустно улыбнулась:

— Моя настоящая большая любовь. Или прошлая. Она пошла к двери, а потом добавила: — Может быть, все-таки еще настоящая.

Она отперла дверь и впустила его в гостиную своей квартиры. Он осмотрелся: плакат Тулуз-Лотрека и мексиканский примитивизм, которые ей нравились в последнее время, матрас в тиковом чехле на кушетке…

— Очень мило. Мне нравится.

— Это домашний очаг. Хочешь колу?

— Нет, спасибо.

Он положил фуражку на стол и сел. Она заметила на его погонах новую нашивку поуже.

— Тебя повысили в звании? — спросила она.

— Точно. Теперь я — лейтенант младшей степени.

— В Вашингтоне странный способ отмечать заслуги шпионов.

— Я полагаю, что мой поступок оказался более убедительным, чем я раньше думал.

— Это был поступок? — Она села.

— Позволь мне рассказать с самого начала. В январе прошлого года, через неделю после приема в доме твоего дяди, на мой корабль как с неба свалился Асака. Я и представления не имел, что именно было у него на уме, но в разговоре он мимоходом сделал мне предложение под видом киносценария. Но он-то знал, о чем говорит.

— Ну, и о чем был разговор?

— Он искал американского офицера, который передавал бы ему определенное оборудование. Если бы японцы и немцы его имели, то они могли бы расшифровать всю нашу служебную переписку. Я не буду вдаваться в технические детали, потому что это секретные сведения. Бог знает, с какой стати он подумал, что именно я буду заинтересован в этом. Это до сих пор за пределами моего понимания. Но я интуитивно почувствовал, что идет какая-то крупная игра, и у меня хватило ума поддержать ее. Самым существенным было то, что он предложил миллион долларов наличными тому, кто будет на него горбатиться.

— Миллион? Наверное, им эта штука была нужна до зарезу.

— Ты шутишь? Случись война, эта «штука» стоила бы не один, а сто миллионов. Ну, хорошо, сам я не принял этого предложения, но притворился, что заинтересован. Когда он ушел, я направился в военно-морскую разведку и рассказал им все. Не стоит говорить, насколько эти ребята обалдели — кузен японского императора — и шпион?! Но я подал идею продолжить игру с ним, так как она могла оказаться выгодной для нас…

— Ты хотел отдать им секретные коды? Или продать?

— Нет, продать ему фальшивые коды.

— Ну а какая от этого была бы польза? Когда коды не стали бы работать, разве они не догадались бы, что они фальшивые?

— Конечно. Но не в том случае, если бы мы передавали дезинформацию фальшивыми кодами. Они не могли бы расшифровать настоящую информацию, а если передавать «дезу», которую они могли бы расшифровывать нашими кодами, вот тогда-то и возникла бы возможность надуть их, чтобы они думали, что достали хотя бы часть всего оборудования. Самое большое преимущество состояло в том, что мы могли бы говорить все, что нам надо, отсылать им всякую чушь, подавать сумасбродные идеи, все, что угодно. Поняла?

— Ник, это все ты придумал?

— Точно. Пришлось и кое-что продать, но в разведке решили, что стоит попробовать. Поэтому именно мне поручили продать Асаке фальшивые коды. Я тянул время, говорил ему, что боюсь оказаться за решеткой, позволил ему попотеть, чтобы уговорить меня, и наконец согласился. Он мне выплатил задаток — сто тысяч долларов. И флотское начальство разрешило мне кое-что оставить себе, чтобы начать жить на широкую ногу. Это тоже было частью разработанного плана: заставить его думать, что я был таким ку-ку насчет халявных грошей, что я не смог устоять перед покупкой «кадиллака», не мог не снять номер в отеле «Беверли-хиллз» и так далее. Мне его надо было убедить, что я человек, понимаешь? То есть я — мистер Уиклинг[85], слабовольный человек. Иначе почему бы я стал продавать свою страну? А затем и ты попала в эту историю.

— Я?

— Ты. Я тогда сказал Асаке, что я свою первую передачу кодов хочу осуществить в Мексике, так как боюсь это делать в Штатах. Он в общем-то быстро согласился, потому что, как я понял, частью его плана было желание вовлечь в дело ребят Адольфа через своего старого дружка барона фон Манфреди. Вот так мы договорились встретиться с фон Манфреди в отеле «Белла Виста» в Акапулько.

Чтобы подкрепить свою роль «мистера Человека» и «мистера Слабовольного», я ему сказал, что хочу смотаться за тобой, и настаивал, чтобы ты поехала со мной на уик-энд, так как я в этом случае мог бы похвастаться перед тобой своим вновь обретенным богатством. Ну и немного поразвлечься, ты понимаешь, что я имею в виду.

Ее сердце упало.

— Другими словами, любовные дела были просто декорацией? А я, выходит, только реквизитом?

— В самом начале так и было. Но этим дело не кончилось. Но дай мне закончить рассказ. Асака вскипел. Он не хотел, чтобы ты путалась под ногами и мешала работе. Но когда я стал настаивать, он согласился. Ну, а остальное ты вычислила сама. Я привез «только что украденное» в чемодане, передал его Асаке и фон Манфреди. Они самолетом отвезли его в Мехико, чтобы сделать дубликат в германском посольстве. Тем временем они, к сожалению, решили, что баронесса фон Манфреди стала для них опасной, и они от нее избавились.

— Ты им сказал, что она со мной разговаривала в туалете?

— Слава Богу, нет. Они до этого сами докопались. Видимо, она им уже давно мешала. Ей положительно не нравилось то, что Гитлер делал в Европе. Вот, пожалуй, и все. Мне приходилось притворяться, что я от тебя без ума, чтобы Асака сохранял ко мне доверие. К несчастью, из-за всего происходившего пострадала ты, и за это я хочу просить прощения.

— А почему только теперь?

— Асака вернулся в Японию. Я спросил в разведке, могу ли я все объяснить тебе. И они мне разрешили. Но японцы все же сумели разобраться в нашей игре. Они отказались сделать последний платеж и обвинили меня в торговле фальшивыми бриллиантами вместо алмазов. Но какое-то время эта схема работала и стоила имперскому казначейству Японии уйму денег, что их совсем не обрадовало. В отличие от нас.

Она заставила себя скрыть свое негодование и боль, но на самом деле была готова вот-вот взорваться.