В заповедной глуши - Александр Мартынов

   На рояле Валька играл нередко - Михал Святославич любил послушать классику. А вот у Витьки имелось стойкое предубеждение против неё, которое Валька старался пе-ребороть, "задалбывая музыкой", как грубо говорил поэт. Впрочем, лесник и Витька ушли в Гирловку до вечера, и Валька хотел поиграть "для себя".

   Хотел - пока не положил пальцы на клавиши. И так и застыл. Надолго. Почти на час. Потом Валька решительно встал. Подошёл к компьютеру, включил принтер, быстро покопался в Интернете и стал распечатывать листы нотной бумаги, отрешённо глядя на то, как разлинованные прямоугольники вылезают из урчащего аппарата. Когда их наб-ралось достаточно, мальчишка отключил аппаратуру, одним ударом сбил разрозненную

195.

   стопку в ровную, взял карандаш и подсел обратно за рояль. Снова долго сидел, кусая губы и временами помахивая в воздухе рукой. А потом - начал играть. Рваными кусками, то морщась и скалясь, как от боли, то покрывая листы строчками знаков.

   Музыка пела в нём - тише, громче, сбиваясь и слаживаясь - но неостановимо и неу-молчно.

   Вот - тема Беглеца. Шаги - то торопливые, но осторожные, то бешеный бег... А вот - слёзы, падают мальчишеские слёзы... и трещит, мечется пламя над развалинами... И - испуг, одиночество... а потом - взрыв, бунт: я человек, гады!!! Не троньте, я чело-век!!! Бег, бег, бег, звуки наталкиваются друг на друга, торопятся...

   Тема Вальки. Спокойная, весёлая, солнечная музыка, только чуточку с диссонансом, с недоумением - откуда в мире грязь? Вступают фоном линии де ла Роша - мужествен-ная и резкая - и Игоря Игоревича - наивно-беззащитная,но в то же время непреклонная... а вот Отец и Мать, и все темы сливаются, звучат... а потом - короткий взрыв, звуки сыплются каскадом... И в одиночестве снова плачет мальчишка, только плачет совсем растерянно, он один и ему плохо и страшно...

   Приближается тема Беглеца. Две горькие темы сплетаются... и... и вот стран-ность: они словно бы веселеют. "Ты и я - уже двое, брат..." А кругом - шумы, гул, голо-са равнодушного мира. Но их неожиданно отсекает величественный голос Пущи...

   Валька отбросил карандаш и с испугом уставился на лист. Проиграл несколько так-тов и закусил губу. Это он написал? Так что же, это оно и есть... вдохновение?!

   Пиши, услышал он властное. Облизнул губы и тихо сказал:

   - Да. Да, я буду... я сейчас...

   ...Леший - суровый марш, но с элементами чего-то весёлого и в то же время горь-кого. А вот - Михал Святославич, его тема органично вплетена в Голос Пущи, и тот же Голос покрывает общую тему Беларуси.В нём - надежда и мощь.Шумят деревья, шумит идущая буря, рожается где-то вдали очищающий вихрь... Воет волк. Но это не волк, это Сережка Кайда вышел в бой против разрушителей, и он - тоже Пуща. Пуща вобрала всё, нет силы, способной встать на пути этой мощи. Темы Беглеца и Вальки теряют послед-ние оттенки растерянности и безнадёжности. Теперь они тоже - бойцы, теперь и им есть, за что сражаться, они понимают это...

   ...Валька задумался. Размашисто написал по верху листа:

ДЕТИ ОДНОЙ МАТЕРИ

(пьеса для рояля)

   - и отшвырнул карандаш, шумно дыша. Неверяще посмотрел на листок, положил его на пюпитр. И подписал ниже:

Посвящается Море Лаваль

* * *

   ...- Семь!

   - Йаааауууу... - затих где-то внизу, в пропасти, трусливый последний вопль сорвавшего-ся подранка.

   - Аллаааа... аллаааа... - ответили ему горловые завывания, заглушаемые очередями "узи".

   Крымское солнце жгло по-летнему. По-летнему шумело море, и далеко-далеко шёл равнодушный белый теплоход, с которого, конечно, не было видно происходящее на ска-лах яйлы (1.).

На горячих камнях тут и там лежали не меньше полутора десятков трупов и ране-

1. Горные паатбища в Крыму.

196.

ных в турецких камуфляжах и зелёных головных повязках. Но ещё больше двадцати,стро-

   ча из "узи", пробирались перебежками и петлями выше по склону, где почти над самым обрывом лежали за каменными глыбами в нескольких метрах друг от друга тоже оде-тые в камуфляжи худой мужчина лет сорока и огненноволосая четырнадцатилетняя де-вчонка. Мужчина левой рукой зажимал чёрный и мокрый бок, держа наготове тяжёлую "гюрзу". У девчонки в руках был зажат компактный "гепард". Вот она приложилась, да-ла короткую очередь...

   - Иииии! - завизжал кто-то.

   - Восемь! - прозвенел ликующий голос. Потом послышался смех и выкрик: - Го бра-а!!! Го бра-а-а-а!!!(1.) Дядя Олег, у меня всего семь патрон...

   - Мора, - мужчина повернулся к ней и улыбнулся спокойно и ласково. - Дочка. Прыгай в море. Давай. Я прикрою.

   - Не! - она мотнула головой. - Я с вами! Го бра, го бра!!! - её "гепард" снова плюнул ко-роткой очередью, и ещё кто-то покатился - даже не взвыв, от головы шваркнуло кроше-вом, сорвало повязку...

   - Прыгай в море, - мужчина не приказывал. - Я прикрою. Мне уже всё равно. А тебя ждёт тот мальчик. Он ждёт, понимаешь?

   Глаза девчонки потемнели, рот приоткрылся. Снизу слышался стук камней и уны-лые вопли.

   - Пять патрон, - девчонка бросила мужчине "гепард". Глаза её наполнились слезами. - Дядя Олег...

   - Прыгай! - с силой сказал он. - Живи, дурочка! Живите оба! И... - он отвернулся и стал, вынимая из кармана бумаги, рвать их и складывать перед собой. Он уже не об-ращал внимания на Мору.

   Несколько секунд девчонка смотрел на него, кусая губы. Потом вскочила, вихрем пронеслась десяток метров до обырва и прыгнула вниз, не останавливаясь, с криком:

   - Ва-лан-та-а-айннн!!!

   ...Светловолосый человек, держа у плеча тяжёлую английскую снайперку "супер магнум", удобно сидел между камней. Толстый ствол винтовки лежал в расщелине, ло-коть упирался в колено. Оба глаза человка были широко открыты - и тот, который не прятался в прицеле, вдруг слегка сузился...

   ... Перескочив через убитого в висок мужчину, из руки которого так и не выпала "гюрза", светловолосый человек подскочил к обрыву, грубо растолкав гомонящих и паля-щих вниз из своих "узи" татар. Далеко внизу и впереди размашисто плыла, то и дело ны-ряя, девчонка. До неё было метров четыреста уже - расстояние не для "узи", и солнце горело на рыжих волосах.