Листы дневника. Том 1 - Николай Рерих

"Духовная добродетель заключается в пяти качествах: самоуважение, великодушие, искренность, честность и доброжелательство. Докажи самоуважение, и другие будут уважать тебя. Будь великодушен, и ты откроешь все сердца. Будь искренен, и поверят тебе. Будь честен и достигнешь великого. Будь доброжелательным и тем сообщишь и другим доброе желание".

"Благородный сперва ставит праведность и затем мужество. Храбрец без праведности — угроза государству".

"Отвечай справедливостью на несправедливость и добром на добро".

"Основа милосердия делает место привлекательным для житья".

"Благородный человек не имеет ни узких предрассудков, ни упрямой враждебности. Он идет путем Служения".

"Благородный прилежен в познании пути Служения, а низкий человек ¬лишь в делании денег".

"Мудрец медленно говорит, но быстро действует".

"Все люди рождаются добрыми".

"Смысл высокой добродетели. В жизни веди себя, как бы встречая высокого гостя. Управляя народом, веди себя как на торжественном священном Служении. Чего не желаешь себе, не причиняй другим. Как на людях, так и дома, не выражай злую волю".

"Кто грешит против неба, не может рассчитывать ни на чье заступничество".

"Можем выйти из дома лишь через дверь. Почему не пройти жизнь через врата добродетели?"

"Разве далека добродетель? Лишь покажи желание о ней, и вот она уже здесь".

"Чей ум уже испытан против медленно приникающего яда клеветы и острых стрел оговоров, тот может быть назван яснозрящим и дальнозорким".

"Вывести неподготовленных людей на битву — все равно, что выбросить их".

"Если человек всюду ненавидим или он повсюду любим, тогда необходимо ближайшее наблюдение".

"Ваши добрячки — воры добродетели".

"В 15 лет мой ум склонился над учением. В 30 лет я стоял прочно. В 40 лет я освободятся от разочарований. В 50 лет я понял законы Провидения. В 60 лет мои уши внимали Истине. В 70 лет я мог следовать указу моего сердца".

Итак, познавание, освобождение, понимание законов, внимание Истине ¬все привело к следованию указам сердца. Это кратчайшее и полнейшее жизнеописание кончается сердечною молитвою о путях праведных. И не пожалел великий философ о том, что была в запряжке колесница его. Кони взнузданные, готовые домчать до путей сердца, были уже благословением. Не к великим ли домам должна была нести колесница не изгнания, но достижения?

Княжеское освобождение от горя и страха, мощь Тао умостили путь прочный. "Бестронный король", — так называли Конфуция. Не он ли на колеснице шествует по Великой Стене в страже несменной?! Не его ли кони следуют по следам белого коня Великой Стены? Кто его видел? Кто уследил его всходы и спуски? Поверившее сердце за белым конем прошло стремнины и горы. Не предрешим ход коня.

Ко всем своим путям Конфуций мог прибавить еще одно заключение. Все враги, его гнавшие, были людьми темными и мерзкими. Имена их или стерлись, или остались в истории на черном листе. Значит, и в этом отношении праведность Конфуция и утверждена, и прославлена историей.

Только что сообщалось: "Работа по реставрации Мавзолея в Чуфу обсуждалась шантунгскими властями".

"Обширные работы по восстановлению Мавзолея Конфуция в Чуфу в Шантунге были решены в заседании в присутствии представителя Нанкинского Правительства. Провинциальные власти, кроме сотрудничества по восстановлению Мавзолея Конфуция, который находился много лет в небрежении, также избрали Комитет для восстановления Дня Конфуция повсеместно в Китае. Сообщается, что Центральное Правительство даст особые почести потомку великого мудреца".

Опять победа Конфуция. День, посвященный ему, будет днем Культуры.

Странно читать известие, где так скорбно и обычно говорится о том, что Мавзолей Конфуция в течение многих лет оставался в небрежении. Что это значит в течение многих лет? Какие именно потрясения и перемены заставили забыть даже о величайшей гордости Китая? Впрочем, это забытие лишь односторонне. Может быть, Мавзолей и был забыт, но память и заветы Конфуция продолжали жить, ибо Китай без Будды, Лаоцзы, Конфуция не будет Китаем.

Какие бы новые познания ни входили в жизнь, все же устои древней мудрости остаются незыблемы.

Монголы могут узнать много новых вещей, но имя Чингисхана и его наставления будут жить в сердцах народа, и само это имя произносится с особым вниманием. Так же точно, как когда-то мы писали о звучании народов, так и памятные имена и места все же жить будут.

Конечно, надо предполагать, что Мавзолей Конфуция уже не может опять впасть в небрежение, ибо страна в своем развитии все глубже и выше будет беречь всегда живые заветы мудрого. И действительно, какой бы вышесказанный завет ни вспомнить, он одинаково будет касаться и к нашему времени.

Лишь в очень отсталых умах не будет понятна разница между отжившим и вечным. Пусть и до сих пор лучшие заповеди не исполняются — это не значит, что они не должны были быть даны, а сейчас повторены. Уже чего проще: "Не убий", "Не лги", "Не укради", а каждый день и эти повелительные Заветы не исполняются. Что же?

Отставить ли их за неприменимостью? Или продолжать настаивать? Впадать ли в одичание или настойчиво выплывать на гребень волны? В наставлениях Конфуция нет безвыходного осуждения. Как и все благие наставления сказаны им близко к жизни. Если он отставляет что-либо, то только для того, чтобы выдвинуть нечто лучшее и более полезное. Подчас наставления Конфуция обсуждались несправедливо, и им приписывался смысл, явно не относящийся к их содержанию. Это значит, что кто-то подходил к рассмотрению его заветов с какой-то предубежденностью.

Но рассматривая большого человека, неуместна ни предубежденность, ни преувеличенность. Пусть будут приняты во внимание действия и слова в их полном значении. Конечно, говоря о последнем значении, мы не должны забывать, что во всех языках, а в том числе и в китайском, и в санскрите, есть свои непереводимые выражения, которые можно понять и изложить, лишь вполне освоившись как с языком, так и с устоями местной жизни. Сколько бедствий произошло из-за переводов, из-за толкований!

Всякие злотолкования и умышленные извращения — ведь они должны быть судимы как умышленные преступления против чужой собственности! Иногда же эти умышленные извращения равны покушению на убийство. Из жизнеописания Конфуция не видно, чтобы он впадал в отчаяние или страх.

То, что он был вынужден держать колесницу наготове, обозначает лишь его предусмотрительность для вящей полезности будущих действий.

"Я молиться уже начал давно", — так отвечал Конфуций при одном важном обстоятельстве. Неоднократно в жизнеописаниях Конфуция употребляется выражение, что жизнь его была непрестанной молитвой. Торжественно он переплывал океан. Потому-то, оборачиваясь на Великую Стену, мы опять вспоминаем Конфуция как признак Китая. Мы уверены, что предположенный день Конфуция выльется в настоящее торжество Культуры.