Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

Майрон стоял и дышал. Глубоко, размеренно, в совершенстве воспроизводя техники «Семи Дыханий». Его грудь распирало, плечи будто стали ещё шире, вены по всему телу вздулись, а изо рта и ноздрей пошёл парок.

— Спасибо, — молвил седовласый едва слышно, — спасибо. Встречаясь с такими как ты, я могу на время унять свой стыд. Есть в Мире Павшего Дракона твари и почище. Какой восторг.

Их было слишком много. Десятки воинов тушили драккары, но другие собрались вокруг, с оружием в руках. Кольцо острой стали сомкнулось. Прежде рив убил бы их играючи, взлетел бы, защитился чарами Щита, обрушил сверху молнии, лёд и пламя, но не теперь…

— Что ты там шепчешь, выродок?! — закричал вождь, наступая. — Молишь богов о спасении?!

Магия ушла от него, уступив место чему-то ещё более опасному!

Майрон тряхнул левой рукой, выбрасывая в ладонь Светоч Гнева. Энергия хлынула из тела, прошла сквозь рукоять, в покрытый чертежами сердечник, достигла огненного камня аловита и тот исторг вовне язык твёрдого, материального пламени, — клинок длиной в три локтя. Он шипел и трещал, плевался искрами, истекал дымом, нестабильная форма, но зато достаточно горячая, чтобы рубить плоть, прожигать дерево, плавить металл. Ожил мимик-капюшон, сам отцепился от воротника плаща и прильнул к черепу, твердея, — превратился в конический шлем с полумаской, защищавшей глаза и нос.

Взявшись за своё оружие обеими руками, направив остриё в небо, Майрон принял исходную стойку Дыхания Второго.

— Жалкие снежные собаки! — вскричал он. — Идите ко мне! Воры, убийцы, насильники, сыны воров, убийц, насильников! Гниль в крови и гниль в душах! Скорее, идите и убейте меня, пока смех не опередил вас!

Его слова так уязвили гордых стиггманов, что те бросились скопом, не помогая, мешая друг другу. Они не увидели пары янтарных углей, родившихся в прорезях полумаски, не увидели звериного оскала, предвкушавшего сладостное насилие.

Дыхание Второе, — оборонительный стиль, строгое следование которому поможет одному опытному воину стоять против многих врагов. Это Дыхание требовало контроля над центром тяжести, постоянного кругового внимания, острейших рефлексов, скорости, движения вокруг собственной оси и не имело развитых атакующих форм.

Когда они насели на него, когда подобрались так близко, что их общий воинственный рёв оглушил, когда мечи и топоры замелькали со всех сторон, Светоч Гнева пустился в витиеватый пляс. Меч обращался широким росчерком пламени, отгоняя врагов; мелкими движениями отводя их оружие; резкими ударами перерубая подставившиеся кисти рук, древки копий, полосуя по плечам, бёдрам, шлемам, опаляя глаза и лица. Промедление хоть на миг, единственный колющий выпад, потеря дыхания, всё это грозило немедленной смертью. Майрон понимал, что его порубят в кровавую мякоть, как только исчезнет превосходная огненная сфера защиты, однако эту мысль заглушал бой барабанов войны в ушах. Седовласый был разъярён!

Они набрасывались со всех сторон, а он кружился как безумный волчок, заставляя меч быть везде и всюду. В этом помогал и живой шлем, вовремя тревоживший хозяина покалываниями со стороны вражеского удара. Жар причинял стиггманам боль, свет меча ослеплял, то у одного, то у другого отваливались пальцы и воздух наполнялся воплями, сдобренными запахом жаренного мяса. Касание незащищённой плоти сжигало ту до кости, кожа перчаток загоралась, кольца кольчуг плавились на живых хозяевах. Воины всё ещё были огромной силой, зверем с сотнями рук и ног, десятками бьющихся сердец, жаждавших крови, они ещё чувствовали себя могучим целым, но с каждым искалеченным сородичем, всё сильнее постигали неправильность творившегося! Не мог один стоять против сотни! Не мог!

Кольцо, сузившееся было, начало расширяться, мечи в руках воинов превращались в обожжённые изуродованные куски металла, щиты сыпались горящей щепой, наконец Майрон прекратил кружить и сделал молниеносный выпад… он ударил правой рукой. Бронзовый протез влетел в грудь Харальду и тот погиб, извергнув изо рта фонтан крови вперемешку с лопнувшими лёгкими. Следующим выпадом рив достал мечом его брата, — вонзил Светоч Гнева стиггману в лицо. Развернувшись резко, Майрон принял на клинок удар топора, метивший в темя, отбросил оружие и ударил собранными в щепоть пальцами под подбородок, — труп с раздробленной гортанью упал к его ногам. Резким движением схватив одного из северян за ворот кольчуги, чёрный человек поднял его, вопившего над головой, и швырнул в другого северянина, — оба погибли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Десятки воинов кричали и размахивали оружием вокруг, бросались то скопом, то поодиночке, только чтобы вновь отшатнуться, лишившись соратников. Хирд медленно таял, его воины падали, разрубленные от плеча до бока, с переломанными ногами, рассечёнными руками и шеями. Хирдманы чувствовали, что что-то было совсем неправильно. Они, целовавшиеся со смертью столько раз, хохотавшие в пылу кровавой битвы, теперь не понимали, отчего тяжелели их клинки и слабели колени?! Отчего они не могли заставить себя идти к демону, хохотавшему внутри огненного вихря?

— Я отрублю твою голову и буду пить из неё мёд!!!

От боевого клича Кнуда всё наконец переменилось! Рослый и длиннорукий, в сверкавшей гномской кольчуге он набросился на тёмного демона! Этот образ благословил хирд крыльями отваги, жаждой мести; воины устремили оружие на врага, но прежде его настиг сам вождь и завязался поединок в круге щитов.

Удар оказался тяжёл, Майрон почувствовал боль в связках и суставах, стальной клинок рухнул сверху на подставленный огненный, мгновение — новый удар, затем ещё. Северянин дрался с восторгом и удалью, убийство было его жизнью, каждое движение, каждая уловка, каждый обманный удар были отточены сотнями повторений и любой миг мог стать для седовласого последним. То, с какой страстью Кнуд Косолапый хотел убивать, завораживало, вдохновляло. То, какого совершенства он достиг в этом искусстве, как сверкала его кольчуга, отражая свет огненного клинка… пробуждало неистовую, нечеловеческую ярость! Приняв особенно тяжёлый удар, Майрон схватил запястье стиггмана и их взгляды пересеклись. Огненный янтарь против стального льда.

— Ты увидишь, как все, кто тебе дорог, дрыгают ногами на кольях! — с упоением пропел Кнуд своим красивым, сильным голосом. — Я изнасилую и сожгу твой мир, и ты засвидетельствуешь это!

— Жалкий, — прохрипел рив сквозь сжатые до скрежета зубы, — тупой зверь! Знай!!! Своё!!! Место!!!

Майрон крепко сжал меч обеими руками, подался вперёд всем телом, оттолкнул Кнуда и с криком нанёс рубящий вертикальный удар, который пришёлся на стальной клинок.

Дыхание Первое требовало силы, выносливости и скорости. Оно не искало слабых мест, не обманывало врага, и совершенно не имело защитных позиций, направляя всё в шквал прямых и сокрушающих ударов.

Второй удар повторил первый, он впитал всю неистовую силу, весь гнев, и северянин невольно сделал шаг назад. Седовласый ступил вперёд, ударил с криком, затем ещё раз и ещё. Он наступал, теснил, вкладывал всё, что имел, заставлял пятиться того, кто не пятился никогда, искрошил щит и наконец едва не выбил меч Кнуда. Руки того против воли хозяина опустились, онемевшие и обессиленные, они дрожали, едва удерживая оружие, оставив голову беззащитной.

— Знай своё место, пёс!!!

Светоч Гнева взвился, чтобы сокрушить макушку врага, но ближние хирдманы выросли как из-под земли; их было немного, но они были единым целым, бесстрашным, точным, сильным. Стиггманы окружили седовласого кольцом щитов и стали медленно оттеснять от Кнуда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Загнанный обратно к Дыханию Второму Майрон видел за спинами врагов добычу, которую у него отняли, и захлёбывался от ярости! Эмоции превращались из подспорья в помеху, дыхание сбивалось, а без него всё искусство древних жрецов не имело смысла! Майрон стал замедляться, пропускать выпады, мечи взрезали ткань его плаща, кусали мясо, голова кружилась от постоянного вращения и тогда он осознал, что следующий шаг назад станет шагом в могилу. Улучив долю мгновения, рив приблизил палящий огненный меч ко рту и с силой выдохнул.