Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

Майрон спрятался от остального Валемара и вёл жизнь затворника, насколько был в силах обучая мальчика волшебству. Но кажется, его маленький скит вскоре погибнет, он уже погибал, это было несомненно. Сначала Синда потерял свой Дар, едва не убил ученика, затем в их дом вторглись чужие. Они страждут, их жизни под угрозой, но всё же они чужие… и, наконец, Оби нужен новый учитель. Необходим! Седовласый уже смирился с этим. Он понимал, что мальчику и так не повезло, рыбаки1 не нашли его в срок, время было упущено, а теперь ещё и всё это. Для истинного учителя невыносима сама мысль, что он мешает ученику раскрыться. Истинный учитель должен защитить ученика… Даже от самого себя.

# # 1 Неофициальное поименование волшебников, на которых возложена миссия странствовать по миру и искать («вылавливать») детей с магическим даром для последующего обучения.

Всё разливалось на глазах. Вскоре Оби покинет Ладосар и рив уйдёт тоже, куда-нибудь далеко, где его не найдут. А орийки пускай живут, они выносливые, они смогут процвести. Так уж складывалась жизнь, оставалось принять её. И всё же эти перемены причиняли Майрону боль, отчего в животе росло пламя гнева.

Торгаст достиг Безлюдного берега в темноте, и сверху виднелись костры, разложенные подальше от кромки вод. Запах дыма витал в воздухе, гоняемый переменчивым ветром, едва слышно звучали голоса. Майрон повёл волшебного зверя в сторону, спустился вдали от костров и караулов, привязал уздечку к лежавшему среди камней бревну.

Он шёл к лагерю неспешно, наслаждаясь шёпотом Седого моря, потягивал мандрагоровую ракию, которая впитывалась в слизистую рта и пищевода, закипала в желудке. Восхотелось курить, и тогда Майрон оттянул край экстрамерного кармана, бывшего внутри его плаща. В кармане помещался весь Лаухальганда. Ушастый шарик широко зевнул, почувствовав свежий воздух, замяукал.

— Трубку, пожалуйста.

Драгоценность была выплюнута наружу вместе с кисетом. Чаша-пасть наполнилась табаком и вскоре тот сам затлел, ибо в глаза трубки-дракона были вставлены маленькие аловиты. В горле же его имелась овальная пластина из топаза, которая ярко горела жёлтым во время затяжек. Этот свет был виден издалека, и приближение отрёкшегося волшебника заметили.

Один из северян, зевавший в дозоре, не сразу понял, что мигавший огонёк во тьме ему не привиделся.

— Эй, Харальд, — хрипло произнёс он, толкая своего родного брата, — смотри!

— Что?

— Смотри!

— Сиськи Феринии! — поперхнулся Харальд медовухой. — Что это такое?!

— Волшебный огонёк?

— Эй! — рыкнул Харальд, роняя бурдючок и хватаясь за лук. — Назовись именем Вутана!

— Вутан — моё имя! — донеслось из темноты насмешливое.

Дозорные растерялись, но к ним уже шли другие воины, привлечённые шумом, и это вселяло уверенность.

— Не ври!

— Ты попросил назваться именем Вутана, северянин, — ответил голос из темноты, — я и назвался!

— Издевается, Харальд, он издевается над нами!

— Заткнись! Э… Кто ты такой?! Стой, а то стрелу получишь!

Огонёк замер, разгорелся, притух, разгорелся вновь, — словно кто-то дышал. Ветер донёс до стиггманов запах табака и это их воодушевило, ведь призраки и чудовища не курили табак, верно?

— Что за кутерьма, пожри вас всех Гедаш?

Харальд обернулся и задрал голову, потому что рядом с ним теперь стоял сам вождь похода.

— Господин Кнуд! Там кто-то в темноте… курит! И говорит, что он сам Вутан!

Высокий и статный стиггман огладил свою бороду, глядя во мрак, а потом жестом приказал близ стоявшему хирдману передать копьё.

— Сейчас проверим.

Глава 17.3

Он метнул копьё со всей своей бесподобной удалью, древко свистнуло, пропало, раздался неясный звук, жёлтый огонёк дрогнул, упал и погас. В наступившей тишине все воины, сколько их ни собралось на восточном краю бивака, ждали, прислушивались. Взор Кнудовых ледяных глаз буравил ночь в том месте, где погас огонёк, он не шевелился… пока вдруг резко не схватил щит другого воина и не закрылся им. Копьё выметнулось из тьмы, пробило щит насквозь, едва не рассекло Кнуду ухо и пролетело дальше, угодило в борт одного из драккаров, стоявших на подпорках. Воины загомонили, зазвенел металл, застучали круглые щиты, соединявшиеся в единый ряд, кто-то уже зажигал стрелы, но весь этот шум перекрыл голос извне:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты стоишь на моей земле, Кнуд Свенссон! Ты дышишь моим воздухом, ты пьёшь мою воду, ешь мою дичь и смеешь швырять в меня копья! Ты нехороший гость, Кнуд Свенссон, невежественный! Пусть слава о твоих дурных манерах разойдётся по всему северному миру и ляжет позором на весь твой род!

Боевая дружина замерла в ужасе, — всяк знал, сколь буен Кнудов нрав, сколь быстро им овладевает ярость! Вот-вот придётся бежать во мрак с оружием наголо… однако же была и другая мысль: а ну как действительно Вутан?!

— Тебе не пристыдить меня, прячась в темноте! Иди к свету и повтори эти слова мне в лицо! — громовым голосом повелел Кнуд Косолапый.

— Нет ничего проще! Но знай: посягнувший на мою жизнь, лишится собственной!

Жёлтый огонёк возродился и стал приближаться, а вокруг него уплотнялась темнота. Наконец высокий чёрный человек выступил к границе бивака, очерченной кольями. На его плече лежал огромный двуручник, а лицо скрывалось в тени капюшона. Он курил трубку и улыбался, будто смеясь над копьями и стрелами, жаждавшими его крови.

— Моё имя ты знаешь, — молвил Кнуд, — назовись же сам.

— Майрон, хозяин всего вокруг тебя, всего над тобой и под твоими ногами. Добро пожаловать в мои владения. Дабы между нами не было раздала в будущем, прими этот скромный дар.

Меч был протянут через преграду рукоятью вперёд. Северный воин даже не посмотрел на оружие. Он не был мудрецом, но был он хитрым и многоопытным человеком, знавшем о том, как можно получить проклятье через вещь.

— У меня есть свой.

— Если не для битвы, то ради доброй памяти можешь взять. Нет? Ты приглядись.

Холодные глаза коснулись потёртой оплётки, перекрестья и клинка, подёрнутого ржавчиной. За мечом не следили, им не сражались, его не любили и не вверяли ему жизнь. Старый кусок металла, никому не нужный и не… Лоб Кнуда пошёл морщинами да так и застыл, зрачки задрожали, северянин словно рассвирепел и растерялся единовременно. Что-то знакомое проснулось в нём. Презрев опасность, он взял оружие и приблизил к лицу.

— Я знаю этот меч, — тихо процедил воин. — Помню его более длинным и тяжёлым. Я был безбородым мальчишкой, когда держал его в прошлый раз.

Он поскрёб ногтем пяту клинка, выявляя на металле небольшой узор.

— Что за меч? — раздалось позади.

Хирдманы расступились поспешно и появилось странное зрелище. К Кнуду подполз на четвереньках человек, оставлявший за собой кровавые следы. Его ладони и колени были разодраны. На спине человека восседал другой, — мелкий сморщенный старик с обликом столь мерзким, что тянуло плеваться. Перекошенное морщинистое лицо навечно застыло в гримасе злобы и ехидства, паутиной свисали редкие нити бороды, а со лба смотрел третий глаз, — чёрный, не сверкавший в свете факелов. Из чёрной шубы торчала лишь голова да когтистая ладошка, сжимавшая посох.

— Взгляни, Куга. Узнаёшь это клеймо?

— Кажется…

— Тебе не кажется, старый сморчок. Это клеймо Ноанкуна, наставника твоего. Он создал этот меч для моего брата прежде чем тот уплыл на проклятую Ору!

— Может быть, может быть…

— Откуда у тебя меч Балахаса?!

Внезапный возглас заставил хирдманов дрогнуть и податься в стороны. Майрон лишь улыбался и выдохнул дым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Держать гостя за порогом невежественно, — сказал он. — Видишь, Кнуд Свенссон, в отличие от тебя, я проявляю своё высокое воспитание. Пригласи меня к костру, налей мне мёда, и я расскажу тебе всю правду.

— А лучше убей его! — прокряхтел Куга. — Я вижу ясно, — он человек! Простой смертный!