Хаджи - Леон Юрис

Он повернул ко мне лицо и улыбнулся. Это был Абсалом! И это был не Абсалом. Он был такого же цвета, как текущий мед, и на нем было покрывало из той же чудесной ткани, что моя одежда. Конечно же, это был Абсалом, но его лицо напомнило мне Наду, а его большие копыта были усеяны алмазами. На нем не было седла, и я приник к его гри-ве, заплетенной в блестящие черные косы трех футов длиной.

- Здесь... здесь... - звал голос, пока мы поднимались прыжками, покрывавшими сот-ню миль.

Я стал чувствовать себя на Абсаломе в полной безопасности, когда мы во весь опор погружались в пояс комет с длинными хвостами. Когда они оставались позади, я разли-чал, что у каждой было лицо мусульманского святого, но странным образом похожее на стариков, умерших в Табе. Из комет мы попали в яростные зарницы, производившие шум и искажавшие небо.

Мы попали к морю, гладкому, как кожа Нады, и Абсалом заскакал по морю, а потом через огромные пещеры в тысячу футов высотой, и их соляные сосульки были украшены серебряной пылью. После пещер мы мчались в полной темноте. Ветер был наполнен аро-матом мирры.

- Теперь можешь слезть, Ишмаель.

Стоя посреди вселенной, я без колебаний подчинился. Абсалом исчез, но я не чувст-вовал страха. Передо мной возникла дорожка, обрамленная большими алебастровыми кирпичами, и я вошел в лес оливковых деревьев со стволами из слоновой кости, а листья у них были из сверкающих рубинов, и плоды казались кошачьими глазами.

Флейта позвала меня с дорожки к брызжущему водопаду, стекавшему в бассейн с вином. За ним был большой открытый луг, покрытый разноцветными лепестками роз и самой мягкой травой, какую мне приходилось видеть. Иисус сидел среди роз.

- Где мы? - спросил я.

- В первом раю, - ответил Иисус. - Дальше я идти не могу.

- Но на небесах ты ведь можешь пойти куда угодно!

- К сожалению, не раньше, чем Аллах окончательно распорядится обо мне. Когда я пришел в первый раз, Аллах заверил меня, что я и мои последователи могут неограничен-но пользоваться небом. Мне доставляло хлопоты изгнать всех, кто населял землю и умер до моего рождения. Больше всего мне хотелось выбросить евреев. Я когда-то был еврей-ским рабби, ты знаешь. Однако моим именем была названа целая религия, и Аллах отдал им небеса, потому что они одни из всего человеческого рода знали истину. Мы могли хо-дить везде до седьмого рая, пока он не пришел.

- Кто он?

- Мохаммед.

- Ты знаешь Мохаммеда?

- Ну конечно. Пока он не пришел, меня считали сыном Аллаха. Мохаммед яростно спорил целые столетия, и меня в конце концов понизили до мусульманского святого и про-рока.

- Так кто же ты, Иисус? Еврей, христианин, мусульманин?

- Я истинно верующий. Понимаешь, ныне только исламу принадлежит небо.

- Но почему ты не можешь выйти за пределы первого рая?

- Я все еще отказываюсь согласиться с заявлением Мохаммеда, что всех неверных надо заживо сжечь. Мне удалось убедить Аллаха оставить неверных хотя бы в первом раю. Но Мохаммед, надо сказать, настойчив. Он желает всех других сжечь.

- А христиане знают, что ты на самом деле мусульманин?

- Они бы отказались в это поверить, по крайней мере пока Аллах не вынесет об этом окончательного решения. Мне не хочется беспокоить Аллаха, потому что, в конце концов, ему же приходится присматривать еще за семьсот пятьюдесятью четырьмя миллиардами триллионов других планет, не говоря уже обо всех солнцах и всех этих су-масшедших кометах.

- Но если есть лишь одно настоящее небо, то куда же уходят люди со всех этих других планет?

- У всех них есть свое седьмое небо. Одно на планету, вот так. Но я ведь пришел, чтобы помочь тебе справиться с твоими трудностями, Ишмаель, - сказал он, внезапно сменив тему небесной политики. - Скоро ты увидишь золотую лестницу, - сказал Иисус. - Взойди по ней, и найдешь ответ.

- Но это загадка, которую невозможно отгадать, - возразил я.

- Все, что выше, чем здесь, - загадка. Если бы мы не говорили загадками, никто нас не понял бы.

И сразу за ним появилась золотая лестница. Теперь я испугался.

- О, Иисус, - воскликнул я, - помоги мне! Что есть истина небес?

- Истина в том, что Аллах один. Он - все добро, и он - все зло. В каждом из нас он поместил равную меру того и другого. Тебе дан ум, чтобы вести войну внутри самого се-бя и удовлетворять только себя. Положись на собственную душу. Найди свой собствен-ный ответ, и ты будешь свободен.

- Это самая ужасная загадка из всех!

- Однажды ты ее разгадаешь. А теперь взбирайся, Ишмаель. Чтобы получить от-вет, тебе надо забраться на уровень, на который ты однажды взбирался, и там ты найдешь ответ.

- Но... но...

- Больше ни о чем не спрашивай. Действуй своим умом. А мне надо идти. Мне еще предстоит долгий путь, а лошади у меня нет.

Поначалу поднятие по золотой лестнице было удовольствием, чудом. Но с каждой ступенькой мое тело становилось все тяжелее, а руки и ноги все менее надежными. Я поскользнулся! И лестница исчезла! Я взбирался по обрыву - ужасному обрыву, борясь и потея, хватаясь за него и бормоча от страха. Без сил я упал на выступ, в крови и слезах.

Передо мной была странная дверь. Когда я добрался до нее, она открылась. Я ока-зался в комнате, огромной, как царский дворец, но там ничего не было, кроме малюсень-кого старинного горшка с надписью: ПЕПЕЛ ПРОШЛОГО.

И в этот момент я стал погружаться. Я падал, и все чудные зрелища, запахи и зву-ки, которые я слышал, смешались вместе и передразнивали меня. Я увидел, как появилась планета Земля. Я падал все быстрее. Огни Акбат-Джабара возникли как дальняя вспыш-ка, становившаяся все больше и больше. Меня разобьет на миллион кусков! Ниже... ни-же... ниже... О Аллах, помоги мне!

Луч солнца открыл мне глаза. Я знаю! Я знаю! Я кинулся с Горы Соблазна в Акбат-Джабар, падая и обдирая в кровь руки и колени. Задыхаясь, я вбежал в нашу лачугу, схва-тил хаджи Ибрагима за руку и потащил его вон.

- Отец, - прошептал я ему на ухо, - я знаю, как связаться с евреями.

Глава третья

Я не мог рассказать хаджи Ибрагиму о своем путешествии в первый рай. Семья по-верила бы мне, и возникла бы жуткая ревность оттого, что Иисус нанес свой персональ-ный визит именно мне.

Будучи мухтаром Табы, отец наслышался за своим столом в кафе многих удивитель-ных историй. Мы не глумимся над тем, что кажется фантазией. Нам и в самом деле трудно сказать, где кончается фантазия и начинается действительность. Один только мой отец обычно подвергал эти истории сомнению, но никогда не говорил этого в лицо рассказчи-ку, ведь это могло его обидеть.

Я был в полной уверенности, что мое путешествие произошло на самом деле и рас-крыло глубокую тайну. Но в глазах Ибрагима мне все-таки не хотелось показаться глу-пым. Я решил одолеть проблему логикой, ведь он был одним из немногих, кто мог бы это оценить.