Хроника времён «царя Бориса» - Олег Попцов

Как раз в эти дни я встречался с Абдулатиповым. За месяц до того мы участвовали в пресс-конференции нового общественного движения «Согласие ради Отечества», что впоследствии навлекло на меня гнев демократов. В конце июля конфронтация достигла предельной отметки, и необходимо было найти иное пространство согласия вне привычных властных структур. Тогда и появилась, на мой взгляд, неглупая мысль созвать Ассамблею граждан России, которая могла ослабить противостояние в центре и в регионах. В инициативном комитете оказались Юрий Скоков, Егор Яковлев, Нина Валтазарова (Социалистическая партия), Рамазан Абдулатипов, Николай Травкин, Евгений Кожокин, Дмитрий Рогозин, Николай Федоров, и пригласили меня. Затем Егор Яковлев спрыгнул с поезда, а я остался. Туда же собирался войти и Степашин. Но это можно считать поводом № 1 моего участия в этой затее. Поводом № 2 следует считать попытку противостоять искушению, а оно могло возникнуть, образовать ещё одно ядро антипрезидентской оппозиции, тем более что в составе оргкомитета оказалось трое обиженных Президентом: Е. Яковлев, Ю. Скоков и Н. Федоров. Не менее важным было ещё одно обстоятельство: авторы замысла в большинстве своем отрицательно относились к Верховному Совету и были сторонниками досрочных выборов.

Последний раз в усеченном составе мы встретились 27 сентября. Наши прежние замыслы теперь были похожи на исторические свидетельства другой эпохи. Указ Президента перевел стрелки часов. Абдулатипов предложил принять заявление, осуждающее действия Президента. Мнения разделились. Я сказал, что самое нелепое сейчас собачиться с Президентом, надо готовиться к новым выборам. Указ Президента лишен безукоризенности, как всякое вынужденное решение. Он антидиктаторский, потому что назначает выборы и готовит референдум по новой Конституции. Кожокин, Степашин, а после небольшого раздумья и Скоков поддержали меня.

Я спросил Абдулатипова: что его удерживает в Белом доме? Он не может не понимать бесперспективность затворничества. Чуть ранее он достаточно темпераментно осуждал Хасбулатова, говорил, что его непомерное властолюбие, мстительность, коварство завели парламент в тупик, что он, Абдулатипов, стал заложником этого страшного человека.

Я повторил вопрос, почему он не употребит своего влияния, чтобы убедить какую-то часть людей покинуть Белый дом и тем самым убавить накал противостояния. Он ответил:

— Если я уйду, они бросят мне в спину — предатель, испугался.

Следует признать, что, исключая достаточно узкий круг политиков, слепых приверженцев парламента, все остальные, в том числе и противники Президента, понимали: Указ Ельцина — это выход из тупиковой ситуации. Наконец узел, затянутый до каменной твердости, рассечен.

Зададимся вопросом: а разве результатом замысла «непримиримых», одержи они верх, был бы либерализм? Ничего подобного. Бескомпромиссное, волевое подавление, направленное на низложение Президента, чуть позже суд над ним и его сторонниками, — вот на что рассчитывала противоположная сторона.

Я полагал, что Абдулатипов не говорит всей правды. Доподлинно известно, что после объявления Указа, во время первого заседания парламента, он шепнул на ухо Хасбулатову: «Я с тобой, Руслан». Традиционная кавказская солидарность или свой рисунок борьбы? Известно, что Абдулатипов всячески стимулировал агрессивность Хасбулатова на протяжении первых двух дней «парламентского мятежа». Известно и другое: попытка выдвижения осужденного Хасбулатова в депутаты уже нового парламента случилась именно в Дагестане, где избирался в Федеральное собрание Абдулатипов. Попытка не имела успеха, так как была пресечена Центральной избирательной комиссией. Абдулатипов в Дагестане самая популярная политическая фигура. Мог ли он не знать, что в этой маленькой республике вызревает идея избрания Хасбулатова в новый парламент? Полагаю, что и знал, и, вдали от Москвы, не противился этому замыслу. Сказанное не есть упрек. Абдулатипов, как человек образованный и умный, в одинаковой степени недолюбливал и Президента и Хасбулатова, но, будучи зависимым и от того и другого, старался хотя бы негласной критикой в их адрес засвидетельствовать свое бунтующее начало, свою несломленность. При равной нелюбви в тот момент вверх взяла сила кавказской сродненности.

Первый тур переговоров в Свято-Даниловом монастыре обнадежил ненадолго. Доклад, сделанный по возвращении в Белый дом Соколовым и Абдулатиповым, был принят в штыки. Делегации было высказано недоверие. Тут же утвердили новый состав, но уже во главе с Ю. Ворониным. Помимо него, в делегацию были включены депутат Домнина, когда-то сторонница Ельцина, а затем его оголтелый противник, и все тот же Абдулатипов. Появление Воронина во главе делегации на переговорах усилило подозрение, что агрессивность парламента обретает новый импульс. Оставалось понять: на что рассчитывает парламент, избирая тактику ультиматума? Рисунок переговоров мгновенно изменился. По разные стороны стола сидели бывший первый заместитель Хасбулатова и нынешний. По свидетельству Сергея Филатова, уже первые часы переговоров с участием Воронина показали, что начинается продуманная игра, цель которой — затянуть процедуру, как бы априори признать бессмысленность переговоров. Характер требований, заявленных от имени парламента, стал, по существу, ультимативным, позиция — непримиримой. Прямо с порога Ю. Воронин заявил: «Ни о каких условиях и договоренностях не может быть и речи, пока полностью не будет снята блокада Белого дома».

Попробовали наладить вторую переговорную цепь — создали группу экспертов. Они готовили проект соглашения. Затем за стол переговоров садились делегации в полном составе. Председательствовал Патриарх Алексий. Три попытки выработать соглашение успеха не имели. Соглашение не выстраивалось, превращалось в обыкновенное заявление. Уже договорились подписать совместное заявление, но вскоре и от этого отказались. Любой шаг к сближению Воронин перечеркивал очередным ультиматумом, окрашенным истерикой депутата Домниной. В итоге каждая из сторон давала свое свидетельство журналистам, обвиняя противоположную сторону в нереалистичности её позиции. Срок, обозначенный в правительственном обращении, тоже был своего рода ультиматумом, он приближался. Его истечение могло стать началом каких-либо нестандартных действий, иначе беспомощность центрального правительства, как и правительства Москвы, становилась очевидной. Представлялось алогичным, что нарастающая нервозность исполнительной власти, не желающей силового столкновения и, конечно же, опасающейся его, не вызывает неадекватной реакции в Белом доме. Переговоры в Даниловом монастыре оказались на грани срыва. Использовалась любая мелочь, вплоть до неточностей, допускаемых журналистами. Когда патриарх встретился с Президентом днем ранее, а телевизионный сюжет ошибочно был заверстан днем позже. Этого оказалось достаточно, чтобы Воронин обвинил патриарха в лукавстве, что тот якобы наезжает с докладами в Кремль, где получает у Президента инструкции на следующий тур переговоров. Краткосрочный перерыв в переговорах по причине нездоровья Алексия объясняется этой выходкой Воронина, оскорбившей патриарха.

Все эти дни на телевидении, радио были тревожными. В воздухе висело предчувствие беды. В течение практически всей недели каждый рабочий день я начинал разговором с начальником службы безопасности Компании.

Очередной раз рисуя на листе бумаги всевозможные комбинации, я спрашивал себя: какой резон Белому дому затягивать переговоры? Чем вызвано ужесточение позиции Воронина? Мы имели постоянную информацию из Белого дома, там работали наши корреспонденты. Все они говорили в один голос о гнетущем чувстве, преобладающем среди депутатов, нежели взвешенном, предполагающем какую-то нестандартную активность. Очень скоро стало ясно, что в Белом доме образовалось некое подобие военной хунты в составе: Ачалов, Макашов, Баранников, Дунаев. Все они формально подчинялись Руцкому, который руководил предполагаемой обороной резиденции парламента. Но все они были неизмеримо профессиональнее Руцкого в своем деле, и, скорее всего, именно они контролировали ситуацию и поведение Руцкого. Если военные затягивают переговоры, а их положение вроде как безвыходное, следовательно, они на что-то рассчитывают. Возможно, ждут перелома в настроении общества, но это ожидание длительное.

Всего могло хватить — продуктов (окруженный милицией Белый дом — это же не всамделишная блокада) и скупо расходуемой электроэнергии (депутаты, заседающие при свечах, производят впечатление экзотическое, театрально-постановочное, как и момент самовеселья — поющий оперную арию депутат Челноков или пляшущий депутат Бабурин — все это мы увидели в информационных выпусках).