Дом Леви - Наоми Френкель

Слова ее печальны и лицо несчастно. Господин Леви приближается к ней, гладит ее по волосам.

– Детка моя, дом мой для тебя всегда открыт, но если мне позволено, я дам тебе совет: не оставляй дом родителей. Наши дни не очень подходят для того, чтобы искать счастье в чужом месте. В родительском доме ты лучше всего сможешь построить свой дом и свою жизнь.

– Дядя Артур, – отчаяние вырывается в голосе Елены, – вы просто не понимаете моего стремления. Вы полагаете, что желание мое, как у всех женщин, оставить свой дом и найти мужа?

– Боже упаси, детка моя, – торопится господин Леви успокоить ее, видя искаженное отвращением ее лицо, – не мужей я имел в виду, ни в коем случае.

– Не могу я больше жить в родительском доме, не могу, дядя Артур.

– Но почему, детка моя?

– Не знаю, дядя Артур, но все мне там ненавистно. Этот особняк отца, этот сад, тетя Финхен, дядя Герман, и этот хлопок, все, все! Кладбище! Я ищу цель в моей жизни, дело, которому смогу посвятить мою душу и все мои силы. В доме родителей я этого не найду, там ничего нет.

Заложив руки за спину, господин Леви стоит, склонившись над ней.

– Но что ты найдешь здесь, дорогая Елена?

– Тут есть простор, дядя Артур. Там, где есть простор, там бурлит жизнь. Я чувствую, что люди борются в эти дни во имя больших дел, и тишина в мире текстиля, которая царит в родительском доме, мнима. Мир себя меняет, дядя Артур, а каково мое место в этом мире?

Господин Леви расхаживает по кабинету, и глаза Елены со страхом следят за ним.

– Ну, Елена, если таково твое желание, я с большой радостью приму тебя в наш дом.

– В новом году я приеду, дядя Артур, завтра этот год завершается, – лицо Елены смягчилось и обрело прежнюю красоту.

«Несчастный ребенок, какая цель ее ожидает здесь в столице, в эти дни? Несчастная девочка покидает обеспеченное место и выходит в мир, лишенный всякой цели».

– Дядя Артур, если вернемся к прежней теме – о вашем здоровье…

– Оставим эту тему. Она неприятна мне и также…

– Вы устали, дядя Артур?

– Устал немного. Сейчас отдохну.

Елена выходит. Из открывшейся двери доходят голоса – лай собак, чей-то бег по ступенькам, громкий смех тети Розы, низкий густой голос дяди Лео, и голоса кудрявых девиц, пытающихся развлечь тетю и дядю.

Кетхэн вкатывает в кабинет столик с чайным прибором.

– Как там дела у наших гостей, Кетхэн?

– Очень хорошее настроение, уважаемый господин, хорошее у всех.

«Если так, поднимем вечером рюмки в честь литейной фабрики «Леви и сын». Я размышлял о семейном доме в минуту слабости духа. Нет возврата к прошлому. У Елены, колющей орехи в отчем доме, нет там иной цели. Надеюсь, что у меня в доме, она найдет выход».

Отец закрывает дверь. В салоне раздается веселое кукование кукушки.

В комнате Иоанны поселили тетю Регину, потому что комната эта в розовых тонах и в ней розовое пианино, а тетя из-за хронической бессонницы до поздних часов наигрывает на инструменте. У тети Регины прямая спина, голубые глаза и на голове башня из седых кудрей. В длинном шелковом халате стоит она и педантично изучает комнату, которая выглядит странной и не похожей на привычную ей детскую комнату. Ни кукол, ни кукольного домика, ни колыбели для кукол которые должны быть у дочери уважаемого дома. Никакого оборудования, необходимого для воспитания. Только учебники на розовой полке, а над ней – небольшая скульптура Атласа, держащего на плече земной шар. На светлой бронзе земного шара – ивритские буквы черной тушью. Даже на лбу Атласа – буквы «алеф» и «бейт»! Разве не раз говорила тетя Регина, что у детей ее двоюродного брата Артура нет образования? К большому ее сожалению, нет. Открывает тетя Регина крышку розового пианино, касается клавиш, но звука нет. Немое пианино. В гневе высокая тетя Регина открывает дверь в комнату Бумбы. Иоанна лежит на кровати, как обычно, погруженная в чтение книги. У стола сидит Бумба, и вокруг него листы бумаги: он рисует. Иоанна вскакивает с кровати, Бумба остается сидеть на стуле.

– Добро пожаловать, тетя Регина.

– Чем ты занимаешься, Зигфрид? – показывает тетя Регина на листки.

Проходит несколько секунд, пока Бумба понимает, что «Зигфрид» это он.

– Рисую фасолевый суп.

– Что ты рисуешь? – эти дети Артура всегда вызывают у нее удивление.

– Я сказала ему, что невозможно нарисовать фасолевый суп, – провозглашает Иоанна.

– Фасолевый суп можно видеть только в тарелке, – разгорается спор между детьми.

– Дети, – стучит тетя острыми пальцами по столу и прекращает спор, – хорошие дети не ссорятся и не говорят о таких вещах.

– Ты не можешь, чтобы не ссориться, – кричит Бумба.

– А ты, ты еще ребенок и ничего не понимаешь.

– Дети, – ударяет тетя по столу, – кто знает, что случилось с пианино?

– Я разобрал струны, – откровенно говорит Бумба как о вполне понятном деле.

– Но Зигфрид! – выходит тетя из себя. – Кто тебе позволил, Зигфрид? Тебя надо строго наказать.

– А-а! – разводит руками Бумба. – Это пианино никому не нужно.

– Что это значит? Вы не учитесь играть на пианино? Иоанна, что это значит? Вас еще не посылали учиться играть на пианино?

– Посылали, тетя Регина, но из этого ничего не вышло.

– Из-за собак, – объясняет Бумба, – она боится собак, и вашего пса Юлиуса тоже.

– Иоанна, что это значит?

– Тетя Регина, на улице, где живет учительница музыки, уйма собак, и все на меня лаяли, потому я не входила в эту улицу и не шла к учительнице.

– И что сказал твой отец?

– Он смеялся и сказал, что если у меня страх перед собаками сильнее любви к музыке, то я не должна учиться играть на пианино.

Тетя Регина всплескивает руками: «Что за образование! » Оборачивается и возвращается в розовую комнату. «Что за воспитание. Никто не мешает мальчику вытаскивать струны из пианино, девочка не играет на пианино, а отец спокойно терпит это». Тетя потрясенно сидит на кровати. Непокорный нрав ее брата Якова по сей день господствует в этом доме, и передался несчастным детям. Не помогли все усилия семьи, не помогла добрая и порядочная жена, дочь профессора, которую привели к Якову, не помогли порядочные сыновья, сыновья Леви, которых она родила дикому брату. Артура тетя Регина очень уважает, но и он оказался бессильным.

Тетя Регина вращает глазами. «Рыжий брат, чей смех сотрясал стены такого порядочного отчего дома, передал свои рыжие волос и свой необузданный нрав будущим поколениям». Ей надо подготовить одежду, спуститься к сыну брата и поговорить с ним об образовании его детей.

С приближением семейной встречи в доме усилилась суматоха. День уже склоняется к вечеру. Тени отдыхают на верхушках каштанов в саду. На всех этажах дома хлопают двери, носятся служанки, без конца звонит звонок у входа – это посыльные из цветочных магазинов и кондитерских – и собаки лают, и кукушка кукует, и патефон орет, и радио играет, ветер колеблет стекла, дяди и тети ходят из комнаты в комнату. В большой столовой служанки под наблюдением Эдит готовят стол к трапезе. Дед бегает по всему дому из конца в конец, открывает бабкины сундуки, достает посуду, банки, наборы бокалов. Очень ему хочется прихвастнуть перед преуспевающими и достопочтенными членами семьи своим серебром, золотом, хрусталем. Так пришли в его руки высокие канделябры бабки, перед которыми она благословляла царицу-субботу. Поставил дед эти канделябры в центр праздничного стола.

– Зачем, дед? – спрашивает Эдит.

– Пусть будут, – отвечает дед, – Кетхен, принеси свечи, это торжественно и красиво. Сегодня у нас праздник.

Дочери звонят в продуктовую лавку и заказывают свечи к бабкиным канделябрам.

В разгар этой суматохи и собачьего лая нагрянул неожиданно Филипп, которого пригласил Артур Леви.

– А-а, доктор Ласкер, – торопится Фрида навстречу смущенному гостю, задыхаясь при ходьбе от большого волнения, – большая радость, что вы пришли, доктор Ласкер, найдите себе место, потому что дом полон гостей, и не найти спокойного уголка. Сегодня большая семейная встреча. Собралась вся семья, вот и вы здесь. Сегодня наша фабрика перейдет в руки Гейнца. Когда я ему еще вытирала носик, сказала, что его ждет большое будущее. Но что я тут стою и болтаю, дел много, все на моих плечах, поднимайтесь, доктор Ласкер, поднимайтесь наверх, заходите в любую комнату, сегодня это не имеет значения.

Доктор Ласкер поднимается по ступенькам и не знает, куда себя спрятать. В комнате господина Леви слышен взволнованный женский голос, и из всех комнат доносится смех и болтовня. Идет Филипп за Кетхен и почти падает в руки Эдит, несущей большую вазу с розами.

– Осторожно, папа римский, ваза времен бабушки, – проходит Эдит мимо и ставит на стол драгоценную вещь.

– Буду осторожен, – бормочет Филипп, – конечно же, буду осторожен.

– А-а, доктор Ласкер, – дед сжимает плечо Филиппа, – добро пожаловать, доктор Ласкер, хорошо сделали, что пришли, много дел в доме, и еще один мужчина может помочь.