Собрание сочинений. Т.1. Рассказы и повести - Иво Андрич

Домишко унаследовали они от деда матери, унаследовали как потомственную болезнь. И прежде не был он ни светлым, ни сухим, ни крепким, ни красивым. А теперь и вовсе обветшал, посрамленный и задавленный новыми, современными зданиями, каких не было восемьдесят лет назад, когда он был построен. Правда, мать, не покладая рук, бьется над тем, чтобы поддержать в доме чистоту и порядок, как бились женщины двух предшествующих поколений. Двор засажен цветами, без особо богатого выбора и порядка, бедняцкий двор. Домишко побелен от стрехи до фундамента, а «цоколь», выделен голубой краской, блеклой и постной, невидный «цоколь», бедняцкий. Маленькая дощатая терраска и зимой и летом сверкает чистотой до желтизны отдраенных досок, летом ее обвивает виноградная лоза, придавая ей на короткое время обманчивый вид скромной роскоши; впрочем, лоза приносит и виноград, но мелкий и кислый, бедняцкий. Вот и выходит, что хоть у них и есть свой дом, но бедняцкий дом, плохонький, ветхий; и раньше не отличался он красотой, а теперь и вовсе выглядел уродливо, никогда не был он ни приветливым, ни веселым, а теперь и того меньше. По-бедняцки заложенный и построенный, он и век свой проводил, и дряхлел по-бедняцки. Бедняцкий дом и населен беднотой, не считающей себя таковой, ибо в этом она никогда не признавалась ни себе, ни другим, и никто никогда не отваживался сказать ей это в лицо. Но и та беднота, которая в нем живет, хиреет на корню. Первое поколение еще куда ни шло, оно еще умело находить радости в своей бедняцкой доле, однако с годами и с развитием самого городка их порода постепенно вырождается, мельчает, тупеет, смиряется со своей нищетой, не осмеливаясь назвать ее настоящим именем, как с чем-то неизменным, и не стремится к лучшему.

В такой жизни нет радости, нет движения и новизны, а без них жизнь становится убогим существованием, а человек — лишь ее рабом.

Точно так же, как с домом, обстоят дела и с едой, и с одеждой. Скудная пища, добытая тяжким трудом, расходуется скупо, маниакально экономится и бережется, и в результате ее хватает лишь на то, чтобы кое-как поддержать жизнь, но не прибавить ни сил, ни радости. Он знает это уже несколько лет, со времени поступления в сараевскую гимназию, когда он начал заниматься сравнениями, приносящими истинные страдания его наивному юношескому тщеславию и подогревающими его мечты о красочном, богатом, изобильном будущем.

Да, обитатели левого берега больше живут ложными представлениями о жизни, чем самой жизнью. На их песчаном берегу в обиходе громкие слова, пустые фразы и принципы, здесь есть и мрачная гордость, и бесполезное упорство, но нет никаких неожиданностей и перемен, нет подлинной радости и тех светлых минут, когда ей беззаветно предаются. И нет никого, с кем можно было бы поделиться своими раздумьями, кто мог бы помочь в решении вопросов, одолевающих его в последнее время: почему так устроен мир, почему для них одно, а для других — другое и что следует предпринять, чтобы изменилась жизнь убогого левого берега.

Мысли эти бурлили и клокотали в обнаженном подростке, который неподвижным изваянием застыл над обрывом, позабыв обо всем вокруг себя. И обращались в праздные мечты. Хорошо бы перенестись куда-нибудь в другое место, подальше от этого каменистого берега, где он сидит, голый, усталый, истомленный всевозможными желаниями в сумеречном свете остывающего дня. Прочь от этой недоступной дороги над ним, стремительно уносящей в неведомую даль коляску с еще более недоступными пассажирами, а вместе с ними, наверное, богатство и красоту, прочь от этой студеной, коварной и своенравной реки, прочь от противоположного берега со столь хорошо знакомым ему родительским домом, где его ждут одни только школьные учебники, скудный ужин, поглощаемый в молчании, и жесткая постель. Ему хотелось быть другим и в другом месте, оказаться среди людей, которые живут, трудятся, приобретают и богатеют на радость себе и окружающим. Обладать хотя бы частицей от великолепия этого мира, что блеснет порой на лету, подобно крылатой радуге, и скроется из вида, от того изобилия, что, несомненно, существует в мире, пусть оно и проявляет себя лишь туманными намеками!

Роскошь и красота! На песчаной и каменистой почве красота и роскошь не произрастают и не цветут. Здесь о них мечтают. Но вдруг в его памяти мгновенно вспыхнуло некое подобие этих явлений, отдаленное и слабое, словно видение во сне. Красный бантик на сером песке, точно вспыхнувший огонек или фантастический чудесный цветок. Роза Калина.

Она была дочерью финансового инспектора Антона Калины. Чех по происхождению, он был из онемеченной семьи, натурализовавшейся в Уерновицах, — там его отец и дед владели известной фабрикой пива. Калина — высокий сухощавый человек в зеленоватом мундире с серебряными звездочками и твердым, высоким галунным воротником. Длинная никелированная сабля — единственное на нем светлое. Во всем остальном он мрачен и сух, точно сделан из грубо выдубленной бездушной кожи, на которой глаза, губы и усы кажутся нарисованными карандашом и лишенными живой плоти. Движения у него резкие, отрывистые, взгляд суровый, осанка гордая.

Госпожа Флора (прозываемая Лолой) Калина тоже высокая и невероятно худая женщина. Ее отец Аурел Копша занимал должность председателя Верховного суда в Черновицах. Известный юрист, румын по происхождению, он был фанатичным приверженцем немецкой культуры. Мать же принадлежала к офицерской дворянской австрийской семье Да Рива-Риттер. Много лет тому назад в пору своей молодости госпожа Флора была стройной красавицей с буйными черными кудрями и огненными глазами сицилианки, она вдребезги разбивала сердца молодых юношей из высших кругов Черновиц и своими смелыми и невероятными выходками шокировала общество, к которому принадлежала. В то время Антон Калина служил прапорщиком в австрийской армии; богатый фабрикант пива Калина хотел, чтобы его сын непременно стал офицером. Роман инфантильного Антона Калины и красавицы Лолы Риттер, наткнувшись на общественные и правовые препятствия, закончился скандалом, какие время от времени потрясают, подобно взрывам, замкнутую и добропорядочную австрийскую среду. Однажды ночью молодая пара бежала в Румынию. Там они встретились с нуждой, голодом и всяческими разочарованиями. Год спустя по настоянию родителей беглецы вернулись с шестимесячным мальчиком. Офицерская карьера Антона Калины была прервана, и он затерялся где-то в пограничной таможне в Северной Чехии. Тут неугомонная госпожа Калина завела тягостную любовную интригу с неким молодым чехом, студентом Пражской консерватории. У нее родилась девочка. Брак, возникший по романтической любви, лопнул как мыльный пузырь, хотя и не распался окончательно. После родов Лола долго болела и чудом выжила. Но из тяжелой болезни вышла совершенно другая женщина, худая, подурневшая и хмурая госпожа Калина.

На живом скелете, оставшемся от прежней Лолы, сохранились лишь ее огромные глаза, да и те без искр и былого сияния, это были темные провалы, и сквозь них госпожа Калина взирала на окружающий мир то злым, то печальным взглядом бывшей красавицы, которая не может ни забыть то, что было, ни раз и навсегда примириться с тем, что есть.

Странный, а порой страшный был этот взгляд; испытующе, с надеждой, мольбой и страхом устремленный в глаза собеседника, он проверял впечатление, которое производит ее лицо. Когда она забудется порой и на мгновение снова становится красавицей Лолой, взгляд ее скользит безмятежно, триумфально, уверенный в прелестях женщины, которой принадлежит. Но это продолжается недолго, и, омраченный внезапной тревогой, он снова с сомнением впивается в чужие глаза, отыскивая в них подтверждение того, что еще не все потеряно, а потом погасает, прикрытый темными веками, точно траурной вуалью. Да, все миновало, сколь бы это ни выглядело невозможным и невероятным, красота, здоровье, уверенность и свежесть бесследно исчезли. И самое ужасное, эти печальные приметы былого вызывали у всех сожаление и отвращение.

После всех событий Калина получил повышение по службе и назначение на австрийско-сербскую границу, в далекий и неведомый Вышеград.

Таким-то образом чопорная и благопристойная супружеская чета, а на самом деле двое потерпевших крушение, высохших и озлобленных людей, появились в городке и поселились в красивом белом доме финансового инспектора с ухоженным цветником и большим садом. Они привезли с собой двоих детей, мальчика четырех лет и девочку, которой только что исполнился год. Мальчика, едва он достиг школьного возраста, отправили в Чехию к родне, а позднее записали в кадетское училище. Из-за отцовской авантюры в дни его молодости этот шаг дался нелегко, однако в конце концов удалось добиться желаемого, что для инспектора Калины означало первый и последний успех на его жизненном пути. Молодой человек приезжал в Вышеград только на каникулы. Долговязый, худой и черноволосый юноша был вылитая копия отца. Он говорил исключительно по-немецки и держался особняком, ибо в городе не нашлось ни одного молодого человека, который мог бы соответствовать его воспитанию и будущему положению в обществе.